Леший и Кикимора - Копейко Вера Васильевна (бесплатные книги полный формат .txt) 📗

Гостьи щебетали, болтали глупости — впрочем, на фоне красоты окружающей жизни слова теряют свою ценность. Она не сразу, но со временем поняла, почему иностранцы кажутся людьми легкомысленными — тяжелые мысли, что обычно ворочаются в голове, от тоскливого пейзажа, который постоянно перед глазами.

Хозяин, Мишин дедушка, стоял у ворот и махал рукой, как глава государства на параде.

Гостьи, решившись пройти пешком, уже топали по траве, бренча золотыми ножными браслетами.

Иван Петрович не кинулся навстречу, как поступали в прежние времена председатели колхозов перед иностранцами.

— Здравствуйте, — сказал он, когда они подошли. Он посмотрел на Катерину Николаевну: — А вас я еще во-он там узнал. Саша на вас похожа.

Она кивнула, чувствуя, как отпускает напряжение последних дней.

В гостиной, которая вполне могла сравниться с малым каминным залом особняка ВИП-Дам, стоял стол, сколоченный из толстых плах, будто бревно распилили вдоль и больше с ним ничего не делали. Подле него с двух сторон стояли лавки из таких же бревен.

— Вот за этим столом, — тихо сказал Иван Петрович, — справим свадьбу Саши и Миши. Как, годится? — Он испытующе посмотрел на Катерину Николаевну.

Она понимала, что вопрос не в том, годится ли стол, он в ином. Она кивнула:

— Годится.

Иван Петрович подмигнул ей:

— Миша — замечательный парень. Саша понимает. Между прочим, это ее… гм… проект. Стол для пира. А Миша стачал эту махину.

— Ка-ак? — воскликнула Катерина Николаевна так громко, что индийские дамы повернулись к ней. Они ждали, что она сейчас переведет им что-то особенное.

Но она не перевела.

На столе стояли фарфоровые мисочки, полные меда, будто на дегустации. Из узкого стакана торчал пучок одноразовых деревянных лопаточек.

— Прошу вас, — указал на них Иван Петрович, — мед с разных цветов. Малиновый — от простуды, мятный — болеутоляющий, одуванчиковый — при гипертонии, от бессонницы. Он быстро кристаллизуется. Черничный, яблоневый…

Галия переводила, дамы ахали.

Иван Петрович выставил в большой миске медовые соты, шарики пыльцы.

Галия подошла к Катерине.

— Переведешь? Я не знаю даже по-русски, что такое перга, забрус. — Она поморщилась.

— Конечно, — сказала Катерина Николаевна. — Я проверяла Сашин перевод для рекламного проспекта. Иван Петрович привозил все это в Коломенское, на ярмарку меда. Перга, чтобы ты знала, — это цветочная пыльца, которую собрали пчелы, но еще не обработали. А забрус — можно сказать, крышечки от сотов. Они здорово помогают, если нос… протекает.

Галия забавно поводила носом и сама рассмеялась.

— Угощайтесь, пробуйте, — призывал Иван Петрович гостей. — Медовуху тоже. — Он поставил на стол глиняный кувшин.

Индианки разомлели, как кошки на солнышке.

— Праздник так праздник! — объявил хозяин и включил магнитофон. — Кассета моего внука, не знаю, годится для танцев или нет.

Гостьи медлили секунду, прислушиваясь к ритму, потом встали из-за стола.

— Ну просто индийское кино, — прошептал он Катерине Николаевне. — Вот спасибо, никогда не думал, что увижу их, настоящих. А вы? — Он подал ей руку. — Потанцуем?

— Н-нет. Что вы… — Она даже попятилась.

— Да почему нет? — Он удивился. — У нас получится.

Катерина Николаевна, подчиняясь ему в танце, пыталась вспомнить, есть ли у Миши бабушка. Да какая разница, она же просто танцует.

Она очнулась от аплодисментов.

— Спасибо, — сказал Иван Петрович. — Вы прекрасная партнерша, Катерина Николаевна.

— Вы тоже, — поклонилась она. — Как у вас замечательно. Никогда не думала, что бывают такие поля, — говорила она, щурясь на солнце, которое заливало комнату через большие окна.

— А таких не бывает, если сам не посеешь.

— Это… вы их засеяли? — удивилась она.

— Я. Потому что без медоносов нет меда. Выкупил, распахал, посеял.

— Вы… сам себе колхоз?

