По дороге к любви - Редмирски Дж. А. (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— Да, мама, мне очень жаль, прости меня, но эта работа не по мне.
— Но, девочка моя, ты же могла уведомить ее за две недели, или как еще это делается… Хотя бы позвонить из вежливости.
Мне становится стыдно. Конечно, так нельзя поступать, и обычно я никогда не совершаю необдуманных поступков, но, увы, в моей ситуации я не могла иначе.
— Ты права, конечно. Когда вернусь, обязательно зайду к миссис Филлипс и попрошу у нее прощения.
— Но это так на тебя не похоже, — произносит мама, и я уже начинаю опасаться, что она догадывается о причине моего неожиданного бегства, а мне бы очень не хотелось обсуждать это с ней. — Уехала ни с того ни с сего, куда-то в Виргинию, даже не позвонила. Хоть бы эсэмэску отправила… У тебя точно все в порядке?
— Да, все отлично. Не беспокойся, прошу тебя. Скоро снова позвоню, а сейчас мне надо идти.
Однако успокаиваться она не желает, в трубке слышны тяжелые вздохи… Но в конце концов уступает:
— Ну хорошо, береги себя, я люблю тебя.
— И я тебя, мама.
Проверяю мобильник еще раз, надеясь, что Натали все-таки отправила сообщение, а я просто не заметила. Перематываю на несколько дней назад, хотя прекрасно знаю, что если бы были непрочитанные сообщения, то вокруг иконки светился бы красный кружок.
Перематываю бездумно все дальше, вдруг выскакивает имя Иэна, и сердце в груди замирает. Останавливаюсь, хочу нажать и пересмотреть нашу с ним переписку незадолго до его гибели, но не могу.
Сердито швыряю мобильник в сумочку.
Глава 11
Вот почему еще я не люблю газировку: от нее сразу хочется в туалет. Представить только, сижу в автобусе, смертельно хочется писать, а там такой крошечный туалет, не повернуться, не туалет, а спичечная коробка. Нет уж, лучше заранее схожу здесь, на автовокзале. Недопитую бутылку с содовой по пути отправляю в урну.
Заглядываю по очереди в первые три кабинки, везде жуткая грязь, дохожу до четвертой. Ладно, сойдет. Закрываюсь, вешаю сумки на крюк, привинченный к двери. Обкладываю стульчак толстым слоем туалетной бумаги — не дай бог, подхвачу какую-нибудь заразу, — по-быстрому делаю свое дело. А теперь самое главное. Упираю ногу в унитаз, чтобы не смывалось автоматически (здесь для этого установлен специальный датчик), застегиваю пуговицы на джинсах, снимаю с крюка сумки, открываю дверцу — все это проделываю, не отрывая ноги.
И пулей вылетаю из кабинки, слыша за спиной шум спускаемой воды.
Во всем виновата телепрограмма «Разрушители легенд». Несколько месяцев я чувствовала себя униженной, словно меня облили помоями, когда посмотрела сюжет о том, что во время смыва в туалете на тебя рассеиваются миллионы невидимых микробов.
Освещение в туалете более тусклое, чем в зале ожидания. Мигает один флуоресцентный светильник. По углам сетки паутины с дохлыми мухами и дремлющими пауками, которые поджидают новых жертв. И жутко воняет. Подхожу к зеркалу, ищу на полке сухое место, чтобы поставить сумки, мою руки. Здрасьте, бумажных полотенец нет. Правда, на стенке висит ужасный вентилятор, который ничего не сушит, только воду разбрызгивает. Вытираю руки о джинсы, но тут замечаю сушилку с большой серебристой кнопкой. Жму на нее, сушилка оживает. Господи, какой отвратительный звук!
Делаю вид, что сушу руки, а сама понимаю, что джинсы гораздо лучше, и замечаю в зеркале какую-то тень. Поворачиваюсь, сушилка сразу выключается, и в туалете наступает полная тишина.
На входе в туалет стоит мужчина и молча смотрит на меня.
Сердце подпрыгивает, во рту становится сухо.
— Здесь женский туалет, — замечаю я.
Бросаю взгляд на свои сумки. У меня есть какое-нибудь оружие? Есть, я прихватила с собой нож, но что от него толку, если он лежит в застегнутой сумке, а сумка далеко?
— Извините, перепутал.
Слава богу, извинился, теперь надо побыстрей делать отсюда ноги.
Но мужчина не уходит. На нем старые, грязные кроссовки, линялые и заляпанные пятнами джинсы. Это уже не очень хорошо. Если он и вправду случайно попал сюда, то смутился бы и ушел, виляя хвостом.
