Узел (СИ) - Сергеева Оксана Михайловна (е книги .TXT) 📗
Демьян выходит за мной, смотрит на дверь, на меня…
— Дём, поехали скорее, — тороплю его взглядом и вызываю лифт. Он благородно стаскивает с себя пальто и накидывает мне на плечи. Я мигом согреваюсь от его тепла, однако на улице холод все равно сковывает меня с головы до ног.
Это не физическое ощущение, это ощущение полной пустоты в душе.
День угас. Я бездумно смотрю на дорогу, держа взглядом какую-то неопределенную точку. Плесовских молчит, лишь изредка на меня поглядывая. Может быть, все дело в том, что мне отчаянно его навязывают? Может, если бы он не работал с моим отцом, если бы его бесконечно ко мне не сватали, а мы общались с ним где-то в своем кругу, без расспросов и постоянного давления, у нас что-то получилось? Он всегда внимателен ко мне и даже заботлив. Надо признать, недурен собой. Знает толк в одежде, в еде, где и как отдохнуть, куда съездить, впрочем, наверное, как и любой другой человек, у которого есть деньги.
— Не холодно? — обеспокоенно касается моей ладони.
Смотрю на его руки: нет, не получилось бы. От него за версту прет дорогим парфюмом, и я рада, что он начисто перебивает его собственный запах, потому что мне не хочется его вдыхать. Я не желаю ощущать на себе тепло его рук, не хочу прижиматься к нему… тем более голой.
Конечно, перед глазами тут же всплывает Леднёв. Не помню аромат его туалетной воды, но хорошо помню горячий влажный запах его кожи. Тогда, когда он разгоряченный таскал нам в квартиру мебель, а потом собирал комод. Помню его руки, шершавые от постоянных тренировок, его грубоватые нахально-собственнические прикосновения. До него я не знала, что такое настоящее влечение и откуда оно рождается. Теперь знаю: это что-то первобытное, необъяснимое. Неконтролируемое, потому опасное. Ты слепнешь, глохнешь и становишься зависимой от объекта своего вожделения.
Машина плавно тормозит у подъезда, и Демьян с сожалением вздыхает: приехали, пора расставаться. Сегодня мне хочется быть по-человечески ему благодарной, он все-таки очень меня выручил, сорвался с места, не спросив, что и зачем. Чашку кофе Плесовских точно заслужил.
Мы поднимаемся в квартиру, и я предлагаю ему пройти в гостиную. Черт знает, что там на кухне. Тоська имеет обыкновение оставлять в раковине грязную посуду.
— Дём, включи телевизор.
Приношу кофе и печенье.
— А где подруга? — спрашивает Дёма. Его мало интересует Тоська и ее похождения, но надо же о чем-то разговаривать.
— Не знаю, гуляет где-то.
— Так и не скажешь, что случилось?
— Не бери в голову, — отмахиваюсь я, — как всегда… поругалась.
— Протестуешь?
— Пытаюсь установить новый режим правления. Но пока безуспешно.
Мы молча допиваем кофе. Спрашивать про работу не хочу, какой смысл — Плесовских работает с отцом, у них общие дела, которые, честно говоря, мне не интересны. А больше говорить не о чем. Вот и смотрим чаще в телевизор, чем друг на друга.
— Сам-то замерз, наверное?
— Нет, — улыбается он.
— Ты очень выручил меня, правда.
— Не благодари.
Тыльной стороной ладони Дёма легко касается моего лица, я, не замечая этого жеста, ставлю чашку на столик и тянусь к лежащему около него пульту от телевизора. То ли Дёмку перемкнуло, то ли мое движение было воспринято как рывок навстречу, но он хватает меня за лицо и целует в губы. От удивления я даже не сопротивляюсь, и лишь когда оказываюсь опрокинутой на спину, понимаю, что Плесовских не собирается останавливаться. Его руки шарят по моему телу, губы все крепче прижимаются к моим губам.
— Демьян! — вскрикиваю я, а он еще судорожней стискивает меня. — Плесовских! — яростно толкаю его в грудь.
Он, приходя в себя, разжимает руки, его глаза проясняются, и их тут же заволакивает виноватое выражение.
— Кофе тебе показалось мало? — Я отползаю от него в угол дивана и поправляю на себе одежду. Одергиваю задранную юбку и собравшуюся на груди кофту.
— Настя прости…
— Плевала я на твое прости. Ты совсем спятил?
