Чужие. Реквием по мечте (СИ) - Егорова Олеся (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Глава 18. Артём.
Я не мог оставаться в стороне от Полины. По несколько дней терпел, кусая локти, а потом доставал левую симку и новый телефон, чтобы позвонить очередному человеку, что сообщит о ней. Я знал всё, о каждом шаге, о проблемах и успехах. И я гордился своей малышкой. Я уверен был, что она со всем справится, но каждый её успех отзывался гордостью в сердце. Я ждал, что к ней придут люди Шамиля, и ожидание выматывало. Казалось, что мы стоим на одном месте, и совершенно не движемся. И я не мог двигаться дальше, пока не был уверен, что план выгорит, и её оставят в покое. Сколько бы мы с Элайзой не петляли, сколько бы не светились, нас не искали. Думаю, Каримов, итак, знал о каждом моём шаге, но я один ему нужен не был. Он готов был пролить не только мою кровь, но и человека, близкого мне, чтобы перед смертью я успел испытать всё, что почувствовал он, потеряв своего сына. И как бы не стиралось прошлое из моей памяти, тот день я запомнил навсегда. Каждую минуту, требовавшую моего выбора. У нас не было приказа делать чистку. Чем больше заключенных, тем больше это устраивало власти. Поэтому мы старались сохранить каждую жизнь, насколько это было возможно. Прочистили особняк, подобравшись к спальне Каримова, но на дороге встал его сын. Он был не один. Держал в заложниках девушку, молодую, беременную. Как позже я узнал, служанку, носившую его же ребёнка. Я видел кровь, тоненькой струйкой стекавшую с её шеи, в тот момент, когда нож входил глубже, вынуждая меня освободить путь Каримовым. Я орал через толстые дубовые двери, чтобы Шамиль вышел. Дом окружён, и даже если я и девушка сейчас ляжем, их всё равно не выпустят. Мне плевать было на обоих ублюдков, но её, я потерять не мог. Слишком живо стояли перед глазами картины прошлого, когда я сдирал простыни с окровавленного тела Айвар. Но её жизнь Каримовым была не нужна, а старая мразь была настолько труслива, что даже зная, чем рискует его сын, так и не вышел из комнаты. Девушку мне помог спасти Бес. Закинул в окно шашку, и мне хватило нескольких секунд видимости. Валид среагировал на звон стекла, ослабил руку, державшую нож, и упал на пол, с навсегда распахнутыми глазами и пулей во лбу. Девчонку ещё долго не могли оттащить от тела. Она билась в истерике, посылая проклятья. О том, что ей будут угрожать, как оказалось, они договорились заранее. Девочка верила, что нищую служанку сделают королевой. Позже, в больнице, она сделала аборт. Ведь королевой ей уже не стать, а без этого ребёнок не нужен. Когда Каримова уводили в машину, он остановился возле меня, глядя на лицо в маске, и сказал, что запомнил мои глаза. Когда-нибудь он заставит эти глаза извергать кровавые слёзы. А после восьми лет заключения, он сбежал из тюрьмы, и началась охота. На меня, и мою семью.
Два дня назад мне позвонила Анна. Она не из робкого десятка, не стала церемониться и подбирать слова. Сказала, что наш план провалился, что я скоро стану отцом, и что сейчас люди Шамиля уводят Полину из здания. Но у них всё в порядке, и к встрече они готовы. Она бросила трубку, и впервые в жизни я охуел. Не тогда, когда Айвар робко сказала, что беременна. И даже не в тот момент, когда Полина вернулась с чашкой чая, упёрто сообщая о том, что мне от неё не избавиться. А вот сейчас, когда понял, что я законченный идиот. Что не заметил за ней ничего странного. Что в своих гонках, возможно, упустил самое ценное, что у меня есть. Ведь Аня права. Наш план целиком и полностью провалился, и теперь в руках Шамиля может оказаться то, о чём он даже не мечтал. Мой ребёнок! Мой! Всё, что я воспринимал за страх раньше, оказалось хернёй по сравнению с тем, что я чувствовал сейчас. К чёрту всю конспирацию, я звонил всем, кому только мог дозвониться до момента, когда сел в частный самолёт, всегда находящийся в относительной близости от меня. Я знал о каждом их шаге, каждую секунду. Мы расстались с Элайзой, и договорились, что встретимся во Франции через несколько дней, чтобы решить, что делать дальше. Сам же я рванул в Россию. И в тот момент, когда оказался рядом, когда увидел её, сидящую на корточках, с зажатыми ладонями ушами... Тогда я боялся даже прикоснуться к ней. Полина выглядела настолько хрупкой и бледной, что, казалось, дотронься до неё, и она рассыпится на ветру. Мне было страшно смотреть ей в глаза. Страшно и стыдно. За то, что не смог защитить, за то, что обманул, и всё равно ошибся. И страшно за то, что не простит. Потому что та боль, что увидел в её глазах, когда подняла голову, захлестнула меня с головой, и заставила задохнуться, и чтобы я не сделал дальше, “нас" уже не спасти.