Иду к сумкам и краем глаза вижу, что он делает несколько шагов по направлению ко мне.
— Я… Не бойтесь меня, — говорит он.
Быстро открываю сумку, роюсь в поисках ножа, одновременно стараясь не спускать с него глаз.
— Я видел вас в автобусе. — Он продвигается все ближе. — Меня зовут Роберт.
Резко поворачиваю голову, чтобы видеть его.
— Послушайте, вам нельзя сюда заходить. И здесь не место для знакомств. Уходите немедленно. Слышите?
Наконец нащупываю нож, крепко сжимаю, не вынимая руки из сумки. Пальцем давлю на металлическую кнопку, чтобы нож раскрылся. Слышу щелчок: лезвие выскочило.
Мужчина останавливается в двух метрах от меня, улыбается. Зачесанные назад черные волосы лоснятся. Да, теперь я вспомнила его, он сел в автобус со мной еще в Теннесси.
«Боже мой, неужели он все это время следил за мной?»
Достаю нож, держу так, чтобы он понял: я готова в любой момент, не колеблясь, применить его.
А он все стоит и улыбается. И это пугает меня еще больше.
Сердце, кажется, сейчас выскочит из грудной клетки.
— Убирайся отсюда, свинья! Иначе, сволочь, живот распорю, понял?
— Не бойся, я тебе ничего не сделаю, — отвечает он, продолжая зловеще улыбаться. — Я денег дам, много денег, а ты просто отсоси, и все… Мне больше ничего не надо. Выйдешь отсюда на пятьсот баксов богаче, а я сразу все забуду. Каждый получит свое…
Набираю полные легкие воздуха и ору во всю глотку. Вдруг вижу, как по стенке мечется еще одна тень и стремительно бросается на мужика… Господи, Эндрю! Он отшвыривает мужика к стене, тот спиной шмякается о зеркало. Стекло разбивается вдребезги, осколки разлетаются по всему полу. Отпрыгиваю с визгом, ударяюсь о сушилку спиной, и она снова с ревом оживает. Нож падает на пол. Он лежит у моих ног, но мне страшно нагнуться и поднять его.
С остатков разбитого зеркала капает кровь. Эндрю, схватив мужчину за ворот, отрывает его от стены. Размахивается, и его тяжелый кулак с силой врезается в ошалевшую физиономию. Хрясь! От этого звука мне становится тошно. Из носа бедняги брызжет кровь. Еще удар, и еще… Эндрю молотит его, как боксер грушу, голова мужика уже безвольно свесилась набок, как у пьяного, и только мотается из стороны в сторону. Но Эндрю этого мало. Он хватает его за плечи, приподнимает над полом и два раза впечатывает в покрытую кафельной плиткой стену.
Мужчина теряет сознание.
Эндрю отпускает его, тот падает на пол. Череп с отвратительным стуком ударяется о плитку. А Эндрю все стоит над ним, будто ждет, что он снова встанет, и во всей его позе, в бешеной ярости, которой пышет его лицо, во взгляде, каким он смотрит на поверженного и лежащего без сознания противника, есть что-то пугающее.
Я стою и, едва дыша, созерцаю немую сцену.
— Эндрю, — спрашиваю я, собравшись с духом, — ты в порядке?
Он резко поворачивается ко мне:
— Что?
Мотает головой, щурится, словно сам не верит в то, что видит перед собой. Подходит ко мне.
— В порядке? О чем ты? — Он хватает меня за руки и пытливо смотрит мне в лицо. — Об этом я должен тебя спросить.
Я не выдерживаю его напряженного взгляда, пытаюсь отвести глаза, но голова его следует за моей. Он встряхивает меня, заставляя смотреть на него.
— Да… Я в порядке… — лепечу я. — Спасибо тебе.
Эндрю прижимает меня к своей твердой как камень груди, обнимает, да так крепко, что кажется, я сейчас задохнусь.
— Надо вызвать копов, — говорит он, снова отстраняя меня.
Я киваю, он берет меня за руку и выводит из туалета в мрачный, полуосвещенный коридор.
Но когда полиция прибывает на место, мужчины там уже нет.
Делаю предположение, что он слинял сразу же, как мы ушли, и Эндрю согласен со мной. Наверное, пока он звонил по телефону, удрал через черный ход. Мы оставляем полицейским его описание и наше заявление. Они хвалят Эндрю, впрочем довольно сдержанно, за то, что подоспел вовремя и действовал решительно, но ему, похоже, не до разговоров с ними.
