Самая настоящая Золушка (СИ) - Субботина Айя (читать книги полные txt) 📗
Я бы не вышла замуж за человека, которому не смогла бы доверить свои ночные кошмары.
Но… Почему я упала? Просто несчастный случай?
«Да, конечно, дурочка, это был просто несчастный случай. В темноте никого нет, никто не охотится за тобой по ночам, а если бы и охотился…»
Я вижу, что мой Принц немного поворачивает голову, и задерживаю дыхание, любуясь его острым профилем и совсем не идеальными чертами лица. Он — единственный мужчина, которого я люблю. И это чувство похоже на одержимость. Разве можно любить воздух только за то, что он внутри меня — и маленькие его частички носятся по венам в обнимку с красными кровяными тельцами? Как любить солнце за то, что оно встает на востоке?
Дверь в палату открывается: Кирилл быстро поднимается и становится рядом с моей кроватью.
— О, вы оба здесь, — улыбается мой лечащий врач. — Очень хорошо.
— Я могу забрать жену уже сегодня? — интересуется Кирилл. Я знаю, что вот эти сухие ноты — интерес, хоть простому человеку показалось бы, что он вообще ничего не чувствует.
Откуда-то мне тоже все это известно.
— Нет, Катерине лучше провести ночь в больницу. Но у меня хорошие новости. Поздравляю, — у доктора абсолютно широкая, словно у клоуна, улыбка, — у вас будет ребенок.
У меня странные противоречивые чувства внутри: с одной стороны, я понимаю, что должна радоваться этой новости, ведь, несмотря на вычеркнутый из памяти весь прошлый год, я замужем за мужчиной своей мечты. Поэтому ребенок, даже в мои годы — это наше одно на двоих счастье.
Но я не знаю, долгожданное ли оно, запланированное или спонтанное. Я не знаю, знала ли я об этой беременности, а если знала — почему ничего не сказала Кириллу? Ведь, глядя на его лицо, мне кажется, что даже я, напрочь забыв весь наш брак, не выглядела такой ошарашенной, как он.
— Срок? — уточняет Кирилл, а я непроизвольно подтягиваю одело к груди, таким опасным вдруг звучит его голос, хоть не поднялся ни на октаву.
— Примерно пять-шесть недель, нужно сделать УЗИ для более точного результата, а заодно проверить, как протекает беременность и не повлияло ли падение на состояние плода.
— Доктор, это абсолютно точно? — продолжает допрос Кирилл и на три шага отступает от моей постели. — Есть какая-то вероятность, что ваши тесты ошибаются?
Абрамов озадаченно морщится и, чтобы вытянуть паузу, начинает очень педантично поправлять очки. Пока, наконец, Кирилл не повторяет вопрос, теперь уже откровенно грубо и жестко. Как будто… как будто он хочет, чтобы у него появился повод избавиться от беременности не медицинским способом.
— Боюсь, что анализы крови намного более точны, чем обычные домашние тесты. — Я чувствую, что доктор нарочно выбирает самую обтекаемую формулировку. — Но всегда существует некоторая вероятность ошибки или, например, внематочной беременности. Поэтому, если Катерина хорошо себя чувствует, я бы предложил прямо сейчас отправиться на ультразвук и одним махом избавиться от всех сомнений.
Они оба смотрят на меня: доктор с виноватым видом, как будто только сейчас начинает понимать, что наговорил лишнего, а Кирилл с холодным, как могильная плита, бездушным лицом.
Мороз ползет по коже от этого взгляда, но я до последнего не отвожу взгляд.
И в голове, словно заевшая пластинка, мелькает только одна мысль: «А что, если Морозов был прав — и муж действительно столкнул меня с лестницы, потому что… узнал о ребенке не сегодня, а еще вчера?»
— Она пойдет на УЗИ, Абрамов, — за меня хлестко расписывается Кирилл и, несмотря на мои протесты, сдергивает покрывало прямо на пол. — Или я ее отнесу.
— У нас есть кресла-каталки, так будет…
Доктор не успевает закончить, потому что Кирилл действительно берет меня на руки: легко, хоть он кажется довольно худощавым для своего роста.
— Хорошо, конечно, — торопливо отступая к двери, перебирает слова доктор, — так действительно будет быстрее.