*****
Сейчас, сидя в самолёте, и делая вид, что обсуждаю будущий план действий, я могу за ней наблюдать. Исподтишка, как влюблённый пятнадцатилетний подросток. Так глупо, но в тоже время безумно тяжело, смотреть, и не иметь возможности даже прикоснуться. Она ещё не простила меня, я это точно знаю, и стараюсь ей дать свободу. И это чертовски сложно. Смотреть как она поправляет выбившийся из хвоста локон волос тонкими пальцами, видеть, как прикусывает пухлую нижнюю губу, в попытке сдержать слёзы. Я догадываюсь о чём речь, понимаю это по сгорбленной осанке Ани, и её тяжёлому взгляду. Она рассказывает о своей жизни, и о своей боли. И Полина несмотря на то, что сама переполнена горечью, поддерживает её так, как умеет только она. Всей душой впитывая в себя эмоции, а в ответ возвращая лишь искреннюю доброту и сожаления. Она держит ладонь Анны в своей руки и поглаживает плечо, говоря ей что-то. Я не слышу, что именно, но знаю, что это самые нужные слова, самые верные, какие только могут быть. Чуть позже они замолкают, и остаток полёта проводят в тишине, погружаясь каждая в собственные мысли. Я так и не нахожу в себе сил вмешаться, да и понимаю, что сейчас правильнее дать Полине время прийти в себя.
В небольшом аэропорту близ Парижа, нас встречает поверенный человек, присматривающий всё это время за Мэри, и везёт нас по нужному адресу. Мы с Полиной находимся в одной машине, но она не делает больше попыток заговорить со мной. Всё больше смотрит в одну точку, теребя рукав своей блузки. Она растрёпана и выглядит уставшей, но от этого не становится менее красивой, менее желанной и родной. Я настолько сросся с ней за эти два года, что сейчас, каждый раз отрывая её от себя, чувствую, как выдираю кусок собственной плоти. Но по-другому не могу. Я сам впутал её в свою жизнь, заставил быть с собой, не думая, что всё зайдёт так далеко, а потом уже не смог отказаться, и прогнать её. Людям свойственно жить одним днём. Не думать об опасности, и предпочитать верить, что всё пройдёт мимо. И это наша главная ошибка. Ошибка, которая может стоить жизни.
- Мы едем к Мэри? - Наконец-то оборвала она тишину.
- Да.
- Она знает правду? - Полина беспокоилась за девочку, и это грело душу, ведь теперь они будут вместе, и она позаботится о Мэри лучше родной матери, в этом сомнений не было.
- Частично. Без подробностей. И она очень скучала по тебе. - Не знаю зачем добавляю это, ведь Полина, итак, знает, что малышка любит её всем сердцем.
Мы выходим из машины, остановившись недалеко от небольшого многоквартирного дома, и проходим к заднему входу. Поднимаемся по лестнице на третий этаж, когда слышим топот ног, и крик Мэри.
- Полина!! - Она подлетает к нам, бросив на меня мимолётный взгляд, и падает в не мои объятия. Это очень странно и непривычно. Сколько помню девочку в нашем доме, я был для неё главным человеком. Только меня она всегда ждала с придыханием, считая дни, и так же бежала по лестнице, встречая из поездки. А сейчас я для них словно пустое место. Я смотрю как Полина прижимает к себе Мэри, так крепко, будто не может надышаться ею, и представляю, как она будет вот так вот держать в руках нашего ребёнка. И ведь даже самый последний атеист в такие моменты вспомнит о Боге, и будет молить лишь об одном. Дать возможность увидеть это когда-нибудь, хоть одним глазком посмотреть на своих близких, знать, что они счастливы и здоровы.
