Солнце мое 2 (СИ) - Войлошников Владимир (бесплатная регистрация книга txt, fb2) 📗
Нет, голодать я не буду, мне ж ещё зарплата завтра-послезавтра за декабрь в саду отломится. В декабре дети неплохо ходили — вот бы мне на большой холодильник хватило! Сейчас такие здоровенные есть, чуть ли не под потолок. Мы бы тогда один наш старенький маленький сюда притащили, чтоб у меня молоко не кисло, а другой — маме в магазин. Классно я придумала, да?
Десятого числа внезапно пришла Лариса, про которую я совершенно забыла. Я, честно говоря, даже и не знала, что она Лариса, до тех пор, пока она не пришла. Та четвёртокурсница с дошкольного, которая молодец и вообще.
Разговор у нас состоялся занятный. Сперва Лариса задвинула мне, как это неправильно: учить детей читать до школы. Не по методике и прочее. Крайне вредно и разрушительно для психики. Череповато, в общем, как одна наша знакомая говорит.
Вот, к примеру, посмотрите на меня. Я читаю с трёх лет. Никто не знает, как это вышло. Оно само как-то — раз, и ребёнок вдруг читает. И что теперь?
По-моему, череповато на всю голову. Но это я так, отвлеклась.
Я говорю:
— Лариса, методика — это всё здорово, но так у нас с вами диалог не состоится. А с родителями (в смысле — клиентами) — тем более. Все хотят что? Чтоб дети стали быстрее-выше-сильнее. И желательно, успешнее и богаче. А для этого все почему-то хотят читать, быстрый счёт и английский.
Это я со своими двоюродными старшими сёстрами пообщалась, у которых дети как раз подходящего возраста. Сестёр было достаточно много для того, чтобы я смогла сделать некоторую статистическую выборку. Удивительно, но факт. Чтение, быстрый счёт и английский язык — залог успеха. Такое вот.
Ещё все поголовно хотели танцев. Прямо убийство с этими танцами было. Не танцуешь — значит, что-то с тобой не так! Ну, на крайний случай — карате. К каратисту я уже подъехала насчёт детских групп. Он, правда, уточнил, что айкидо — не совсем карате, но с аргументом, что оно круче, чем карате, согласился сразу и безоговорочно. А учителя по танцам я активно искала, но про это давайте чуть позже, а пока про Ларису.
Надо отдать ей должное, в концепцию продающегося продукта Лариса въехала сразу. Стала бодро вспоминать какие-то новые разработки, специальные буквари и прочее. Я говорю:
— Вот и здо́рово! — типа, «вы нам модные методики, а мы вам — денег». — Давайте пока краткое что-нибудь, но ёмкое, на четыре месяца, — вот не верю я что-то, что народ будет летом ходить. Все ж по дачам бросятся, урожаи обеспечивать. — А если всё здорово попрёт, на сентябрь уже будем думать про развёрнутую программу. Вы мне, главное, коротенечко распишите, про что ваш курс будет, чтобы я людям объяснять могла.
На этом мы расстались, взаимно довольные.
Теперь про танцы.
После того, как четвёртая подряд сестра взахлёб мне начала рассказывать про танцы, я поняла, что это направление надо двигать. В танцах я шарила плохо. Точнее — никак. И поначалу мне пришла в голову идейка найти кого-нибудь достаточно именитого и пригласить его на группу, которую под него же и собрать. Но тут пришёл мой здравомыслящий папа и говорит:
— Э-э, раскрученный тренер за простую зарплату работать не пойдёт. Особенно если он уже попробовал с коммерческими группами работать. Там запросят такой ценник, что ты с этих групп копейки иметь будешь. А беготни сколько? Реклама, туда-сюда, учёт, бухгалтерия. Выхлоп должен быть. А то — как свинью брить: толку мало, визгу много.
Образность сравнения меня впечатлила. Натурально, зачем мне такой геморрой за двадцать копеек?
А где взять молодого и перспективного танцора?
Причём, даже не собственно танцора, а именно учителя танцев. Потому что как раз от папы я неоднократно слышала, что хороший спортсмен и хороший тренер — это два совершенно разных таланта. Не думаю, что танцоры далеко в этом плане от спортсменов ушли. Одно дело — самому достижения показывать, и совсем другое — чему-то учить, да ещё все эти постановки придумывать.
