Просроченное завтра (СИ) - Горышина Ольга (мир книг TXT) 📗
— Чай. И не крепкий. Я что-то перенервничал, — прошептал он, ослабляя узел галстука. — Я хочу просто лечь в траву, закрыть глаза и ни о чем не думать. Ты любишь запах травы?
— Нет. Я работала в конюшне. Я этот запах ненавижу, — проговорила она, вспомнив Серегу.
Стас подался вперед и поймал коленом ее коленку.
— Я тоже много лет дерьмо разгребал, но траву не разлюбил. Так где мой чай?
— Сейчас, — кивнула Алена и направилась к стеллажу, от которого тут же отскочила Марина.
Глава 13 "Средство бросить курить"
Стук в дверь походил на звук гонга, но, к счастью, быстро закончился.
— Хорошо, что ты не заперся!
Макс открыл глаза и подскочил, утонув в бездонных глазах, но Полина, сидевшая на полу подле дивана, удержала его за плечо и уложила обратно на подушку со словами:
— Я принесла чай, хотя и не уверена, что он тебе поможет. Но пива у меня нет. И у тебя, думаю, тоже…
Макс отвернулся от нее в подушку, желая провалиться вместе с диваном. У него был случай сблизиться с ней, и он его пропил! Во рту было горько, в душе противно, а перед глазами темно. Он дурак, идиот, дебил, лузер… Если бы только он не полез к ней в подъезде, у него остался хотя бы малипусенький шанс воплотить роль в жизнь. Если бы Полина рассказала, что это за роль, он никогда бы не поехал с ней. Он должен был играть ее любовника. Вернее, не так. Совсем, не так. Просто друга детства, нищего музыканта, которого она жалела. Содержанца, которому она давала на жизнь со своей ночной работы. И который в конце концов восстал, но сменив гитару на ствол, тут же влип в историю — на него повесили глухарь. К черту роль, но, вашу ж мать, ему пришлось перед камерой, перед кучей саркастически настроенного народа, в обшарпанной квартирке-студии, впервые поцеловать девушку, которой он бредил целый год. И у него это получилось лишь с шестого дубля и никто не мог объяснить ему, что он делает не так. Полина вошла в роль — она только улыбалась, и больше ничего. Прямо, как сейчас — а он бы даже гитару б отдал, только б не видеть никогда этой улыбки.
Макс с трудом приподнял голову — гитара стояла в углу на законном месте. Он точно помнил, что забыл ее ночью у двери — Полина принесла ее. Жуть… Он не собирался пить больше одной стопки — его отказа бы не поняли. Полина тоже пила. Откуда взялась вторая, третья и четвертая, он не помнил. Не настолько же он дурак, чтобы заливать фиаско водкой! Нет, настолько… Он даже прикорнул в машине — Полина заявила, что в метро их не пустят, и пришлось поймать частника. Он не помнил, как расплачивался. Какой позор, если платила она. Но он точно помнил, как закрыл дверь и прижал Полину к стене. Она пыталась увернуться от его губ — еще бы, от него разило, как от бомжа, а потом он сам не удержал равновесие, и она чуть ли не взвалила его себе на плечи, проволокла по лестнице и затолкала в комнату. Что нес сестре, Макс не помнил. В голове была лишь одна мысль — не упасть мимо дивана. Сестра его тушу точно не подняла б.
— Макс, надо встать! — звучал над ним голос Полины.
Господи, он надеялся, что она ушла, так тихо вдруг стало в комнате. Перед камерой его рука лежала на ее груди, пальцы сквозь тонкое черное кружево чувствовали напряженный сосок. Сколько у нее было таких ролей и сколько будет не с ним. Но и с ним не закончено. Есть пару сцен с бандюками и одна с ней, он даже не читал ее, но коснуться ее придется, и он будет чувствовать ее кожу даже через меха.
— Макс!
Полина затрясла его за плечи и перевернула, укрыв лицо распущенными волосами, и он не стал убирать их. Хоть какая, а защита от ее взгляда.
— Полина, оставь меня. Мне плохо, — прохрипел он.
— Этого можно было не говорить. Сама вижу. Давай вот, выпей.
На смену волосам пришел холод чашки, но чай, в ней оставался теплым. Первый глоток пошел хорошо, но на втором Макс закашлялся и толкнул чашку.
