Красотки из Бель-Эйр - Стоун Кэтрин (версия книг txt) 📗

Она повернулась к нему со счастливой улыбкой:

– Я знаю их всю жизнь. Эти рыбки живут пятьдесят лет, а иногда и до ста. – Ее улыбка слегка поблекла. – Дольше, чем прожила моя мать.

– Человек стал жить дольше золотых рыбок только в этом веке. Нам сообщили об этом в первый день в медшколе.

Уинтер серьезно кивнула и вернулась к кормлению рыбок, разговаривая с ними и заканчивая свою историю. О том, как гадкий утенок превратился в лебедя, как она всем нравилась и все тянулись к ней, когда она вела себя соответствующим образом, о том, что Жаклин умерла как раз тогда, когда они с матерью только-только начали сближаться, как она ждала отца и как рассталась со своими мечтами.

Рассказ закончился, и Марк узнал все – о ее страхах и тайнах, и кто она на самом деле. Уинтер замолчала, глядя на рыбок. Они выжидающе смотрели на нее, требуя еды, а она ждала, когда заговорит Марк. Может, он и не заговорит. Может быть, когда она наконец заставит себя посмотреть на него, его уже здесь и не будет.

Но пока еще он не ушел. Уинтер ощущала его магнетическое присутствие и жар чувственных голубых глаз, устремленных на нее. Марк двинулся позади Уинтер, и она задрожала, когда он нежно дотронулся до ее обнаженных плеч.

– Я не та, за кого ты меня принимал, да?

– Ты именно та, за кого я тебя принимал. – Одинокая и чувствительная, ранимая, добрая и любящая. Марк наклонился и поцеловал мягкую кожу у корней душистых шелковых прядей. И прошептал: – Именно та…

Уинтер с надеждой и мольбой ощутила его губы на своей коже, но окаменела, когда реальность обрушилась на нее и она услышала непроизнесенное слово «кроме».

– Кроме того, – быстро продолжал Марк между ободряющими поцелуями, – что хочу видеть тебя счастливой.

– Я счастлива. – «Сейчас. С тобой. Как никогда».

– И хочу, чтобы я оказался прав.

– Прав?

– Насчет того, что ты знаменитая актриса. Когда я наблюдал за тобой на свадьбе, я был в этом уверен.

– Марк…

– Милая! – «Как мы похожи». – На нас очень сильно и очень отрицательно повлияли наши отсутствующие отцы. Я слишком много времени потратил, занимаясь из-за него не тем, чем хотел, и ты делаешь то же самое. Ты стала актрисой задолго до того, как вообще узнала о Лоренсе Карлайле. Ты создала чудесные фантазии, и в какой-то момент не актерство, а он стал твоей целью. Когда твои фантазии рассыпались, ты отбросила и все остальное.

– Может быть, – чуть слышно проговорила она. Может быть.

– Тебе ведь не обязательно сниматься в кино. Займись театром. И тогда ты можешь никогда его не встретить.

– Я хочу сниматься в кино, – быстро произнесла Уинтер, и ее сердце стремительно забилось. «Я киноактриса. Я хочу сниматься в кино».

– Тогда снимайся в кино. – Марк тихо засмеялся. – Но мне казалось, что самое почтенное дело – театр, а телевидение и кино занимают второстепенное место.

– Это как с твоей стажировкой, Марк. Зависит от того, с кем разговариваешь.

– Ну и почему же кино – лучшее?

– Потому что кино – движущиеся картины – это как живопись, когда художник создает именно то, что хочет. Ты не побежишь в Лувр, чтобы посмотреть, не стала ли улыбка «Джоконды» более открытой, более сдержанной или более лукавой с тех пор, как ты видел ее в последний раз. Ты знаешь ее улыбку. Я плохо объясняю…

– Да нет, хорошо. Ретту всегда точно так же наплевать, а Скарлетт каждый раз с тем же всем известным решительным видом думает о завтрашнем дне.

– Да.

– Итак…

– Итак?

– Итак, это кино.

– Ты правда думаешь?..

– Думаю, это кино. – Марк обнял ее. – У меня есть еще кое-какие мысли, если хочешь их услышать.

– Давай.

Марк сел рядом с ней и посмотрел в серьезные нежные глаза.

– Мне кажется, что больше всех потерял он. Лоренс Карлайл так и не узнал радости знакомства с тобой.