— Нет, я частное лицо. — Он покачал головой. — Помощники есть — Миша, иногда его отец. Все начинается ранней весной, когда зацветают ивы, потом вытаивают первоцветы, подснежники. А уже после — сады, луга. Потом рябина, акация, липа. Мои пчелки трудятся вовсю.

— Но их сажаете не вы, — сказала она.

— Предки постарались, — согласился он. — Потомки бросили дома, а я пользуюсь. Эти поля, — он указал на пространство за окном, у которого, казалось, конец где-то в бесконечности, — были деревней. Я распахал и посеял гречиху, видите — цветет желтым. Я посеял ее с промежутками в две недели, чтобы последняя зацвела в конце августа. — Она кивала, чутко прислушиваясь к болтовне индианок. — Первую откачку меда я делаю в середине июня, вторую — через месяц, третью — еще через месяц.

— Куда же вам столько меда? — спросила она.

— Едим. Продаю. Угощаю. — Он помолчал, она наблюдала за его лицом.

Она не привыкла иметь дело с мужчинами, которые обладали чем-то материальным или сами создавали то, что можно потрогать и уж тем более съесть Катерина Николаевна знала тех, кто справлялся с неосязаемым, — словом, например. Устным, письменным.

— Вы останетесь на ночь? Места хватит.

— Нет, они завтра улетают, — сказала Катерина Николаевна.

— А вы? Приезжайте когда захотите.

Она засмеялась. Давно никто не приглашал ее вот так просто, как он.

— А вы… здорово выглядите, — тихо сказала она. — Никогда не скажешь, что вы Мишин дедушка.

— Я на редкость молодой дедушка. Мне было сорок, когда родился Миша. И потом… я ем много меда. — Он засмеялся. — Он восстанавливает силы, успокаивает нервы… Как само занятие пчелами.

— Для вас это случайность? — спросила она.

— Почти, — кивнул он. — Я вышел в отставку и…

— Вы служили? — удивилась Катерина Николаевна.

— Да, после диплома — я закончил Бауманское — меня забрали в армию. Хорошо пошло, я остался. А потом… В общем, приехал сюда. Знаете, испытать полную свободу после субординации — не всякому легко. А давайте-ка удивим гостей, — прошептал он ей, наклонившись.

— Да чем же еще-то! — искренне воскликнула она.

— Кипрейным чаем. Видели поле розовых цветов?

— Из них делают чай? — подскочила Галия, которая наконец услышала, о чем говорит Катерина с хозяином.

— Да, это самый старинный русский напиток. В экспорте России он стоял на втором месте после ревеня еще в двенадцатом веке. За ним шли пенька, мех, золото. Три века назад его продавали в Англию. Пускай выпьют по чашке и успокоятся после танцев.

Он говорил, а сам насыпал из керамической банки сушеные и по-особому скрученные листья в чайник.

— Он от тоски и для бодрости годится. От головной боли, от давления. Две чайные ложки на стакан. Но смотрите, кипяток надо наливать хитро — в четыре приема через одну-две минуты. Теперь пускай настаивается минут двенадцать. Что еще в нем хорошо — его можно держать трое суток.

— Иван Петрович, — спросила Галия вкрадчиво, — вам не нужны работники на летний сезон?

— Нужны, и работницы тоже. — Он засмеялся.

— У меня четыре племянника, они могли бы помочь и научиться у вас…

— Поговорим. — Он кивнул Галие, окинул ее взглядом, очень мужским, как заметила Катерина Николаевна. Не по нему, а по зардевшемуся лицу Галии.

Катерина Николаевна удивилась — мужчины обладают способностью слышать то, чего не произносит женщина… А если так, Леший тоже слышит то, о чем не говорит она? Сердце подпрыгнуло. Неужели он слышит все, что она не произносит вслух?

Прощаясь, индийские женщины одарили Ивана Петровича кожаным бумажником с пожеланиями держать его полным, ключницей и… кальяном. Он долго крутил его, потом Галия объяснила, как с ним обращаться.

— Приезжайте — покажете, — пригласил он. — Вместе покурим…

Всем — пяти индианкам, а также Галие и Катерине Николаевне — он вручил баночку меда, визитную карточку, на которой светилась и переливалась желтая голографическая пчела.

Через месяц из Нью-Дели руководитель женского комитета прислала благодарственное письмо за экзотический день на пасеке… Галие Сейдашевой.