Выше стен (СИ) - Ру Тори (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗
Остекленевшими глазами наблюдаю за ее ужимками. Скулы сводит, как при отравлении. Я не могу дышать.
— Глянь, Святик! А вот эта потянет под пивко… — комментирует Сева.
С грохотом отодвинув стул, я встаю и быстро покидаю зал.
2 (Регина)
Стук миллионов капель за окном сливается в монотонный гул. Сладко потягиваюсь, кутаюсь в мягкое одеяло и улыбаюсь, ликуя от ощущения небывалого комфорта. Я во все глаза рассматриваю комнату — мою собственную, персональную, отдельную комнату!
Просторную и уютную, как и весь дом, в который мы с мамой наконец переехали.
Вылезаю из постели и, спотыкаясь в полумраке о неразобранные сумки и коробки, обхожу по периметру пока еще не ставшую родной спальню, задерживаясь у каждого населяющего ее предмета — шкафа, тумбочки, лампы, стола…
Отодвинув штору, я слежу за дождинками, медленно ползущими по стеклу.
За окном занимается тусклый рассвет, мутным пятном зеленеет газон, рассеченный серой садовой дорожкой, а в трех метрах от нее из земли вырастает глухая кирпичная стена, скрывающая остальной вид, — угрюмая и мрачная, наверняка в ясные дни она заслоняет даже солнце.
Мне же эта стена гарантирует полную изоляцию и защиту от окружающего мира — незнакомого города с лабиринтами сводящих с ума улиц.
Города, куда сегодня мне предстоит выбраться.
***
Мама и ее муж Андрей завтракают в столовой, раза в два превосходящей по метражу съемный угол, где мы ютились раньше. Хотя большую часть времени я проводила в нем одна: мама с труппой актеров областного театра постоянно пропадала на репетициях и гастролях.
Сколько себя помню, мы жили бедно, но мама старалась разнообразить окружающую обстановку: развешивала на стенах афиши и яркие картины, созданные ее друзьями, заполняла свободные пространства необычной мебелью, вазами и сувенирами.
Но они ни черта не спасали от одиночества меня — особенно когда я возвращалась из школы униженной, оплеванной, а то и избитой, и грела в микроволновке обед, глотая слезы.
Мамины друзья по училищу искусств постоянно заваливались к нам — разучивали сценарии, пели, спорили и травили сигаретным дымом плетеный абажур под потолком, а я внимала им, раскрыв рот.
Это они научили меня примерять самые разные роли и вживаться в них.
Я кажусь многим странной, и никто не догадывается: чем мне страшнее, тем сильнее я кривляюсь и паясничаю. Потому что в панике перестаю понимать правила игры.
От мамы мне передалась тяга к прекрасному и нестандартный подход к вещам: я сама шью свои сумасшедшие наряды и крашу волосы в сумасшедшие цвета.
А от папы — взрывной характер. Ну и… отклонения.
Мама и отчим рассыпаются в приветствиях, выдвигают третий стул, и я с вожделением принимаюсь за мамин кулинарный шедевр.
Я тороплюсь и давлюсь, но мама смотрит на меня как на сокровище. Хотя я — то еще сокровище: тупая, вспыльчивая, ненормальная, потому и не смогла продолжить учебу в школе и, как следствие — распрощалась с мечтой о высшем образовании.
Спасибо Андрею — пристроил меня в местный колледж.
Если бы не мое поступление, он бы, вероятно, так и не уломал маму переехать к нему.
Тайком бросаю взгляд на отчима — острые скулы, серо-голубые ледяные глаза, широкие плечи и длинные пальцы… Несмотря на возраст, Андрей остается сногсшибательным красавцем. Но сегодня он бледен и слегка напряжен из-за позднего звонка своей бывшей.
Да, пялиться на мужа мамы плохо, но я не могу равнодушно пройти мимо настоящей красоты людей, вещей, явлений…
Мама льнет к Андрею, гладит его по руке.
Маму можно понять — этот человек возник в нашей жизни, когда новый главный режиссер вышвырнул ее из театра. Благодаря Андрею нам не пришлось долго перебиваться макаронами и маринованными помидорами из запасов почившей соседки по комнате — он, словно принц на белом коне, вытащил маму из нужды, окружил заботой и всячески поддерживал на протяжении последних лет.