— Я не хотел…
— Еще как хотел! Уходи… — Мой голос обрывается на высокой точке, и я замолкаю: щелкают дверные замки. Тося вернулась, и она не одна. Меня обдает жаром, когда я слышу в прихожей знакомый голос.
— Давай поговорим, — умоляет Плесовских.
— Наговорились уже.
— Настён? — В комнату заглядывает Таисия и, увидев Демьяна, приходит в легкое замешательство. Я пребываю в таком же — кого-кого, а Леднёва встретить сегодня я точно не ожидала.
— Тебе нужно уйти, — говорю я Дёмке и решительно подталкиваю его в прихожую, где сую ему в руки пальто.
— Давай поговорим, — тихо просит он. — Ты же все понимаешь, я бы никогда…
— Понимаю. Все нормально. Иди. Тебе пора.
— Настя! — он поднимает голос, бессильно хватая меня за руки.
Стоящий в дверях кухни Никита оборачивается. Демьяну пофиг, он не смотрит на него, он смотрит только на меня, в глазах почти ужас, паника, знает же, что я больше никогда его к себе не подпущу. Но Леднёв сверлит его пронзительным взглядом, замечая и золотые часы, и дорогущее пальто. Он признает в нем одного из тех «ухажоров постарше», про которых я ему говорила. А еще Леднёв… смеется! Это раньше он на любого, кто проявлял ко мне какое-то внимание, кидался. Сейчас ему все равно. Он забавляется, глядя на нелепую сцену, разыгравшуюся у него на глазах. Его смешит, как растерянно Дёмка хватает меня за руки, как тщетно пытается что-то втолковать. Мне ничего не остается, кроме как выпихнуть Плесовских на площадку. Не устраивать же сцен при Никите, он и так достаточно увидел. Мне стыдно. Я и сама не знаю почему. Но мне ужасно стыдно.
Проводив Демьяна и надев равнодушную маску, приношу на кухню пустые чашки и почти радостно здороваюсь с Леднёвым. Он так же «радостно» бросает мне ответный привет.
— А что этот тут делал? — спрашивает Тося прямо.
— Домой меня привез.
— А что с машиной?
— Сломалась. У родителей оставила, папа разберется.
В спальне пиликает телефон, и Тося со словами «это меня» улетает отвечать на звонок.
— Как дела? — Я сама непринужденность, от улыбки аж скулы сводит. Наливаю себе кофе, чтобы чем-то занять руки и на чем-то сосредоточиться. Хоть на чем. Кроме Ника.
— Шикарно, — самодовольно отвечает Никита.
— Рада за тебя.
— Угу, у тебя прям на лице написано, что ты за меня очень рада.
— Как «мисс Ноябрь» поживает? — не могу удержаться от сарказма.
— Кто?
— «Мисс Ноябрь». Или уже «мисс Декабрь» на подходе?
Ник громко вздыхает, глядя в ту сторону, куда унеслась Тоська.
— Тебе не стоит переживать за нее, переживай за себя.
— Я и не переживаю, я этим дурам по-женски сочувствую.
Леднёв сначала молчит, но я уже знаю, что ступила на опасную почву.
— Какого хрена тебе надо? — грубо спрашивает он.
— Соскучилась, — смеюсь и ставлю на стол свою чашку, собираясь присесть.
Никита вскакивает с места, и я вскидываю ладони в попытке защититься. Он скручивает мне руки. Будто сворачивает меня в узел. Не могу сказать, что мне не нравится это ощущение…
— Знаешь, никогда не делал девочкам больно, и только ты вызываешь у меня отчетливое желание свернуть тебе шею в прямом смысле, — яростно шепчет он мне в ухо.
Меня снова захлестывает горячая волна — теперь не только от его голоса, но от близости наших тел. От тепла, которое просачивается сквозь мою одежду.
— Я в твоем полном распоряжении, — сдавленно смеюсь, и его это бесит еще больше.
Чувствую на шее его горячее дыхание и готова волком завыть от этого ощущения. Леднёв груб, он делает мне больно, мои руки стиснуты железным кольцом, но я не ропщу, что он вторгся на мою территорию и нарушил мое пространство. Меня пугает не это, а лишь возбуждение, которое никак не найдет разрядки; наше обоюдное желание, которое мы никак не можем утолить.
Он стягивает кофту, слегка обнажив мое плечо и, нет, не целует… он впивается в него зубами!
— Мне больно… — всхлипываю я, и как только его хватка ослабевает, освобождаю руку и ударяю его по губам.
