Приручить ёжика (СИ) - Ефремова Тата (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
— Милый, — сказала я.
— Чувствует, что его время прошло, — объяснила Кира, заглянув под стол. — Последние дни абсолютной собачьей монархии. В доме скоро появится новый тиран.
— Мне нужно время, — сказала я. — Я должна все обдумать, вспомнить. Я не мог}' с ним сейчас говорить, я не выдержу.
— Понимаю, — подруга кивнула.
Я не выдержу, повторяла я про себя по дороге на следующее утро. Я сдамся, если он найдет какие- нибудь объяснения. Я не смогу противостоять его взгляду, рукам, губам. А ведь все, что он скажет, может быть ложью. Мне нужно время. И разговор с мамой.
Я переночевала у Киры. На включенный телефон утром посыпались сообщения о пропущенных звонках. Андрей, кажется, звонил с перерывом в две-три минуты, даже ночью. Если не звонил, то текстил в вотсап. Проходя мимо той липы, под которой мы обнимались, я сошла на траву и прислонилась к дереву спиной. Набрала Емелю. Гнатченко завопил в трубку:
— Еж? Ты че прогуляла смену? Мы приняли удар на себя, отмазали, короче. С тебя проставлялово.
— Спасибо. Можно потом? Я уезжаю. Коменда в общаге?
— Не, уехала за стройматериалами.
— Блин! Придется по телефону объясняться.
— Да что случилось, Еж? Тебя тут твой... этот... ждал под дверью. И сейчас, кажется, ждет. Пытался на нас наехать!
— Сейчас? — я похолодела. — Емель, миленький, ты у себя? Пойди посмотри, он еще там?
Гнатченко пошуршал и поскрипел в телефоне и сказал:
— Не, вышел куда-то. Сутки под дверью просидел. Ты ему денег должна?
— Да, крупную сумму. Прикроете? — протараторила я на бегу.
— Ага, за процент.
В блоке я пронеслась по комнате, сметая все в полок и бросая в сумку. С комендой у нас договоренность официальная, нужно бы заявление написать. Поговорю с ней по телефону, потом выберу день и приеду. Сумка получилась тяжелая. Выскочив из ворот кампуса, я увидела выходящего из подземного перехода Андрея. Он шел, откусывая от пирожка и глядя в телефон. Из кармана джинсов у него торчала банка газировки. Меня он не видел. Я стояла, борясь с искушением. Подойти бы, заглянуть в глаза, попросить:
— Скажи, что все было не так. Скажи, что ты не знал о статье, что думал...
Андрей исчез в воротах. У меня в сумочке завибрировал мобильник. Еще одно сообщение от Андрея. Кто-то дернул из рук сумку. Я почти успела испутаться, когда над ухом прогудел знакомый голос:
— Дай понесу. Тяжелая. На станцию?
Я с облегчением кивнула. Бомж Вася бодро зашагал в горку. Станция у' нас расположена очень неудобно: и на автобусе не подъедешь, и такси не возьмешь - близко, а пешком с сумкой минут двадцать тащиться.
— Домой?
— Ага.
— Правильно. Мамке-папке нужно дитёв видеть иногда. Вы щас такие, своих спиногрызов заводить не торопитесь, киндер-фри, е****.
— Ну, — уклончиво согласилась я.
На станции я выгребла из кошелька всю мелочь. Получилось около ста рублей.
— Ниче, — одобрительно сказал Вася. — Сто рублев - это семь пачек лапши по восемь рублев и на пиво хватит. Или одна пачка с соусом чамжаман, черным, очень угважаю. И пиво.
Вася задумался, выбирая, что лучше: сиюминутное удовольствие с корейской лапшой в черном соусе с куточками сои или долгосрочное пропитание русскими бомж-пакетами с сухими специями.
Свободное место нашлось у окна. Я отправила маме сообщение, стараясь не читать те, что высвечивались зеленым выше. Мама прислала кучу стикеров с сердечками и котиками. На душе потеплело, скоро я буду дома. Электричка тронулась. Я выглянула в окно и пригнулась: на перрон со стороны парка выскочил Андрей. Он тяжело дышал. Еще десять секунд - и успел бы. Эх, Гнатченко и Каракян, никакого вам процента! Побил он их, что ли? Или подкупил. С него станется.
25
Я выучила все узоры на новых обоях. Знаю, что плохо, знаю, что это тупик, а не могу иначе - целыми днями лежу и смотрю в стену. Вот та загогулина напоминает профиль злобной ведьмы из сказки: нос крючком, подбородок козырьком. Глупо. Самые злобные ведьмы сейчас не уродины. Они красивы, подтянуты, питаются полезными продуктами и ведут хронику своей увлекательной рутины в пинтерест.
