Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (читать полную версию книги .TXT) 📗
Так родилась неизбежность. Ты не знаешь, что это именно ОНА постучала в твои двери. Не знаешь… Ты только уверен в том, что что-то случилось…
Елена отстранилась. Ее рука выскользнула из его руки. Шатенка улыбнулась и, развернувшись, гордо пошла вперед, смотря вдаль. А Тайлер стоял позади, все еще пытаясь понять, что же за шквал эмоций в нем произошел. Так будет и потом, некоторое время спустя. Она пойдет вперед, а он останется… думая, был этот взрыв реальностью или только иллюзорностью.
2.
Комната была заполнена дымом. Бутылки разбросаны по полу. Музыка разносилась по квартире, а грубый, твердый голос исполнительницы будоражил, заставляя наслаждаться каждой секундой музыки.
Очередная затяжка… Дым проникает в легкие, уничтожая их… Принося с собой умиротворение. Девушка, сидящая рядом, допивает бутылку портвейна и, откинув ее, медленно поднимается. Доберман смотрит на нее с явной агрессией, с желанием, с презрением… Но девушка особо не расстраивается. Она прибавляет громкости, оборачивается… Она красивая, стройная, эффектная и падшая. Деймон привел ее сюда лишь потому, что она показалась ему жестокой. Но теперь эта особа строит из себя невинную овечку. Разочаровывает…
— Попробуй, — шепчет она, усаживаясь рядом с парнем. Она одета в одно нижнее белье, и Сальваторе совершенно не помнит ее имени. Ему плевать на ее мнение. Девушка аккуратно берет сигарету из его рук, потом хватает полупустую бутылку. Она затягивается и, не выпуская дыма, тут же заливает в свою глотку отвратительное, опасное зелье. Она кашляет, но ей безумно нравится такое развлечение. Деймон улыбается, но сегодня он не хочет пить. Его страсть — не наркотики и не выпивка. Его страсть — сигареты.
Звонок в дверь. Доберман поднимается, на ходу говорит: «Тебе пора съебываться» и идет открывать дверь.
Его встречает Локвуд с радостной улыбкой на губах. Он закричал во весь голос: «Привет, дружище! Я в гости», и без приглашения вошел в потрепанную квартиру.
Как же эти двое могли общаться, учитывая то, что они разные не только во внешнем образе жизни, но и во внутреннем мироустройстве? Ведь такие как Доберман должны ненавидеть таких, как Тайлер. Низы общества должны ненавидеть мажоров, которые тратят деньги своих богатых родителей.
Но не было ненависти. Локвуд и Сальваторе ладили. Очень даже ладили. Вряд ли это сумасшедшая мужская дружба, к которой так стремятся мужчины. Вряд ли они дадут кровную клятву быть вместе. Но в их общении было то же, что было в общении Бонни и Елены. Абсолютное отсутствие каких-то обязанностей. Тайлер был открыт. Деймон предпочитал все держать в тайне. Да и к тому же, сейчас не было особых секретов. Они появятся чуть позже…
Девушка попрощалась, бросив напоследок: «Позвони мне». Тайлер вошел в зал. Не убрано, накурено, холодно. Локвуд уселся на диван и, улыбаясь, уставился на друга. Сальваторе расположился рядом. Ему пришлось начать новую сигарету.
— Чего ты здесь засел, а? Пора выбраться в свет, мы давно с тобой не кутили.
Деймон оперся о спинку дивана, сев как можно вальяжнее. Музыка все еще играла, только теперь это была какая-то электроника. Неплохая композиция. Сальваторе затянулся.
— Как ты думаешь, Бог существует? — он посмотрел на друга. У Локвуда с минуту было тупое выражение лица, словно он пытался понять какое-то сложное правило. Нет, Тайлер не был недалеким, однако сейчас его тупость могла взбесить Добермана.
— Ты снова в своей депрессии. Хватит!
— Нет, ты ответь, а потом я пойду в клуб, где нажрусь как свинья… Просто я думаю, что Библия — лишь шикарно обрисованная аллегория. Как тебя такая версия? Га-Ноцри* — наша человечность, все то светлое, что есть в человеческих душах, а Понтий Пилат — суровая действительность, гребанный объективизм. И… Если это так, то, следовательно, рано или поздно мы поднимемся ввысь… Воспарим…
Тайлер понял смысл слов своего странного друга. Единственное что он не мог вразумить — откуда такие мысли? Что его побудило к таким рассуждениям? Что случилось? И Доберман вряд ли что расскажет.
