Ангел тьмы - Эндрюс Вирджиния (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Нет, ты только посмотри на это небесное создание! — перебил жену Тони. — Какие у нее немыслимо голубые глаза! Ну точь-в-точь как у тебя и у Ли! Мне даже не верится…
— Нет, она совершенно не похожа на мою дочь, — холодно посмотрела на мужа Джиллиан. — И не только из-за своих темных волос. Ее глазам не хватает, я бы сказала, детской невинности Ли…
О, значит, мне следует помнить, что глаза могут меня выдать. Нет! Никогда, ни при каких обстоятельствах не должны мои бостонские родственники узнать о том, что произошло между мной и Кэлом Деннисоном. Они станут презирать меня, как Логан Стоунуолл, мальчик, в которого я была влюблена с детства.
— Ты, безусловно, права, Джиллиан, — согласился с ней Тони. — Природа не допускает точных повторений.
За два с половиной года, проведенных мною с Китти и Кэлом Деннисоном в предместье Атланты Кэндлуике, я, похоже, так и не набралась достаточно житейской мудрости. Китти, умершая в тридцать семь лет, не сумела смириться со своим пожилым, на ее взгляд, возрастом. И вот теперь передо мной моя родная бабушка, которой гораздо больше лет, чем Китти, однако она вполне довольна собой и выглядит прекрасно. Это в горах бабушками становятся рано, так как выходят замуж в двенадцать, тринадцать или четырнадцать лет. Но сколько же лет этой, бостонской, бабушке, задумалась я.
В феврале мне должно было исполниться восемнадцать, но до этого оставалось еще несколько месяцев. Мама родила меня, когда ей было четырнадцать, и умерла в тот же день. Будь она сейчас жива, ей было бы только тридцать один. Насколько я знала из книг (а прочла я их немало) и судя по тому, что слышала о нравах бостонской аристократии, здесь не было принято выходить замуж, не завершив своего образования. Мужья и дети не играют в жизни бостонских девушек той роли, как для их сверстниц в Западной Виргинии. Джиллиан впервые вышла замуж в двадцать лет, следовательно, сейчас ей не меньше пятидесяти. Подумать только, к этому возрасту моя вторая бабушка давно уже сгорбилась, ссутулилась и поседела, заработала артрит рук и ног, не говоря уже о том, в каких обносках и стоптанных башмаках она всю жизнь ходила!
Ах, милая моя бабуля, ведь было время, когда и ты выглядела такой же хорошенькой, как и эта женщина!
В уголках васильковых глаз моей неувядающей бабушки блеснули и застыли две слезинки. Тронутая этим проявлением чувств, я осмелела и спросила:
— Бабушка, а что рассказывал тебе обо мне мой папа?
Голос прозвучал тихо и с легкой дрожью. Папаша уверял меня, что бостонские дедушка и бабушка с радостью примут внучку в своем шикарном доме. Но что еще он им наплел по телефону? Он вечно унижал меня, упрекая в том, что я виновата в смерти его жены, ангела во плоти, как говаривал он. Неужели этот негодяй все им рассказал? Если так, тогда они никогда не будут ни уважать, ни любить меня. А мне очень нужно, чтобы меня любили, и любили такой, какая я есть, — далекой от совершенства.
Бабушкины васильковые глаза обожгли меня ледяным равнодушием. Поражала их пустота, внезапно сменившая теплое умиление. Но Джиллиан тотчас же овладела своими чувствами, заговорив со мной неожиданно мягко и ласково.
— Моя дорогая Хевен! — проворковала она. — Умоляю тебя, моя милая, никогда больше не называй меня бабушкой! Ведь я изо всех сил стараюсь сохранить молодую внешность, соблюдаю режим и специальную диету, в общем, трачу на это всю энергию, массу времени и, конечно же, денег, но, как мне кажется, небезуспешно. Но если ты повторишь это слово в присутствии моих друзей, ты разобьешь в пух и прах плоды всех моих тяжких усилий, потому что они думают, что я гораздо моложе, чем на самом деле. Мне будет стыдно, если меня уличат во лжи. Признаюсь, что я всегда лгу, когда речь заходит о моем возрасте, порой даже врачам. Поэтому не обижайся, но я попрошу тебя впредь называть меня просто Джиллиан.
Это был еще один удар для меня, но я уже начинала привыкать к ним.
— Но… право же… — залепетала я, — как, в таком случае, ты представишь меня? И откуда я вообще появилась? И что я здесь делаю?
