Если влюбишься – молчи! - Лубенец Светлана (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Тогда Лене нравилась воспитательница: она казалась веселой, незанудливой и добродушной. Теперь он не мог понять, почему она, дипломированный педагог, которому на целый месяц были доверены еще совсем маленькие дети, была до такой степени слепа, что не замечала кошмара, творящегося в отряде? Жабик худел и бледнел, но она почему-то этого не замечала. Вот сейчас: они все учатся в девятом классе и вполне могут сами о себе позаботиться, но классная – Надежда Ивановна, до сих пор всегда зорким стражем стоит над их столами в школьной столовке и заставляет все съедать, как малышей. Почему же Бяка была к ним так равнодушна? Сказки – сказками, но одной лишь литературой сыт не будешь. Леню неожиданно пронзила простая мысль о том, что смешная и дремучая, как считает абсолютно весь 9-й «А», Надежда Ивановна, оказывается, их любит и всегда любила, как собственных детей. Она с пятого класса всегда провожала их домой, даже если последний урок был не ее. Она застегивала им пуговицы, заматывала шарфы, а в случае нужды коршуном налетала на их обидчиков. Она всегда улаживала конфликты своего класса с другими преподавателями, выпрашивала им повышенные отметки и дополнительные порции в столовке. А что же Бяка? Красивая изящная женщина, артистично читающая художественную литературу… – и все? Ей, оказывается, не было до них никакого дела! Скорее всего, она просто поехала отдохнуть на Финском заливе, а в придачу чуть-чуть, слегка, присмотреть за жалкой, никому не нужной мелкотой. А ведь тогда они гордились перед другими отрядами красотой и легким характером своей «воспиталки». Леня передернул плечами. Надо же, какие вещи нынче открываются ему!
Наверно, в тот вечер мальчишки пятого отряда вылезали через окно, потому что вряд ли удалось бы выйти через дверь. Вот за этим Бяка строго следила: в десять вечера всегда запирала дачу на ключ, и просочиться на улицу через нее возможности не было.
Леня вспомнил, что, когда они оказались на улице, было уже совсем темно. С залива дул сильный ветер, и под его порывами громко и тревожно шелестела мокрая листва кустов, наползающих на дачу черными многолапыми чудищами. Дождь бросал ребятам в лицо то холодные жгучие жалящие капли, то покрывал щеки липкой мельчайшей изморосью, будто влажной ватой. Все мгновенно промокли и продрогли, что называется, до костей.
– Может, не пойдем? – вяло предложил Борьке один из Королей. – Простудимся, да и одежда до завтра не высохнет.
– Подумаешь, не высохнет! Все равно все мокрое! – резко возразил Доренко. – Лучше простудиться, чем дохнуть от скуки! – и он, не оглядываясь, резво пошел к заливу, скользя на мокрой раскисшей земле. И, как всегда, все остальные, ежась от холода, тоже скользя в грязи и неумеренно чертыхаясь, отправились за ним. Жабик шел последним. На него никто даже не оглядывался, потому что все знали – ослушаться он не посмеет. И он действительно не посмел…
– Сашка! – Пивоваров повернулся к Семенову. – А почему ты ни разу не пожаловался Бяке. Помнишь ее?
– Конечно, – презрительно бросил Семенов.
– Уже тогда разобрался в ней?
Сашка кивнул.
– А я вот только сейчас начинаю кое-что понимать… – вздохнул Пивоваров.
– Я сразу понял, что ей нет до меня никакого дела. Какой смысл было ей жаловаться, если тот же Сохадзе на ее глазах сжирал мое второе? Она только один раз довольно равнодушно сказала мне, что если я буду плохо есть, то никогда не вырасту. Заметь, это она мне сказала, а не Гийке – хотя бы что-нибудь осуждающее.
…Жабик стоял против всех спиной к заливу. Дождь хлестал ему прямо в лицо. Мокрые волосы облепили и без того маленькую головку, и мальчишка еще больше, чем когда-нибудь, напоминал только что вынутого из воды головастика. Залитые влагой стекла очков скрывали его взгляд, и это было хорошо, потому что никому не хотелось в тот момент его встретить.
– Раздевайся! – приказал Борька и мерзко хохотнул. – Догола! Быстро!
Остальные молчали. Сейчас Леня никак не мог понять и это: почему все без возражений смотрели на явное издевательство. Боялись Доренко? За себя Леня ручался: Борька был ему абсолютно не страшен. Так в чем же дело? Неужели от скуки они все, в общем-то, нормальные ребята, превратились в зверей? Ведь сейчас ни за одним из своих одноклассников Леня, как ни напрягался, не смог припомнить ни одного поступка, похожего своей мерзостью на тот, летний.
