Кольцо - Каммингс Мери (читать книги без .txt) 📗

— Нэнси... котенок.

Так он назвал ее в первый раз ночью, непонятно отку­да выкопав это слово, — и ей понравилось...

Она обняла его за шею, подняла лицо — и Ник повто­рил, шепотом:

— Котенок...

Поцеловал — нежно, долго, насколько хватило дыха­ния. И еще раз, и еще...

Он жалел о невозможном — и не жалел, потому что то, что происходило сейчас, тоже было чудом, о каком он и не мечтал. Когда он ненадолго отрывался от Нэнси, глаза ее приоткрывались... господи, как давно он не ви­дел ни в чьих глазах такого света, как давно, целую жизнь, не чувствовал себя желанным.

Он старался не отпустить поручень, в который вце­пился мертвой хваткой, понимая, что тогда они оба пой­дут ко дну, — но еще одной руки отчаянно не хватало.

Нетерпеливо оставив ее губы, Ник добрался до нежно­го теплого местечка за ухом и стал целовать там — там она любила, это он уже знал.

— Бен... может увидеть... — пробормотала она, не де­лая, впрочем, попытки отстраниться.

— Наплевать... — (В самом деле, это же его дом и его жена!) — И он не увидит — мы за бортиком.

— Давай немножко поплаваем и пойдем в спальню.

— Давай... — (шепотом, между поцелуями.)

— Тогда пусти меня...

— Не могу... Отпусти ты первая.

— Не могу...

Потом им удалось расцепиться и они поплавали — со­всем недолго, то и дело сталкиваясь, словно притягивае­мые друг к другу магнитом, делали вид, что это случай­но, — и снова оказывались вместе.

— Слушай, может, хватит уже? — спросил Ник во вре­мя одного из таких столкновений. — Ну, плавать?..

— Наверное, хватит...

— Тогда вылезай и иди к себе... я тебе позвоню минут через пятнадцать.

Слава богу, Нэнси не стала спрашивать: «Почему?» — ему не хотелось ничего объяснять про обычную полуден­ную процедуру, включающую катетер. И не хотелось, что­бы она видела, как Бен вытаскивает его из бассейна и уса­живает на коляску — пусть с помощью специального подъемника, но все равно...

Неважно, неважно, неважно, почему она согласилась выйти за него замуж! Неважно — и все! Ведь не по дело­вым же соображениям она пришла к нему ночью — сама пришла! — и лежала рядом, и обнимала его, и тянулась к нему! И сейчас — тоже... Значит, есть еще что-то — пусть немного, но есть...

Бен словно нарочно тянул время — двигался еле-еле, то и дело отвлекался на болтовню, а потом вдруг заявил:

— Может, стоит тебе сегодня дополнительный массажик сделать?

Ответную тираду Ника едва ли можно было повторить в приличном обществе.

— Ну, слава богу! — ухмыльнулся Бен. — А то ты вто­рой день такой тихонький да благостный — прямо не узнать!

— Уж такой я обычно монстр! — буркнул Ник. Ругаться ему не хотелось, но оставлять подобные реплики без вни­мания тоже нельзя было.

Бен не ответил, продолжая ухмыляться, и, лишь уло­жив Ника в постель, поинтересовался:

— Мне через пару часов прийти — или ты сам позво­нишь?

— Позвоню.

Нэнси прибежала, едва он позвал, — в халате, с распу­шившимися, тщательно высушенными феном волосами — так и хотелось запустить в них руку. Уже не стесняясь, за­бралась с ногами на кровать и уселась, весело глядя на него сверху.

И ему тоже стало весело и как-то очень легко на душе — не осталось ни малейшего ощущения неловкости. Даже коляска, стоявшая в углу, уже не казалась уродливым мон­стром — ну стоит и стоит себе — и не было неприятно, что Нэнси может увидеть ее...

— Ну что? — спросила она, наклонив набок голову.

— А вот что! — Одним рывком он повалил ее на кро­вать, развернув спиной к себе, и прижался, нашаривая впереди пуговицы. Она забилась, пытаясь повернуться к нему, и Ник притиснул ее сильнее, зарывшись лицом в волосы на затылке.

— Лежи так... я сам хочу...

Приподнял ее, стаскивая с плеч халат и нетерпеливо целуя освободившиеся места, — и только потом развер­нул к себе. Его рукам, способным без труда поднять две­сти фунтов, она показалась маленькой и легкой, как кукла.