А я шла к ней довеском. Беспокойным и вечно находящим на собственную пятую точку массу проблем.
— Регин, может быть, Андрей тебя все же подбросит?.. — умоляет мама, и отчим кивает:
— Не стесняйся. Мне нетрудно! Ты пока плохо знаешь город, нам так будет спокойнее.
Но я твердо стою на своем:
— Я сама доберусь! Не хватало еще, чтобы в колледже надо мной начали смеяться…
— Регина, ты совершенно нормальный, полноценный человек! Никогда не забывай об этом! — с жаром убеждает мама, и я поспешно выбираюсь из-за стола.
***
В комнате я пытаюсь сохранить присутствие духа, но паника сворачивает желудок болезненным спазмом — мне нужно отвлечься.
Нарезаю круги от окна до двери, тяну на себя створку встроенного в нишу шкафа и застываю: в нем полно вещей. Обожаю их — даже самые скучные и немодные при помощи швейной машинки могут превратиться в стильный эксклюзив.
Углубляюсь в залежи на полках — одежда на них сплошь дорогая, клевая. Но мужская.
Наверное, она принадлежит парню, который здесь раньше жил. У Андрея есть сын, но отчим предпочитает о нем не говорить и сводит на нет все расспросы.
Я нахожу офигенное черное пальто и тут же набрасываю поверх наглухо застегнутой рубашки. Рискуя опоздать в первый учебный день, долго верчусь перед зеркалом — посылаю отражению воздушные поцелуи, выпадаю из реальности, забываю обо всем.
Пальто скрывает татуированные бедра, болтается на мне, как на пугале, но выглядит стильно. И пахнет так приятно, что затуманиваются мозги.
Размазываю по губам помаду самого темного оттенка бордового, фотографирую свое отражение, закидываю в соцсеть и направляюсь к выходу.
Из коридора машу маме и Андрею, доказывая прежде всего себе, что ничуть не волнуюсь, что все будет хорошо…
Я без происшествий добираюсь до остановки. А потом — через ряды безликих одинаковых многоквартирных домов — до колледжа.
Обворожительно улыбаюсь хмурым студентам, хотя коленки дрожат.
Внутри колледжа совершенно ужасно: мрачно, темно, поверх мутной облупившейся краски развешаны плакаты с изображением электроцепей и непонятных деталей в разрезе, жутко воняет сыростью.
Люди тоже странные. Тут нет обязательной для всех формы, но все всё равно одеты почти одинаково. На меня враждебно пялятся.
Чтобы унять вернувшееся ощущение собственной чужеродности, я надуваю пузырь из малиновой жвачки, громко лопаю его и развязно направляюсь к стае девчонок — те растерянно пятятся назад, но вовремя одумываются и замирают, а девушка с черными широкими бровями хищно улыбается мне:
— Солнышко достало? — Она указывает пальцем на очки на моем носу. — Ты вообще кто?
— Гафарова Регина Амировна, — вальяжно представляюсь и снова щелкаю пузырем. — С первого курса.
— Я тоже! — умерив гонор, отзывается девушка и прищуривается: — Регин, у тебя сиги есть?
— Так точно.
— Котова Катя. Кэт, — удовлетворенно кивает она и подзывает своих подруг: — Это Регина, девчонки. А это — Даша и Мила. Очень приятно. Будем дружить?
Чавкаю жвачкой — я рада такому повороту, хотя тут же забываю, кто из них кто.
***
Стою в рекреации у актового зала и верчу в руках новенький студенческий билет. Провожу пальцем по твердой корочке и всхлипываю — не могу поверить, что я теперь студентка. Возможно, когда-нибудь из меня все же выйдет толковый человек.
И тут же спохватываюсь — до собрания нас организованной толпой препроводили в аудиторию на первом этаже и повелели на время оставить в ней вещи. Весь курс давно уже вернулся туда!
Я со всех ног бегу вниз, но коридор причудливо изгибается, виляет, ответвляется, заводит в тупики. Кружится голова, отчаяние бьется под ребрами, за черными стеклами на глаза наворачиваются слезы.
Где эта чертова сто первая?
Шарю ладонями по стенам, останавливаюсь, перевожу дух и прихожу в себя — вот же сто пятая, значит, нужный мне кабинет через одну дверь!
