Не по сценарию (СИ) - Резник Юлия (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
В общем можно сказать, что в моей жизни все складывается ровно так, как я и мечтала. Пожалуй, впервые я чувствую себя востребованной и свободной. Да, на меня все еще давит фамилия, но, полностью облажавшись в личном, я как будто победила страх не оправдать чьи-то ожидания, признав за собой право на ошибку.
Всевышний! Мне всего двадцать один. Кто в этом возрасте не наломал дров?
Думаю, даже Худяков в конечном счете понял, что с меня взятки гладки, раз отпустил.
На улице пекло, а меня знобит, как только я его вспоминаю. Это происходит нечасто. Стоит только на секунду остановиться, и сердце стискивает уже привычной тоской, будто шипастой колючей проволокой. Вот почему мне никак нельзя жать на паузу. И я бегу, бегу, наверное, от самой себя.
– Асия! – машет рукой Шурка, привлекая мое внимание. Выдавливаю улыбку и торопливо семеню к ней. Впервые в жизни я не рада нашей встрече, но откладывать ее и дальше, ссылаясь на занятость, было бы совсем уж свинством. Чуранова и так, кажется, догадывается, что я ее избегаю… А я не знаю, как ей объяснить, почему так происходит. Не знаю. Ну не говорить же ей, что мне претит ее работа на Худякова? Что я, наверное, тупо ревную к тому, что она имеет возможность его видеть, общаться с ним, а я – нет… Я – нет.
– Привет, Шур. Отлично выглядишь.
С удивлением замечаю, что Чуранова действительно цветет и пахнет. Вон, даже кудри навертела. И надела костюм, который совершенно не умеет носить, хотя сидит тот на ней неплохо. Ничего. Этот навык придет. И станет моя Шурка настоящей столичной штучкой. Эта мысль заставляет меня раздосадованно поджать губы. Шурке так идет ее провинциальная непосредственность! Будет жаль, если она уничтожит эту часть себя. С жадностью впитываю в себя образ Чурановой, будто опасаясь, что в последний раз вижу ее прежней.
Шурка откидывает голову и громко смеется:
– Кто бы говорил!
В этом она остаётся неизменна. Все такая же хохотушка. В груди теплеет. Но становится гораздо спокойнее.
– Фу-у-у, какая неприкрытая лесть! – достав из сумочки пудреницу, верчу головой, пристально себя разглядывая. Восемнадцатичасовой рабочий день никому не идет на пользу. Равно как и душевные муки. Под глазами пролегли тени, которые у меня не было времени замаскировать, губы обветрились. И даже волосы, которые я всегда считала своим главным достоинством, утратили блеск. М-да.
– Ай, ну тебя! Лучше рассказывай, где ты пропадала?
– Шурка, да ты же лучше меня знаешь, какой у меня сейчас график, – ворчу я.
– Да-а-а. Кайф, правда? – часто-часто кивает Чуранова. – Все, как ты и хотела. Жаль, для Юлии Кирилловны пока нет ролей, но я над этим работаю.
– Возрастным актрисам сложнее.
– Угу. Особенно когда о них успели забыть. Но это ничего. Ты меня знаешь. Я так просто это не оставлю.
– Слушай, ты вообще спишь? – смеюсь.
– Урывками. Но я не жалуюсь. Мне моя работа в кайф. Ты в курсе.
– Ага. Но ты, Шур, все равно себя береги. Поди, Худяков не самый лучший шеф.
– Он потрясающий! Ну, то есть… – тушуется, – что касается работы. Прости.
– Да ты что? Глупости. Мы давно разбежались. Я в норме.
– Честно?
– Ага, – вру, не моргнув глазом – уж очень не хочется портить Шурке настроение. – Наверное, работа в его команде здорово поспособствует твоей карьере.
– Ты даже себе не представляешь, как мне повезло, – активно кивает та. – Прости, но он действительно – бог своего дела. Всегда такой, знаешь, рассудительный и степенный…
– Как будто про разных людей говорим, – усмехаюсь, глядя на проезжающие машины. Впрочем, это не совсем так. Я знаю его с этой стороны, только это не отменяет того, что мне открылись и другие его личины.
– Все у него под контролем… – продолжает Чуранова, будто и не слыша моей ремарки.
– Смотри, а то еще влюбишься.
Шурка замолкает, комично хлопая ресницами. А потом бросает в меня салфеткой:
– Совсем спятила?! – заливисто хохочет.
– А что? Влад у нас – мужик хоть куда.
– Ну, это же твой бывший.
