Фунт плоти - Джексон Софи (книги онлайн полностью .txt) 📗
– Да, я это знаю, – подтвердила Дайана. – Мисс Лейн, каково ваше впечатление о занятиях?
Персик улыбнулась:
– Я очень довольно каждым уроком. Картер работал старательно. Показывал внимательность. Интерес. Нестандартное мышление.
Дайана снова черканула в своем органайзере:
– Насколько мне известно, начало ваших занятий вовсе не было гладким. Когда Картер только появился у вас в классе, он всем своим видом показывал полное нежелание учиться. Дерзил вам, стремился вывести из равновесия.
– Да. – Персик кивнула. – Это было.
– А что вдруг заставило Картера изменить поведение?
– Думаю, он решил пересмотреть свое отношение к учебе. Понял, что разбирать произведения гораздо интереснее, чем препираться с преподавателем. Больше никаких недоразумений у нас не было. Я чувствую, что Картер понял ценность и важность образования и всерьез хочет учиться.
– Рада за вас, Картер, – сказала Дайана.
– Но? – почти хором произнесли Картер и Джек.
– Но комиссия не состоит из наивных простаков. Там понимают, что ваше усердие к занятиям может иметь своей целью показать себя с лучшей стороны.
– При всем уважении к комиссии, разве не этого они добиваются от заключенных? – возразил Джек.
– Разумеется, – согласилась Дайана. – Но Картер должен показать всем нам, что его усердные занятия английской литературой не временная уловка с целью пораньше выйти на свободу. Нам важно видеть, что его желание заниматься полезным делом стойко и долговременно. – Она повернулась к Картеру. – Да, Картер. Смысл условно-досрочного освобождения – помочь тому, у кого есть долгосрочная перспектива. – Карие глаза Дайаны стали суровыми. – Буду с вами честной. Я рада, что вы… взялись за ум. Но я одна ничего не решаю. Комиссия может сделать упор не на ваших успехах в изучении английской литературы, а на ваших прошлых многочисленных нарушениях правил внутреннего распорядка.
Картер мельком взглянул на Персика. Он был расстроен и не скрывал этого.
Адвокат Картера, который до сих пор молчал, поднял голову от своего блокнота с желтыми страницами.
– Долгосрочная перспектива – категория житейская, – сказал он. – А меня интересует конкретность. В случае положительного решения сколько Картер будет находиться под наблюдением?
Дайана откинулась на спинку стула:
– Учитывая все обстоятельства, если председатель комиссии согласится на его освобождение, Картер может выйти отсюда на год и три месяца раньше.
– Стало быть, еще год под наблюдением, – докончил за нее адвокат.
– Скорее всего, да. Я бы удивилась, если бы они согласились на более короткий срок. Поскольку я веду его дело, первые девять месяцев Картер будет находиться под моим пристальным наблюдением, а также под наблюдением Джека, если Джек согласится продолжать сессии вне стен тюрьмы.
– Значит, после выхода Картера на свободу мои занятия с ним тоже продолжатся? – спросила Персик.
– Это надо всесторонне обдумать. Вообще-то, это большой плюс. Комиссия увидит, что Картер всерьез настроен изменить свою жизнь и стать полезным обществу. Все это вам и Картеру нужно обсудить заранее… Картер, вы хотите что-то добавить или о чем-то спросить?
Картер прочистил горло:
– Если… если я продолжу занятия после освобождения… сколько мы еще будем заниматься? До бесконечности?
Дайана покачала головой:
– Ваш начальный период наблюдения продлится девять месяцев. Затем вы снова встретитесь с комиссией, и она проанализирует ситуацию. Если мисс Лейн согласится заниматься с вами, ей придется представлять комиссии детальные отчеты о тематике ваших занятий и достигнутых результатах. Естественно, ее личная встреча с комиссией обязательна, поскольку могут возникнуть вопросы.
– Это не проблема, – уверенным тоном произнесла Персик. – Я согласна заниматься с Картером после его освобождения.
– Прекрасно, – обрадовалась Дайана, снова поворачиваясь к Картеру. – Но есть и другие условия, которые вам обязательно придется выполнять, включая регулярные тесты на наркотики и временной режим.
Да. Недаром говорят, что условно-досрочное освобождение – это конфетка, густо обмазанная дерьмом.