— Ну что? — спросил теперь уже он, глядя в оказавши­еся совсем близко веселые светло-карие глаза, почувство­вал легкий запах мяты — и рассмеялся, внезапно вспом­нив дурацкую мятную конфетку, которую съел в то утро, когда впервые ждал Нэнси в своем доме.

— Ты очень красивый, — неожиданно сказала она. — А когда улыбаешься — особенно. — Осторожно провела пальцами по его брови, скользнула по щеке.

— Я знаю... — Получилось нахально и самонадеянно, хотя Ник и правда это знал. Когда-то у него не было отбоя от девушек и привлекательная внешность помогла ему раз­двинуть немало ножек. — Мама часто смеялась и говорила, что по каталогу самого красивого выбирала, — объяснил он усмехнувшись.

Он понимал, что, наверное, нужно сказать ей тоже что-то в этом роде, какой-то комплимент, — но слова про­звучали бы неискренне. Нэнси не была красивой, не была некрасивой — и эти, и любые другие определения каза­лись тут неуместными. Она была — его, вот и все.

Поэтому вместо слов Ник нагнулся к ней и принялся целовать ее, не приникая к ее губам всерьез, а лишь очер­чивая их контур нежными прикосновениями.

Только очертить этот контур было трудно, потому что губы эти то приоткрывались, заманивая и соблазняя, то пытались ответить на его поцелуи. Руки Нэнси легли ему на плечи, скользнули по спине и ушли ниже... словно на другую сторону луны, туда, где он больше не мог их чув­ствовать.

«Другая сторона луны...» Короткий укол боли — и Ник заставил себя отбросить эту ненужную мучительную мысль. И прижался наконец к ее рту, подчинившись от­чаянному, неистовому — непонятному и бесплодному желанию вобрать Нэнси в себя — всю, целиком.

Едва ощутимая дрожь прошла по ее телу — но он услы­шал. Услышал — и отозвался легким касанием пальцев, словно невзначай пробежавших по ее груди и животу, скользнул языком ей в ухо, обласкав нежную раковину.

Нэнси напряглась, дыхание ее стало чаще.

Руки Ника перестали быть нежными и осторожны­ми — они мяли, ласкали, сжимали и теребили шелкови­стую кожу, безошибочно находя те, запомнившиеся с ночи, места, прикосновения к которым заставляли ее вздраги­вать и судорожно втягивать в себя воздух.

Не хватало дыхания, и казалось, что он сейчас вместе с Нэнси переживает те остро-сладостные ощущения, ко­торые охватили ее тело, — и теплую волну, прокатившую­ся по бедрам, и жар, и неподвластные ее воле короткие толчки внутри, словно там, пытаясь вырваться наружу, билось что-то живое.

— Давай! — Губы его впились в заветное местечко за ухом. — Давай! — Он рывком повернул к себе ее лицо, что­бы видеть.

Судорога, пробежавшая по телу Нэнси, была только началом. В следующую секунду оно взметнулось вверх, на­пряженное, выгнутое. Лицо с зажмуренными глазами и распахнутым в беззвучном крике ртом запрокинулось.

Бедра ее конвульсивно дернулись, сжались, из горла вырвался хриплый стон — и она рухнула рядом, все еще вздрагивая и тяжело дыша.

Но этого было мало... мало...

Ник не мог сдвинуться вниз — поэтому, подхватив под мышки, толкнул вверх саму Нэнси. Вжался лицом ей в грудь, жадно втянув в себя сосок, прикусил — и она сно­ва застонала. Руки ее, вынырнув из Зазеркалья, вновь оказались у него на плечах и нетерпеливо забегали по ним.

На миг он оторвался от нее, чтобы приказать... потре­бовать... взмолиться:

— Еще... Еще!

Он чувствовал, как желание вновь нарастает в ней, как под его губами неистово колотится сердце, как Нэнси из­вивается, подчиняясь движениям его чутких умелых паль­цев. И вот наконец — острые коготки, внезапно вцепив­шиеся ему в плечи, тихий вскрик, судорожные сокраще­ния мышц под руками... потом слабее... слабее... — потом тяжелое дыхание и в последний раз пробежавшая по ее телу случайная запоздалая дрожь...

Что иногда нужно человеку для счастья? Видеть, со­всем близко, закрытые глаза, и брови, приподнятые «до­миком», и странное выражение лица — словно лежащая рядом женщина прислушивается к чему-то, не слышному никому, кроме нее, и боится упустить хоть ноту, хоть звук...