— Ой, прости! — Полина убрала спасенный чай и принялась растирать на его груди темное пятно.
Макс вздрогнул, как от электрошока.
— Давай снимай!
Он покорно поднял руки — чего там, она видела его таким вчера. К счастью, на телевидении цензура, и ниже пояса раздеваться не пришлось. Однако внутри все сжималось, как тогда, так и сейчас, от страха выдать себя. Полина продолжала держать скомканную футболку у его живота. Глаза ее стали в половину лица, и он видел в них всю свою перекошенную физиономию.
— Ты вчера был молодец, — разлепила она блестящие слюной губы.
Зачем она их облизала? Или это следы чая? Ее нижняя губа в три раза толще верхней, если натянуть ее, как струну, а если постараться, можно вытянуть еще лишний сантиметр. Почему он раньше замечал лишь глаза? И нос длинный. Почти не наклоняешься, а касаешься его кончика. А если толкнуть его вверх, он станет еще более курносым. И он толкнул, и Полина запрокинула голову так сильно, что вместо губы Макс поймал ее подбородок, с которого соскользнул на шею. Под футболкой нет кружев, но соски остались на месте, и их можно крутить, как колки, настолько они большие, хотя грудь даже не положить в ладонь, ее можно только расплющить, как мочку. О, черт, кто придумал эти гвоздики… Он вернулся к губам, но нашел только шею. Она уворачивалась от поцелуев… Дурак… От него же за версту несет перегаром…
— Макс, пусти! — простонала она, вырвав грудь из его рук.
Он уронил руки на колени, борясь с желание подняться выше и ослабить ремень. Краем глаза он следил за Полиной. Она подошла к двери, опустила руку на ручку — откроет сейчас дверь и уйдет навсегда. Сейчас она не на сцене.
— Макс, у вас что, замка нет? — в растерянности обернулась Полина.
Макс втянул голову в плечи, стараясь унять прокатившуюся по телу дрожь.
— Только ключ, но он в куртке.
— Я сейчас принесу.
Она рванула дверь, и он вскочил с дивана и оказался рядом.
— Полин, — Макс толкнул дверь, и та захлопнулась. — Не надо! Я не в лучшей форме. От меня несет!
Губы Полины скривились в усмешке.
— А ты меня не целуй, — она провела рукой по небритой щеке.
— Дай хоть побреюсь.
— Некогда. Старики скоро вернутся. Давай не будем тянуть.
Макс снова придавил дверь ладонью.
— Полина, я… Ну, в общем… Мы же почти не знаем друг друга… Ну, так сразу…
— Послушай, — ее руки легли ему на плечи и прошлись по окаменевшим предплечьям. — Мы знакомы год, куда же больше! Ты еще год будешь ходить вокруг да около? Бери ключи!
Она вытолкала его коридор и успела скинуть футболку. Теперь руки у него тряслись еще сильнее, и он даже с десятого раза не попал в замочную скважину, но вот связка ключей повисла и ударилась о дверь. Дурак! Он прижался мокрым лбом к ледяной двери и прилип к ней.
— Полина, у меня ничего нет.
— А тебе ничего и не надо! Давай, а то будешь ждать неделю!
Он обернулся и прижался к двери спиной, но тут же отскочил, наткнувшись на ключи.
— Ты уверена?
— У меня тоже голова раскалывается, так что я тебя прекрасно понимаю. Ну, давай же! Тебе надо говорить «мотор»?!
Она рассмеялась почти в голос, и он забыл, что пообещал не целовать, и впился ей в губы. Потом опомнился и сжал шею, спускаясь руками все ниже и ниже, минуя плечи, прямо к груди. Ниже мешали ее руки — она воевала с молнией и, наконец стащив с него джинсы, ткнулась лбом ему в живот.
— Полина, не надо, — с трудом выдохнул он и вцепился ей в волосы, превращая их в осиное гнездо. — Полина…
Ее имя давалось с трудом. Оно прилипло к пересохшим губам, как пальцы к спутанным волосам. Макс из последних сил отодрал Полину от себя и рванул вниз юбку, радуясь, что та на резинке. На диван они попали лишь со второго раза, в первый Полина съехала вниз на скомканном одеяле, но он сумел закинуть ее обратно, и через секунду ее ноги уже сомкнулись за его спиной. Макс по пальцам мог пересчитать секунды, которые был в ней. Он уткнулся в острую ключицу и замер.