– Марк. – Глаза Уинтер снова наполнились слезами, но она не пыталась их скрыть. – Спасибо тебе.

– Всегда пожалуйста. – Марк улыбнулся. – И еще мне кажется, я знаю, что не могу представить, как проведу эти десять дней без тебя.

– Но твои мама и сестры… Тебе надо поехать.

– А разве я непременно должен ехать один?

– Нет.

Длинная прядь черных волос прилипла к мокрой щеке, когда Уинтер помотала головой. Девушка подняла руку, чтобы убрать волосы, но Марк остановил ее и осторожно убрал их сам.

– Разве ты ничего не знаешь об инфекционных заболеваниях? – шутливо спросил он, многозначительно взглянув на нежные пальцы, которые до этого плескались в пруду и соприкасались со ртами голодных рыбок.

– О Марк. У Тотошки нет микробов!

– Уверен, у Тотошки нет, но все равно надо вымыть руки, не так ли, чтобы закончить заявления на стажировку, доесть копченые устрицы и…

Марку так и не удалось закончить список своих мыслей. Может, и к лучшему. Самой важной мыслью Марка была та, для которой он не мог предсказать будущего, по крайней мере будущего, сопровождаемого радостью и любовью, уже испытанными им.

«Уинтер Карлайл, я тебя люблю. Потому что пока мы будем вместе…

Пока мои мечты не уведут меня в Бостон, а твои не удержат тебя здесь».

Глава 7

– Неужели я собираюсь это сделать? – тихо спросила Уинтер, когда на следующее утро они с Марком ехали в Сан-Франциско.

Они ехали на север, прочь от перегруженных в час пик магистралей Лос-Анджелеса, и Марк заговорил о ее игре, побуждая продумать свои дальнейшие действия.

– Да. Если хочешь.

– Хочу.

– И?

– И думаю, что мне следует вернуться в университет и прослушать все курсы по драматическому искусству, от которых я отказалась. Не знаю, можно ли…

Марк подъехал к очередной бензоколонке.

– Ну так узнай. Позвони в университет.

– Прямо сейчас?

– А почему нет?

Через десять минут Уинтер вернулась в машину, сияя улыбкой.

– Я сказала, что только что окончила университет. А они сказали, что я могу зарегистрироваться на осенний семестр как особый студент!

– Звучит обнадеживающе. – Марк улыбнулся. – А как насчет проб на роли?

– Я больше не спешу, Марк. – Отчаянный поиск новой мечты закончился, и она чувствовала себя спокойной и счастливой со старой. Через минуту она, дразня, сказала: – Как ты думаешь, когда я наконец-то окажусь перед камерой, на объектив не наденут лыжный носок?

– Лыжный носок?

– Чтобы скрыть морщины, на объектив накидывают газ или что-нибудь более блестящее, например, шелковый чулок. Это помогает, а если нет, то всегда можно сделать крупный план немного не в фокусе, как бы с романтическим налетом. – Уинтер улыбнулась, а затем задумчиво добавила: – Думаю, я могу просмотреть объявления о пробах.

– Разве неизвестные актеры могут принимать участие в пробах?

– Да, случается, но, думаю, это редкость. – «Это случилось с Вивьен Ли, не так ли? Другой Скарлетт».

– Просмотр объявлений не повредит.

– Не повредит.

Итак, это было решено. Осенью Уинтер приступит к занятиям в университете по классу драматического искусства. Летом она станет просматривать объявления в газетах и, может быть, на какое-нибудь ответит. И поживет в поместье. Теплыми летними днями, пока Марк будет проходить практику в ортопедической хирургии в больнице Харбора и в отделении гастроэнтерологии в Уодсворте, Уинтер будет читать сценарии Жаклин, с золотым обрезом, переплетенные в кожу, смотреть фильмы и практиковаться у пруда.

После того как планы Уинтер были утверждены, счастливая пара погрузилась в умиротворенное молчание, держась за руки и обмениваясь нежными и полными любви улыбками.

– Ты когда-нибудь пользовалась противозачаточными таблетками? – спросил Марк, нарушив умиротворенное молчание в ответ на пришедшую тревожную мысль.

– Да. Меня от них тошнит.

Уинтер не знала, сколько в этом от гормонов, а сколько просто от ее отвращения к любым таблеткам. Жаклин пила столько стимулирующего – таблеток и алкоголя, которые ей никогда не помогали. Только медленно, неуклонно убивали ее.