Короче, грузилась я страшно, пока папа не позвонил и не сказал, что позвонил кому-то, у кого сестра жены дружит с кем-то (во цепочка!) из преподавателей училища искусств*, и они как-то договорятся посоветовать мне кого-нибудь из перспективных именно тренеров. Тьфу, балетмейстеров. Или как их? Учителей-хореографов, короче. Будущих.
*Которое отдельные причастные
называли «чудилищем из кустов»…
В этом месте я обрадовалась и начала вместо душевных терзаний сочинять название для будущего танцевального коллектива.
И тут мне внезапно позвонила староста с универа.
— Ольга, привет! Ну, не поймаешь тебя!
— О, здоро́во! А что, меня ещё не отчислили?
В трубке повозилось.
— Нет. Ты бы пришла, а?
Я тяжко вздохнула. Филфак в мои плотные планы никак не втыкался.
— Слушай, — торопливо зашептала Олеська. — А тебе три зачёта автоматом проставила, вместе с группой зачётку подпихнула. Ещё два попробую.
— А сессия не прошла разве?
— Да не, позавчера только зачётная неделя пошла, а экзамены вообще с двенадцатого.
— Надо же.
— Но, странный график, вообще. Ну, короче. По философии препод ногу сломал, заменяет его какой-то левый, а он, говорят, валит всех.
— Да мне уже, наверное…
— Погоди! Иосифовна сказала, свой экзамен тебе четвёркой закроет, авансом. Зарубежку чё, не сдашь что ли?
Я не знала, хочу ли я сдавать зарубежку. Нет, знала — не хочу. Но тут Олеська выдала инфу, изменившую ход моей мысли:
— Философ новый, говорят, по шесть раз на пересдачу гоняет, пока не принесёшь что-нибудь.
— Например?
— Ну-у… коньяк. Денег там.
— Так, Олесь: сколько денег? Конкретные цифры есть?
Теперь вздохнула Олеська, которой все эти товарно-денежные отношения были как серпом по горлу.
— Пятёрка — двести тысяч.
Ну, это ещё по-божески, — подумала я. Папа вон, чтоб меня за раздолбайство и нехождение на физру не отчислили с первого курса, ящик коньяка физруку заносил, а это подороже будет.
— Четвёрка — сто, продолжала Олеська. — Тройка…
— Простите, но тройки нас интересуют мало, — задумчиво пробормотала я. Мне, как вечной отличнице, четвёрки-то получать было западло, а уж про тройки я была уверена, что любой здравомыслящий человек на тройку по гуманитарному предмету способен наговорить, особо не вспотев. — Слушай, Олесь, а есть человек, который имеет доступ ко всем этим документам сразу, чтоб со всеми по отдельности не договариваться?
Олеська снова поскрипела телефоном.
— Я узнаю, Оль. Но я…
— Погоди, не узнавай, — я вдруг подумала, что, кажется, знаю, кого можно попросить. — Будь другом, дня через три позвони мне. Если у меня не получится — будем пытаться по-другому решать.
— Ну, давай.
Чё мне вдруг в голову пришло, товарищи. Ходили упорные слухи, что для занятий кружковой деятельностью — вот, типа как я в саду — нужно будет обязательно педагогическое образование. Любое. А универ — это, конечно, не пединститут, но педагогика в программе тоже значилась. Значит, по-хорошему, стоило попробовать договориться.
Я собралась, купила по дороге коробочку модных конфеток «рафаэлло» и направила стопы свои в альма матер — в родную восемнадцатую школу.
Антонина (бывшая моя классная) сидела в своём английском кабинете и гоняла чаи — каникулы же!
— Антонина Михална! С новым годом!
— Ольга! Привет! Чай будешь? — она приобняла меня привычным широким жестом, прошла к окну и забрякала чашками. — Что, подружка моя говорит, совсем ты учёбу забросила?
— А вот, я, между прочим, к вам по этому поводу и пришла.
Я стала рассказывать, как оно у меня в этом году всё в кучу — и работа, и курсы, и магазин родительский.
— Поговорите с Амалией Иосифовной, а? Времени просто катастрофически не хватает. Дизайн бросать не хочется. Тем более, почти два миллиона за него оплачено.
Дизайн Антонина одобряла. Она вообще считала, что это — моё. Мы когда на УПК* пошли в десятом классе, как раз она меня на художника-оформителя и толкнула, так бы сидела я в какой-нибудь кулинарии.