В первые дни дома я носилась так, как бу'дто меня накачали энергетиками: затеяла уборку на лоджии после ремонта, чтобы поставить сюда свою узкую девичью кроватку7 и столик под ноутбук и лампу7, принялась выносить весь хлам из кладовки (давно просилось), планировала выполнять кое-какую халтурку вечерами (договорилась с сайтом местного турагентства, что наполню им сайт всякой интересной фигней в стиле «Орла и Решки»). Уборку на лоджии мама заканчивала сама, миссия «кладовка» зависла, перевод текста с сайта о Боро-Боро выполнен на целых два процента (ровно три строчки в ворде).
Мама ничего не говорит, молчит и ждет, когда я вернуть к себе, настоящей. А я, кажется, себя настоящую потеряла. Она где-то там, очень далеко, та Алина Еж, что не унывала ни при каких обстоятельствах, не в силу7 характера, конечно, а просто потому что выхода другого не было - некогда было унывать. Нынче же очень некстати образовалась куча свободного времени. Еще мама ждет, когда я найду7 себя прежнюю и начну7 отрицать и гневаться. А я с первой стадии принятия неизбежного спрыгнула сразу на четвертую, в депрессию. Мне плевать, зачем приходил отец. Я знаю только, что он был у нас в марте. Разговор с мамой отложен. Она в свою очередь знает только, что отец приходил и не застал меня в общаге. Она меня не выдала, он сам номер блока узнал, это-то нетрудно. (Меня волнует, не дадут ли Андрею мой екатериногорский адрес в деканате. Вроде не должны).
Бабуля тихо радуется моему возвращению и от избытка чувств иногда читает вслух в комнате «Чрево Парижа». На все заработанные у Андрея деньги я купила подарки. Для бабушки - устройство для слабовидящих. Над подставкой под книгу7 - лупа с лампочками. Ба счастлива. Впереди целых пятнадцать томов Эмиля Золя. А есть еще Флобер и Вальтер Скотт.
— Сейчас будет мой самый интересный момент. Аленька, ты слышишь?
-Да!
— Ты еще не проголодалась? — лукаво спрашивает ба.
- Нет!
— Тогда слушай! Тут все очень вкусно описывается. Ты пожалеешь, что плохо позавтракала.
— Я хорошо позавтракала!
— Вот сейчас и проверим.
Она начинает зачитывать сцену7, где герои готовят кровяную колбасу. Я старательно прислушиваюсь, но затем вновь внутренне отключаюсь. Я ничего не хочу, у меня пу7сто в голове. Меня пугает, что моя любимая бабуля (которая старается развлечь меня, как умеет, теми методами, что доступны в ее состоянии), ужасно меня раздражает. Я все больше хочу погрузиться в ту7 бездну, где можно внутренне выть, орать и дотерзаться до сладкого безумия, вспоминая, мучаясь этими воспоминаниями... а мне не позволяют морально самовыпилиться. Вот и Яшка вспрыгнул на кровать, предатель. Кот такой серый, что кажется зеленым, гладким и... яшмовым. Я машинально поднимаю руку7 и глажу блестящий мех. Яшка хрипит, это у него такой мур-мур, он так и не наудился нормально мурчать, с тех самых пор, когда мама подобрала его на обочине, избитого. И странным образом я начинаю чувствовать себя живой и понимаю: пора.
... Я вышла на кухню, молча отобрала у мамы нож и села за стол чистить картошку.
— Зразы, — кинула мама.
Я кивнула.
— Сыр внутрь положить?
Я открыла рот, но мама меня перебила:
— Ты сейчас скажешь, что тебе все равно. Не надо так, подумай. Мы с бауютали. Ты сама можешь делать с собой, что захочешь, но не надо делать это с нами.
Я неохотно пробормотала:
— Ты права. Прости. Я не хочу с сыром, но если положишь, съем.
Мама удовлетворенно кивнула, подошла к полками и достала сверх}' корзинку с чайными пакетиками. Покопалась внутри, вытащила пакет, перетянутый резинкой. Сквозь полиэтилен просвечивали пятитысячные купюры. Сказала с вызовом, бросив пакет на стол:
— Вот. Он принес. Я знаю, ты сейчас скажешь...
— Ничего я не скажу. Взяла, значит, взяла.
— Но, Алина, ты же всегда...