— Слушай… — начал Тайлер. — Я не знаю, есть он или нет… Я не знаю, есть ли Дьявол, и если честно, то я никогда об этом не думал…
А потом Тайлер замолчал. До него дошел смысл слов Добермана. И дело было не в Боге и не в религии. Дело было совершенно в другом.
Чтобы воспарить, надо быть растерзанным чувствами к жизни. Причем надо быть искренним в своих чувствах. Страшная тема для размышлений. Страшные мысли, которые не должны посещать умы молодых людей, которым всего двадцать с лишним лет. В это время хочется любить и жить, а не думать о грязи души…
Или все-таки стоит думать?
— Вот и я о том же, — произнес Доберман, нарушая молчание. — И я понимаю, что мне нравится моя жизнь. Мне нравится это дерьмо, что со мной творится. Я не хочу воспарять.
Чтобы воспарить, надо осознать, что ты пал, и подняться… Деймон тысячу раз думал об этой философской концепции и каждый раз то путался в противоречиях (ведь если ты стал ублюдком, вряд ли что тебя исправит), то отрицал, то принимал… И теперь эти мысли вновь сводили его сума. Как больные психопаты носятся по коридорам клиники, так и эти острые, словно стрелы мысли…
— Ладно, не заморачивайся, — произнес Сальваторе, вновь затягиваясь. — Я так понимаю, в твоей жизни произошло что-то охуительное, раз ты зашел в эту лачугу.
Тайлер подумал, что ему следовало бы поддержать беседу с Доберманом касательно аллегорий, но пока он не знал что сказать по этому поводу. Ему не хотелось вновь углубляться в дебри противоречий. Хватило разговора о фанатичности. Тайлер подумал, что он поступил бестактно, не ответив на реплики своего друга. Но вновь вспомнилась Елена, и Локвуду захотелось поделиться новостью со своим другом.
— Я встретил девушку.
— Ты встречаешь их каждый день в клубах, — спокойно ответил Доберман, смотря на пустые бутылки и слушая очередную композицию.
— Особенную девушку. Мы встречаемся уже неделю. За это время я ее ни разу не поцеловал и не обнял… Она такая же, как я… Она единственная, кто смотрит серьезно, и… Она очень искренняя. Ей девятнадцать…
— Уоу-уоу! Зачем ты начал связываться с малолетками? В тридцать женщины не очень-то умнеют, а что говорить про девятнадцатилетних?
Бонни, если была бы здесь, бросилась с кулаками, ведь идеи за защиту женских прав окончательно свели ее с ума. И Тайлера это немного зацепило, но он привык к резкости своего друга.
Деймон Сальваторе, ты перестал слушать музыку…
— Ты же отрицаешь любовь?
— Отрицаю. Есть лишь фанатизм… Но это совсем не то, понимаешь? Когда я рядом с ней, я не смотрю на других… Меня так еще ни с кем не ебашило. Сегодня мы стояли, держась за руки. Мы просто стояли, а потом… Потом что-то щелкнуло, произошел какой-то всплеск…
— Послушай, что я тебе скажу, — Сальваторе выпрямилась. Между пальцами он сжимал дымящуюся сигарету. Свое внимание мужчина переключил на друга, отрицающего чувства. — Женщины — это змеи, которых ты греешь у себя на грудной клетке. Они опасные, ядовитые твари, которые рано или поздно укусят тебя. Да, они поддаются дрессировке и будут плясать под твою дудку, а стоит тебе лишь случайно ее ударить, и эта сука вопьется в твою глотку. Укусы черной мамбы всегда болезненны, мучительны и смертельны.
— Ты так говоришь потому, что Джоа ебала тебе мозги.
— Я так говорю потому, что так и есть. Подумай об этом.
— И что ты предлагаешь? — спросил Локвуд несколько изумленно. Ему было интересно, как же выкрутится Сальваторе, ведь невозможно избежать общения с женщинами.
— Отталкивай ее. Чем больше ты ее динамишь, тем настойчивее она будет. Ты увидишь ее истинную сущность. Может, она будет придумывать изощренные способы, чтобы отравить тебе жизнь, как та беленькая из «Резонанс ужаса» или Джоа. Может, она свихнется, а может, вообще заинтересуется кем-то другим. Тут полностью сработает твоя теория о фанатизме… — он помолчал, а потом добавил: — Хочешь выпить?
