Жена без срока годности (СИ) - Горышина Ольга (книга жизни .txt, .fb2) 📗
Он почувствовал спиной мой взгляд и обернулся. Через секунду я попыталась выйти из машины, но вовремя сообразила, что дверь он открыл не для меня, а снова для себя — через стекло не поговоришь. Но о чем нам говорить? О том, что я не сделала много лет назад то, о чем он меня просил? То, что он требовал! Главное правило менеджмента — не требуй невозможного. Но что он знал тогда о межличностных отношениях!
— Все в порядке? — выразил он озабоченность.
Я секунду смотрела ему в глаза, пытаясь понять, какой же ответ обрадует его сейчас больше.
— Меня пытаются раскрутить на бабки и у них это получится, увы…
— У кого?
— У моей совести и моей дочери. Спасибо за телефонную будку.
Я постучала кулаком по торпеде и шевельнула коленками, чтобы продемонстрировать желание покинуть чужой автомобиль.
— Суп остыл, — довёл автовладелец до моего сведения общеизвестный факт.
Зато взгляд не остыл — хочет мне на лбу клеймо выжечь.
— Ничего страшного. Могу легко пропустить обед.
— Заказать новый?
— Не надо. Дай мне выйти. Я заберу куртку.
— Сиди. Я принесу ее.
— Хватит командовать! Я сама могу забрать свои вещи.
Попыталась я приподняться с кресла, но снова вовремя поняла, что туша из дверного проёма исчезать не собирается.
— Я не командую, а ухаживаю. У нас это не уголовно-наказуемо.
— Я не нуждаюсь в твоём ухаживании. Андрей, отойди от машины. Ну что за идиотизм? Не наорался на меня?
— Прости, — и я увидела на его лице искреннее сожаление.
Или мнимое. Вдруг уже научился играть эмоциями?
— Я не сдержался. Извини. Я собирался вернуться.
— Куда? — не поняла я ответа.
Что он имеет в виду? Штаты?
— К тебе.
Блин… Так и хочется поднять ногу и зафинделить ему каблуком между глаз, чтобы не смотрел на меня больше.
— И?
— Поговорить.
— О чем?
— О нас.
— О каких таких нас?
— Тебе же все равно некуда время девать. Ну посиди ты со мной. Расскажи что-нибудь… Про нашего сына.
— Рассказывать нечего.
Так он не про прошлое, а про настоящее — ресторан. Ну и ладушки!
— Отвезти тебя к фотографу?
— Мне не нужен паспорт, в котором ты мне все ещё мой муж. Я не буду его менять. Нафиг!
Смотрела я ему в глаза, не мигая. В детстве мы все были чемпионами игры в гляделки.
— Я и сказал тебе, нафиг он тебе нужен… — передразнил он мой тон.
— Андрей, зачем тебе штамп? — перешла я на свой нормальный голос.
— Охранный знак от баб, устроит такой ответ? — по-прежнему нависал он надо мной, но саркастические нотки из голоса исчезли.
— Нападают? — скривила я рот в усмешке.
— Не веришь? Ты запала, а другие нефига, да?
— Не все ж такие больные… — снова перешла я на полушутливый тон. — Трудно ответить, да? — снова спрашивала его уравновешенная взрослая я.
— Не хочу больше жениться. Хватит. Вдруг такая же дрянь попадётся.
— Спасибо за комплимент.
— Да всегда пожалуйста.
— А если я подам тут на развод?
— Подавай. Я буду против. Будем делить собственность долго и в итоге тебе надоест со мной разводиться.
— Не надоест. Вот из принципа найму адвоката. Отсужу у тебя какую-нибудь квартиру и поселю в нее бомжа. Лебедев, ты больной?
— Марина, ну не начинай, — отжимался Андрей от крыши машины. Выдохнется? Не скоро… — Останься моей женой в России. Ты все равно тут не живешь. Так какая разница?
— Принцип.
— Сучья природа, да?
— Ты долго будешь меня оскорблять? — спросила довольно резко, но Андрей не шелохнулся, завис в безвоздушном пространстве. — Забыл, что минуту назад извинялся?
— Ещё извинюсь. Делов то! — ответил с улыбкой. — Может, хватит уже меня провоцировать? Можно без иголок под ногти обойтись?
— Какой чувствительный стал… Андрей, что тебе надо? От меня. Я уже сказала, что решила забить на внутренний паспорт. Можно мне уже уйти?
