Позволь ей уйти (СИ) - Монакова Юлия (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
— Я… не хотел его калечить, — сказал он негромко, но не успели директриса с инспекторшей обрадоваться, как он мрачно докончил:
— Я его убить хотел.
Обе женщины изменились в лице.
— Паша, ну что ты такое говоришь! — Высоцкая уже почти плакала. — Ты же такой хороший, умный, добрый мальчик… Он же, вы знаете, — повернулась она к Ловыгиной, — балетом у нас занимается. У самой Хрусталёвой! Она говорит, что он безумно талантливый, способности просто невероятные…
Пашка низко опутил голову.
— Нигде я не занимаюсь, брехня всё это, — пробормотал он.
— Да это он сейчас назло говорит! — всплеснула руками директриса. — Да что же такое происходит, господи… Я не узнаю тебя, Паша! Юлия Констатиновна, вы сами Хрусталёвой позвоните и поговорите с ней, она всё подтвердит.
— Позвоню, — вздохнула Ловыгина. — Балерун, значит… ко всем прочим заслугам.
— Танцовщик, — тихо и враждебно поправил Пашка.
В этот самый миг дверь кабинета директора распахнулась.
— Стой! Да куда ты… Елисеева!.. — услышали они все испуганный возглас секретарши и увидели Милку.
— Татьяна Васильевна, я не смогла её удержать, — пытаясь поймать девчонку за руку, виновато объяснила секретарша. — Она сама вломилась. Прямо как слон в посудную лавку….
Не слушая её, Мила решительно подошла к столу, за которым сидел Пашка, точно преступник на допросе, положила руку ему на плечо и, дерзко вскинув подбородок, заявила:
— Калинин ни в чём не виноват! Он просто за меня заступался. А Семенихин — козёл, он сам первый начал…
— Не болтай! — разъярился Пашка в момент. — Тебя там вообще не было, поняла? Это наши с ним дела. Ты здесь ни при чём!
— Ещё как при чём! — возразила она упрямо. — Это всё из-за меня! Если бы не я, ты бы не стал его избивать…
— Так, погоди, Елисеева, — взмолилась директриса. — Давай теперь с чувством, с толком, с расстановкой.
— Да не слушайте вы её! — отчаянно закричал Пашка. — Врёт она всё! Я сам… всё сам!
Инспекторша незаметно перевела дух. Так… кажется, картинка начинает проясняться. Речь идёт о попытке защитить подружку.
— Как тебя зовут? — уточнила она у девочки.
— Милана Елисеева. А Семенихин вообще урод, — быстро добавила она, — его у нас все ненавидят, он вечно делает гадости исподтишка. А Пашка на самом деле мне помочь хотел, мне ужасно плохо было и тошнило потом ещё долго, а Ссыкло… ой, то есть Семенихин знал, что мне кружиться нельзя… — затараторила она, будто из пулемёта застрочила.
— Подожди ради бога, не части! — попросила Ловыгина. — Давай-ка мы пока отпустим Пашу, а сами с тобой поговорим. Ты мне всё подробненько и расскажешь…
— Я никуда отсюда не уйду, пока она тут, — категорически отрезал Пашка и, покосившись на Милку, сердито добавил:
— Дура.
— Сам дурак! — не осталась в долгу она.
Инспекторша и директриса переглянулись.
— Они у нас… попугайчики-неразлучники, — немного виновато пояснила Высоцкая. — Очень крепко и давно дружат.
Несмотря на конец октября, жара стояла практически летняя. Ловыгина промокнула салфеткой взмокший лоб.
— Ну что ж… — глубоко и устало вздохнула она, — послушаем обоих… попугайчиков. Чем раньше закончим — тем раньше я всех отпущу.
=29
Пашка лежал на кровати, уставившись в потолок, и тщетно пытался заснуть. Время давно перевалило за полночь, но у него было слишком неспокойно на сердце для того, чтобы расслабиться.
И вроде бы всё закончилось для него хорошо — во всяком случае, могло быть и хуже… но на душе по-прежнему скребли кошки. Пашка с содроганием вспомнил, как инспекторша позвонила Хрусталёвой — в тот момент ему хотелось провалиться сквозь землю. Он подсознательно готовился к позору и презрению, когда выяснится, что он бросил посещать балетный кружок. Однако Ксения Андреевна повела себя очень неожиданно: не только подтвердила, что Пашка исправно ходит на занятия, но и дала ему превосходнейшую характеристику. Наверное, следует съездить завтра в ДК и лично поблагодарить её. Стыдно, конечно, будет смотреть ей в глаза, но… он не собирался оставаться неблагодарной свиньёй.
Дверь, скрипнув, чуть приоткрылась и разрезала тьму полоской света. Затем снова стало темно. Пашка уловил знакомый звук лёгких торопливых шагов, а через секунду с него бесцеремоно стянули одеяло и устроились рядом на кровати.
Милка, кто ж ещё… Конечно, Милка.
Он продолжал лежать не шелохнувшись, всё ещё обижаясь и никак не реагируя на её появление.
— Спасибо тебе, Паш, — прошептала девчонка. — Я тогда там… в парке… ничего тебе сказать не успела.
У него сладко защипало в носу, но ответил он как можно более независимым и гордым тоном:
– “Спасибо” дуракам не говорят.
— Так ты меня тоже дурой обозвал! — тут же сердито зашипела она, моментально вскидываясь.
— Потому что ты и есть дура.
— Ну и ты тогда тоже дурак!
— Ну и всё…
— Ну и всё!
Некоторое время оба лежали молча, возмущённо сопя в унисон. Пашка не выдержал первым:
— И чего ты сюда припёрлась?
— Чтобы поблагодарить тебя, идиот, — огрызнулась Милка и тут же жалобно добавила без паузы:
— Паш, я так за тебя испугалась! А тут ещё эта тётка из милиции притащилась… Я подумала, что тебя в колонию заберут. Что теперь с тобой будет?
— Да ничего не будет, расслабься. Ну, поставили на учёт… фигня. А вот ты зачем влезла? “Это всё из-за меня, это всё из-за меня”, — снова завёлся он, передразнивая голос подруги. — Чуть не подставилась… Это хорошо ещё, что Ссыкло молчит, за шкуру свою боится. А то как пошёл бы припоминать, сколько раз ему от тебя доставалось…
— Я за тебя испугалась, — просто повторила Мила.
— А я за тебя, можно подумать, не испугался? Когда увидел, что ты на земле валяешься… решил, что ты вообще умерла.
Милка освобождённо и легко заплакала, понимая, что прощена, обвила его шею своими тонкими руками, прижалась мокрой и прохладной от слёз щекой — к его щеке. Пашка привычно приобнял её в ответ, чувствуя, как с души падает огромный тяжёлый камень. Если они ссорились — у него потом весь день всё валилось из рук, он не мог ни есть, ни спать, ни играть, ни учиться…
— А что они там про балет болтали? — в последний раз шмыгнув носом, вдруг спросила Милка. — Я не поняла. Ты… правда балетом занимаешься? А почему мне ничего не сказал?