В ответ на распоряжение Доренко Жабик первым делом почему-то снял очки и бережно положил их на мокрый песок. Потом рядом бросил куртку, на нее – джинсы, стянул футболку. Леня даже не мог подумать, что вид маленького, тощего, дрожащего всем телом Жабика так врежется ему в память.
Видимо, что-то екнуло и в Борькиной груди, потому что он вдруг сплюнул и сказал:
– Ладно, купайся один. Поверим. Пошли, ребята. Холодно что-то, – он еще раз хохотнул, но его опять никто не поддержал. Доренко пожал плечами и опять первым пошел по направлению к дачам. Мальчишки, стараясь не смотреть на полуголого Жабика, с большим облегчением отправились за своим предводителем. Наверно, в тот момент Леня и наступил на очки Жабика. Он не помнил этого. Он просто вместе со всеми ушел с залива, а Жабик остался почти в полной темноте один и, как сейчас выяснилось, без очков.
– Сашка, – Пивоваров обратился к Семенову, – как же ты дошел тогда с залива до дачи… без очков… в темноте?
– Я не пошел к даче. Я… – Сашка нервно облизал губы, вновь переживая весь ужас тогдашнего своего положения. – Я тебе уже говорил, что хотел умереть… Так вот: я тогда всерьез собрался утопиться… не мог перенести унижения… Я прямо в обуви побрел в глубину залива, но разве в нем утопишься… Можно километра два идти – и все мелко. Я шел, шел по воде, измучился и повернул обратно, решив, что, в общем-то, топиться совершенно не обязательно. Можно и как-нибудь по-другому лишить себя жизни, надо только хорошенько подумать. Я почти ничего не видел в темноте и при дожде, очков не было, меня била дрожь от холода и от омерзения к самому себе. Видимо, я не заметил какой-то торчащий из воды камень и, споткнувшись, упал лицом вниз. Я, наверно, все-таки захлебнулся бы в этом мелком заливе, потому что вода была всюду: и сверху, и снизу… Дождь к тому времени полил с такой ужасающей силой, что я никак не мог подняться… Я, представляешь, даже этому обрадовался… ну… что все сейчас само собой решится ко всеобщему удовольствию, но меня вытащил из воды физрук. Почему он поздним вечером в такую собачью погоду оказался на берегу, не знаю, но только он меня спас. Тогда я злился на него и кричал, чтобы он немедленно от меня отвязался… Теперь-то я, конечно, ему благодарен, но почему-то не могу вспомнить, как его звали…
– Игорем Ивановичем.
– Точно! Игорем Ивановичем… Меня спас Игорь Иванович Нестеров… Вот, даже фамилию вспомнил…
– А потом что? – спросил Леня.
– А потом я все-таки заболел. Простудился. Меня забрали домой. Ты, конечно, этого не заметил.
– Я, действительно, не заметил, но тогда из-за мерзкой погоды забирали многих. К концу смены осталось всего человек десять. Кстати, мне все-таки кажется, что Решетиловой не было с нами в лагере.
– При чем тут Анжелка?
– Ну… ты же с нее тоже… снял кулон…
– Не надо вешать на меня всех собак! Анжелка, наверняка, сама потеряла свое украшение, а теперь нашла на кого свалить… Вот Величко… это я признаю.
– А как ты сумел сделать фотографии?
– Случайно. Дуракам иногда везет. Мне поручили сфотографировать учителей для стенгазеты к их празднику… ну… ко Дню учителя. Мне не нравятся фото, где люди напряженно глядят в объектив, и я старался подловить училок как-нибудь неожиданно. Надежду Ивановну в столовке заснял, когда она Феклистова чуть ли не с ложечки геркулесовой кашей кормила. Помнишь, все потом смеялись, когда эту фотографию в газету поместили?
– А Оксану-то как сфотографировал, – Пивоваров нетерпеливо вернул Сашку к гораздо более интересному для себя предмету.
– Случайно. Вообще-то, у меня тогда еще и мысли о шантаже не было. Просто шел по коридору и увидел, что дверь в кабинет биологии приоткрыта. Я подошел к щели, навел фотик и сфотографировал. Я даже не сразу понял, что там не Эмма. А когда увидел, что это Ксанка, второй снимок сделал уже целенаправленно: сразу понял, что получу компромат на нее. И вообще… тогда как-то сама собой и зародилась мысль, как вас всех можно… ну, в общем… ты понимаешь…