Когда Кэт вошла, ей показалось, что Картер сейчас упадет в обморок от нехватки никотина. Или начнет курить лоскут ткани своего комбинезона.
– Прошу вас, ради всего, что вам дорого и свято, скажите, что вы принесли…
– Сигареты, – улыбнулась Кэт, доставая пачку «Мальборо». – Держите, чемпион.
Она бросила Картеру пачку. Он тут же вытащил сигарету и закурил. Даже глаза закрыл. Казалось, он забыл о ее присутствии и вспомнил лишь после двух глубоких затяжек.
– Спасибо, – услышала она сквозь сизую дымку.
Поглядывая на охранника, Кэт пододвинула стул и села рядом с Картером. Охрану больше не настораживало, что она сидит плечом к плечу с зэком. Протянув Картеру экземпляр «Венецианского купца», Кэт раскрыла свой.
– Сегодня я предлагаю разобрать этот монолог. – Она указала страницу. – Хотелось бы услышать вашу интерпретацию.
– Этого монолога? Так я и думал.
Кэт фыркнула:
– Думали или нет, но на этом монологе фактически держится вся пьеса. Мне действительно интересно ваше мнение. Кстати, я уже предполагаю ваш ответ. Вас не удивляет такая наша предсказуемость?
Кэт уже привыкла поддразнивать Картера, и ей это очень нравилось.
– Ладно, Персик. – Картер привалился к спинке. – Но я буду кусаться. Итак, что вы желаете от меня услышать?
– Удивите меня.
Он усмехнулся, делая последнюю затяжку:
– Это речь Шейлока.
– Да ну что вы! – Кэт выпучила глаза. – Какая глубина! Исследователи творчества Шекспира обмочатся от зависти, услышав столь проницательное суждение!
– О’кей, Персик. – Картер усмехнулся. – Монолог начинается словами: «Еврей я…»
Кэт слушала его с открытым ртом. Картер читал монолог Шейлока, не заглядывая в книгу. Зато его сверкающие синие глаза буквально пронзали ее. В устах Картера слова Шекспира приобретали неописуемо эротичное звучание. Похоже, Картер вжился в образ Шейлока. Кэт верила в страстность, с которой он обращался к судьям, гневаясь на поток несчастий, обрушившихся на его голову.
Ей стоило немалых усилий оставаться спокойной.
– Впечатляет, – сказала Кэт. – Но вы так и не ответили на мой вопрос.
Картер наморщил лоб:
– Основная идея монолога Шейлока – месть. Он, понятное дело, жутко зол за то, как с ним обращаются из-за его религии. Он клянется уравнять чужое «злодейство» своим собственным. Вот только его «злодейство» окажется гораздо хуже. Говоря современным языком, Шейлок – редкостный придурок.
– И вы считаете, это оправдывает поведение Соланио и Саларино? Их обращение с Шейлоком? Раз он придурок, пусть получит сполна?
Картер нахмурился:
– Не упрощайте, Персик. Они оба тупари. У каждого по две извилины. Им важнее всего наклеить на Шейлока ярлык. Для них «еврей» означает зло. Но их крикливый антисемитизм не самый важный момент его монолога и всей пьесы.
– Разве нет?
– Нет, – упрямо стоял на своем Картер. – В третьем действии Шейлок говорит: «Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать – разве мы не смеемся? Если нас отравить – разве мы не умираем?» Он пытается объяснить: дело не в религии, не в ярлыках и не в чем-то еще. Он такой же человек, как эти придурки, обращающиеся с ним будто с куском дерьма. Вроде несколько сот лет прошло, а люди и сейчас постоянно судят о других на основании цвета кожи, религии, происхождения, расы, сексуальной ориентации… и криминальной истории. – Картер посмотрел на Кэт. – Мир – дрянное и дерьмовое место. Из всех персонажей пьесы только у Шейлока хватает смелости заявить об этом вслух. Чуете иронию? Вроде бы туповатый, злой, необразованный еврей находит мужество. Вот в чем важность пьесы. А то, что он еврей, – это просто сценический ход. – Картер выдохнул и тыльной стороной ладони поскреб подбородок. – Шекспир мог бы сделать его заключенным Артур-Килла, если бы эта тюряга тогда существовала.