— О, дорогая, ты просто прелесть! Не обижайся, моя милая, если тебе так уж угодно, то можешь иногда, когда мы будем одни, называть меня… Нет, я этого не вынесу! Ведь ты можешь забыться и случайно назвать меня на людях бабушкой. Поэтому лучше будет с самого начала раз и навсегда усвоить наш уговор! Ведь согласись, моя прелесть, что это не совсем ложь. Женщины должны стараться казаться таинственными. Мне кажется, тебе тоже лучше начать лгать о своем возрасте, и чем раньше, тем лучше. А я представлю тебя как свою племянницу — Хевен Ли Кастил.
Я некоторое время осмысливала услышанное, прежде чем задать следующий вопрос:
— Так значит, у тебя есть сестра с такой же фамилией, как и моя, — Кастил?
— Конечно же нет, моя славная! — с легким смешком воскликнула Джиллиан. — Но обе мои сестры столько раз выходили замуж и разводились, что вряд ли кто помнит все их фамилии. Скажи, что тебе не хочется говорить о прошлом, а если кто-то станет бестактно настаивать, ответь этому негоднику, что папочка увез тебя в свой родной город… ну, как там его…
— Уиннерроу, Джилл, — подсказал ей Тони, кладя ногу на ногу и выстукивая пальцами дробь на стрелках серых брюк.
В Уиллисе женщины гордились, если становились бабушками раньше своих сверстниц, это являлось предметом их похвальбы. Моя бабуля уже в двадцать восемь увидела своего первого внука, правда, он не прожил и года… А в пятьдесят она выглядела на все восемьдесят, если не старше.
— Хорошо, тетя Джиллиан, — пискнула я срывающимся голоском.
— Нет, милая Хевен, и тетей меня прошу не называть! Просто Джиллиан. Мне всегда претили все эти титулы типа «мама», «тетя», «сестра», «супруга». Одного имени вполне достаточно.
— А меня, Хевен, я попрошу называть просто Тони, — рассмеялся ее муж и озорно улыбнулся мне, когда я вытаращила на него изумленные глаза.
— Если ей так уж хочется, пусть называет тебя дедушкой, — холодно промолвила Джиллиан. — В конце концов, ты всегда питал слабость к родственным связям.
Уловив некий скрытый намек в ее словах, я в недоумении переводила взгляд с дедушки на бабушку, не обращая внимания на то, куда нас мчит длинный лимузин, пока не увидела дорожный знак, указывающий на северное направление. Преодолев волнение, я снова сделала робкую попытку выяснить, что папаша наговорил им по телефону обо мне.
— Ничего существенного, — успокоил Тони, а Джиллиан, кивнув, сдавленно чихнула (то ли от холода, то ли от избытка чувств), коснувшись кружевным платочком уголков глаз.
— Твой отец произвел на меня приятное впечатление, — продолжал Тони. — Он сказал, что ты недавно потеряла мать и тяжело переносишь эту утрату. Конечно же, мы вызвались помочь, Джиллиан и я всегда переживали из-за того, что твоя мать долгие годы не давала о себе знать. Правда, спустя два месяца после своего бегства она прислала нам открытку, в которой сообщала, что с ней все в порядке, но с тех пор о ней ничего не было слышно. Мы пытались разыскать ее, даже нанимали детективов. Однако открытка оказалась настолько затасканной, что с трудом можно было разобрать буквы, да и пришла она из Атланты, а не из Уиннерроу, в Западной Виргинии. — Он накрыл мою руку своей ладонью: — Милая девочка, мы весьма огорчены известием о смерти твоей матери и разделяем утрату. Жаль, что раньше ничего не знали о ее болезни, мы могли бы скрасить последние дни Ли. Кажется, твой отец упомянул рак…
Боже, и зачем только папаша так бессовестно лгал!
Мама умерла спустя пять минут после моего рождения, успев лишь дать мне имя. От его лживой хитрости я вся похолодела и почувствовала тупую боль в желудке — даже голова закружилась. Какое коварство — вынуждать меня строить фундамент счастливого будущего на бессовестном обмане! Но жизнь всегда была несправедлива ко мне, так чего же я могла ожидать от нее теперь? Будь ты проклят, папаша, за свою ложь! Несколько дней назад умерла Китти Деннисон, женщина, которой он меня продал за пятьсот долларов. Эта Китти была безжалостной: заставляла меня мыться чуть ли не в кипятке, не скупилась на оплеухи. Она имела крутой нрав, пока не заболела и не ослабла.