— Мы не поговорили. Мы проругались. Пошли в другой ресторан. Может, в этом атмосфера неправильная, — попытался он дурной шуткой развеселить меня, наверное.
Развеселил — до рвотного рефлекса. Кто этот мужик вообще? Ничего общего с моим Андрюшкой нет. Кроме глаз и… Голоса. Он у него не изменился. Совершенно. Если закрыть глаза, можно время отмотать, но надо ли…
Глава 10. Клюква
Не надо. Да только контролировать воспоминания порой довольно сложно, а забыть своего первого парня вообще невозможно. Не стань даже Андрей отцом моего первенца, я бы все равно помнила и его поцелуи, и его дурь в полном объеме. Помимо самого первого раза. Подобное забыть невозможно. Насколько можно было быть дурными, настолько мы такими и были… Тогда. А сейчас?
Ну чего ему на самом деле от меня надо? Зачем вести себя с давно уже как посторонним человеком таким вот абсолютно наглым образом. Будто мы только вчера били тарелки на общей кухне. «Говорить по-итальянски» означает в английском языке главное семейное действо — ругаться. Хороший фразеологизм! Вот мы с Андреем будто на чужом языке и говорим — ничего не понятно. Что нужно ему? Что надо мне… Делать в сложившейся ситуации.
Он снова близко, только держится за остов машины. Железный. А не за мою голову. Чугунную. От температуры и удивления — а чё это с ним. Вот реально — чё? У меня хотя бы больничный от врача тогда имелся, официальная бумажка, между прочим. А у него? Права ж не купленные. Выходит, в психдиспансере бумажку ему выдали, что здоров… Или был здоров хотя бы до сегодняшнего дня.
— Что это было? — спросила, пытаясь освободить уши из его горячих ладоней.
— Пока ничего. А хочешь, чтобы было?
Губы у него влажные, горячие. Зубы скользкие, холодные.
— Чтобы ты заболел? — говорила, тяжело сглатывая набежавшие слюни. — Не хочу.
Поздно. Заболеет. Наверняка. Если я заразилась гриппом от святого духа в транспорте, то он будет понятно от кого… Хотя я на него не дышала. Не могла дышать. Задохнулась от поцелуя. И духу оттолкнуть его не было: я ни с кем еще так бешено не целовалась. Если я вообще целовалась. Это он все делал. Вгрызался в меня губами, зубами, языком… Разве можно так целоваться? Разве… Разве мы не просто друзья?
— Ты же поняла…
Его указательный палец поймал прозрачный пузырь в уголке моих приоткрытых губ и повел по подбородку к шее. Я сглотнула — шумно, и ещё громче, когда палец подцепил перекрученную бретельку майки. Я ничего не сказала, и трикотажная резинка перетянула мне предплечье, оголяя левую грудь. Я молчала, не могла говорить из-за полного рта: я же на первом «нет» захлебнусь собственной слюной, кислой от клюквы… Под вторую бретельку скользнула уже целая ладонь и накрыла вторую грудь — сложилась домиком, и мой окаменевший сосок оказался ровно в ее центре.
Не знаю, где сейчас было больнее — в моей груди или у него в паху: Андрей стиснул зубы. Да если бы на моих губах была такая же хватка, то о помаде можно было б забыть навсегда… Откусил бы. А сейчас прикусил язык себе. Тогда я ненароком чуть подвинула коленку, застрявшую у него между ног: Андрей зажмурился и вздрогнул. Его рука в отместку сжала мою грудь. Другая отыскала впадину на животе.
— Прекрати, — проговорила я горящими губами, не сопроводив слова какими-либо спасительными действиями.
Руками я сжимала покрывало.
— Почему? Ты вся горишь…
— У меня температура.
— У меня тоже. Проверь.
Я подняла руку, но он поймал ее и опустил ниже своего лба и даже ниже живота с внутренней стороны ремня. Можно было застегнуть его на лишнюю дырку, тогда пропасть между кожей и джинсой не поглотила бы наши обе руки.
Нужно было что-то сказать или сделать, но я ни говорила, ни руки не убирала, чувствуя ладонью камень.
— Мы же просто друзья… — захлебнулась я своей дурью.
— Не хочешь?
Он сжался — сильнее. Не в штанах, а в плечах: они у него поникли.
— С чего вдруг? — прошептала я, вдруг потеряв голос.
— Мы одни, — проговорил, не выпуская из-под пряжки ремня мою плененную руку, таким же странным шепотом.