– Ой, я тебя умоляю. И что?
– Значит, ты правда совсем не жалеешь?
– О чем?
– Что вы разбежались?
– Да нет! Ты чего? – теперь смеюсь я. – Я небо благодарю, что настолько легко отделалась. Мне тут на днях, кстати, Басов написывал, представляешь? – меняю тему.
– Вот же мудак! – даже как-то восхищенно протягивает Шурка. – Совсем у человека нет совести. И чего хотел?
– Да вообще ни о чем беседа.
– О Тёминых кутежах гудят все чатики. Хорошо, что ты его послала. На хрена такой ненадёжный мужик? Еще и любитель, – Чуранова щелкает пальцем по нижнему краю челюсти в характерном жесте, означающем «выпить».
– Ну, справедливости ради – послал как раз он меня, – весело салютую бокалом. Все же хорошо, что я выбралась. Уже и забыла, как это – вот так мыть кости бывшим за бутылкой просекко. Хотя обычно мы обсуждали бывших Шурки. У меня, в отличие от подруги, гораздо более скромный опыт. Той фатально не везло на мужиков, и потому поводов для разговоров у нас всегда было предостаточно.
– Это только доказывает, что он – тот еще придурок, – фыркает Шурка. Ловлю ее руку и, расчувствовавшись, прижимаю к щеке.
– Спасибо.
– За что? – округляет глаза.
– За то, что всегда на моей стороне. И вообще… Ты так уверена в моей неотразимости, что я и сама начинаю в себя хоть немного верить.
– Ну а как иначе, Ась? Ты совершено необыкновенная! Слушай, а что там твоя Голливудская агентка? Молчит?
– Пока да.
– Эх! Знала бы я специфику их работы, так ты бы у меня уже давно у самого Спилберга снималась. А эти какие-то бездельники. Ты уж ее пни, что ли? Сколько можно сиськи мять? Где результат?!
– Я отослала еще несколько проб, – пожимаю плечами. – А пока у меня и здесь работы хватает.
– Ты понимаешь, о чем я!
– Хочешь от меня поскорее отделаться? – шучу, невинно хлопая глазами.
– Голливуд – это совершенно другой уровень! – не принимает моего паса Шурка, продолжая занудствовать.
– Может, в этом все и дело? Я просто до него недотягиваю, – развожу руками.
– Кто, ты?! Начинается. Вот что мне с тобой делать?!
– Выпей! Давай, Шур, чин-чин.
Бокалы со звоном чокаются. Я смеюсь.
– М-м-м! – чуть не давится Чуранова, вдруг кое о чем вспомнив. – Смотри, что у меня есть…
На стол ложатся два пригласительных на открытие столичного кинофестиваля.
– Круто, – тяну я без особой радости. – Пойдешь со мной?
– У меня есть свои. От конторы. Это для тебя и твоего спутника. – Чуранова игриво шевелит бровями.
– Серьезно? И кого же мне позвать? Сторожа киностудии? Или маминого дворецкого?
– Ой, вот только не прибедняйся!
– Да я серьезно. У меня в личном – полный штиль.
– Позови партнера по съемкам. Этого, как его? – Чуранова щелкает пальцами, – Борисова! Или Козлова.
– Хм… Даже не знаю.
– Еще неделя. Что-нибудь придумаешь, – отмахивается Шурка.
Но к нужному моменту я склоняюсь к мысли, что будет правильнее пойти с мамой. Почему? Да потому что я не хочу, чтобы присутствующий там Худяков подумал обо мне еще хуже. Нет, я ни на что не надеюсь, просто не хочу выглядеть ветреной в его глазах. Самодостаточной, сумевшей справиться без него – да. Счастливой. Но не ветреной.
– Какая же ты у меня! – восхищается мама, разглядывая нас в огромном зеркале.
– А ты у меня.
Обнимаю её за тонкую талию. Мы с ней как Инь и Ян. Она – хрупкая блондинка в шикарном черном платье из последней кутюрной коллекции Celin. Я – совершенно иной фактуры брюнетка в белоснежном винтажном наряде от того, еще настоящего Chanel. Поправляю изумительное бриллиантовое колье. Почему-то приходит запоздалая мысль, что продажа одного этого украшения помогла бы нам продержаться те первые, самые трудные месяцы. Но мне как-то даже в голову не пришло выставить на продажу фамильные драгоценности. Продать себя оказалось гораздо проще. Интересно, о чем это говорит? О том, что мне было так важно сохранить видимость благополучия в глазах общества, что ради этого я была готова на все?