Мы идем по коридору — и с каждым шагом я все больше понимаю, что какие бы ужасы не говорил вчера Морозов, он может быть прав. Я видела Кирилла таким абсолютно «глухим» лишь раз — в тот день, когда он сунул мне деньги за хлопоты с детьми. Для меня теперешней это было всего несколько дней назад, но даже сейчас мне кажется, что я не должна была брать подачку.
В кабинете УЗИ я лежу на кушетке, боясь пошевелиться, и послушно исполняю все советы молодой симпатичной женщины: не бояться и не пищать, если проводящий гель будет немного прохладным. Мне все равно, даже если бы она приложила к животу кусок льда. Кирилл подпирает плечом стену, но это не расслабленная поза хозяина жизни и не усталость.
Он натянут как струна.
Он в бешенстве.
Доктор очень долго водит прибором по моему животу, как будто хочет рассмотреть, какими у младенца будут зубы и на кого он будет похож. И с каждой секундой тревога откусывает от меня кусок за куском.
— С плодом все в порядке, — наконец, сообщает она и тепло мне улыбается. — Нет никаких нарушений или патологий, по крайней мере тех, которые можно выявить на вашем сроке. Размер соответствует шести неделям.
Я поворачиваю голову в сторону Кирилла, ищу его поддержку, хоть на самом деле надеюсь увидеть улыбку и радость или хоть что-нибудь, что вытравит из моей головы голос сомнения.
Но вижу только спину мужа и втягиваю голову в плечи, оглушенная резким хлопком закрывшейся за ним двери.
Глава восемнадцатая:
Кирилл
Шесть недель.
Компьютер в моей голове подсчитывает, что это — сорок два дня. Ненужные бестолковые цифры, ведь дело совсем не в них, но математика и точный расчет — единственное, что не дает мне окончательно свихнуться. Люди находят утешение в алкоголе, в сигаретах или йоге, совершают кучу бестолковых ритуалов, считая, что восстанавливают душевное равновесие. Обычные здоровые люди, чья голова работает без сбоев, каждый день совершают акты безумия, но именно нас, «особенных», считают чуть ли не угрозой обществу.
Сто девяносто пять дней назад Катя узнала, что я — «особенный». И даже как будто обрадовалась этой новости. Она приняла правила игры: в наследство своему ребенку я могу передать не только миллионы, машины, дома заграницей и счета в банках, но и «сломанную микросхему», поэтому мы будем жить ради себя и никогда не заведем разговор о детях, потому что наследниками бизнеса станут мои племянники, а она получит половину всего, чем я владею.
Сто пятьдесят девять дней назад начальник службы безопасности передал мне конверт, напичканный распечатками сообщений с Катиного телефона. Странную переписку с кем-то под ником «Пианист». Его принесла пожилая женщина, попросила передать лично мне в руки. С утра я был занят, в офис попал только ближе к вечеру — и к тому времени конверт уже просветили и «одобрили» грифом безопасности.
Сто двадцать три дня назад начальник службы безопасности привел ко мне человека, обученного выискивать свидетельства измен жен олигархов. Катя слишком много мне стоила, чтобы я пустил все на самотек. Буквально — она владела огромным куском моего состояния, она тоже была моим «ценным активом».
Сто пять дней назад нанятая ищейка передал увесистую папку, в которой было все: с кем завтракает Катя, если я уезжаю из страны, что ела на обед каждый день и сколько раз чихнула, с кем разговаривала в магазине, кому улыбалась и какие духи использовала. Я не узнал ничего нового, кроме одного: в жизни моей жены не было никакого «пианиста».
Восемьдесят шесть дней назад я собственными глазами увидел Катю в ресторане вместе с Ерохиным. Сидел в машине и смотрел, как они что-то увлеченно обсуждают, словно старые друзья.
Семьдесят дней назад я забрал ее телефон, чтобы отдать специалистам по взлому. Забрал… и вернул, не сунув свой любопытный нос в этот кусочек ее жизни. Потому что доверял своей Золушке. Потому что уже подыхал без нее. Потому что не хотел верить, что моя наивная дурочка с огромным, как красный карлик сердцем, может оказаться подлой сукой.
