Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя - Дюшатле Кристоф (библиотека электронных книг txt) 📗
На следующий день на пляже организовали пикник. Рядом с нами собралась группа подростков с гитарой, у которых были прыщавые лица и длинные волосы. Разглядывая этих милых мальчиков, моя мать тотчас начинает испытывать волнение. Ей приходит на ум очень необычная мысль: она поднимает большой арбуз, приобретенный в Испании как раз для этого случая, смотрит на мальчишек и кричит: „Внимание! Играем в футбол!“ — и бросает арбуз на другую половину пляжа; все игроки вынуждены передавать арбуз друг другу. Наконец он трескается. Мама приказывает: „Теперь все к столу!“ Мы подбираем треснутый арбуз, поскольку мама не выносит, когда выбрасывают продукты. „Мама, вы играли в футбол арбузом. Это стыдно!“ — говорю я. Она возражает: „Нет, не стыдно, они хотят быть такими же свободными, как и мы. Играть с арбузом — это здорово!“ Моя мать собирает мальчиков, использует их, а потом выбрасывает. При каждом разрыве она мне говорит: „Ты видишь, я была права, этот тоже оказался недостойным“. Так она разбила жизнь моему отцу, отчиму и многим другим. Кто следующий? (Жеральдина оглядывает посетителей кафе, сидящих за соседним столиком.) Моя мать — продукт поколения фастфуда, тейлоризации и свободного рынка, все ее фокусы сопровождаются неопацифистским фольклором, приправленным соусом из эстетики хиппи и эзотеризма. Но это еще не все. Моя мать — как телепрограмма, она все время повторяет одну и ту же картинку — свою собственную.
С годами мама стала считать себя сложной личностью. Анализируя свой образ, она составила каталог женщин: интеллигентка, педагог, спортсменка, девчонка, истеричка. Индийская революционерка, покорительница, рабыня, экспериментатор, грубиянка, ласковая кошечка, зануда, сволочь, эгоистка… Она также может быть бабушкой: вечером она садится в кресло, принимается вязать и смотреть сериал „Комиссар Деррик“. Иногда она классно одевается, а на следующий день ходит чумазая; не моется несколько дней, а затем может облачиться в белое пончо и резиновые сапоги, но никогда не наденет ни юбки, ни костюма. Вот интересный объект изучения для социальных наук. И последний штрих: мама терпеть не может обручальных колец, то есть всего, что способно ее привязать. Она все время повторяет: „Я — дикая трава, люблю жить, как мне хочется…“».
Жеральдина излила душу. Я оказался ее случайным слушателем. Так случайно встречаются поезда и вода из одного сосуда переливается в другой. Сейчас девушка чувствует себя лучше. Она хочет, чтобы мы встретились вновь. Почему бы и нет… Я колеблюсь, но все-таки соглашаюсь. Погода прекрасная. Я мог бы руководить сердцем этого нежного цветка, поделиться частью моего опыта. Я отдамся ей, и мы будем заниматься любовью, поедим блинчиков в Мон-Сен-Мишель, а потом она бросит меня, как ее мать проделывала это со своими любовниками. И все же это будет любопытно. Благодаря нашей чудесной любви она десять лет сможет не посещать психоаналитика. Наши губы робко соприкасаются. Я кладу руку на ее шею, она отталкивает ее, потом улыбается мне. Мы расстаемся, а несколько дней спустя я звоню ей, чтобы рассказать о своих чувствах. «К сожалению, данного номера телефона не существует…»
В апартаментах на улице Тюрен
Звучит джаз. Раздаются голоса. Одна за другой приходят девушки, иногда они появляются группами. Вот уже третий раз я праздную новоселье в этом месяце. И я добился небольшого прогресса: получил десять номеров телефонов, договорился о четырех свиданиях, два из которых оказались неудавшимися. Нормальный результат. Во время первого свидания за ресторанным столиком мне удалось поговорить с Натали в течение двадцати пяти минут: тембр ее голоса и особенно то, что она говорила, настолько вывели меня из равновесия, что я расстался с ней, даже не дождавшись, пока принесут меню. Во время второго свидания дело дошло до постели на квартире у девушки. Не могу сказать, что мне действительно удалось кончить, во вся ком случае, все произошло слишком быстро. Наши тела не нашли гармонии, мы стукались коленками. Она не хотела, чтобы я поласкал ее между ног (потому что, очевидно, не хотела делать минет). В половине двенадцатого я ушел, испытывая смущение. По возвращении домой мне пришлось заняться онанизмом, когда я услышал, как стенает от наслаждения моя соседка снизу. У нее вечер проходил хорошо — она нашла свое счастье под одеялом, не задавая никаких вопросов.
Ален, наш хозяин, приготовил мне пунш (в память о времени, когда он работал на Карибах). Он доволен: отбелил себе зубы, используя неизвестное мне стойкое вещество для получения столь блистательного результата, переехал на новую квартиру со своей молодой женой Шан. Она — китаянка, убежавшая от нищеты из своей родной провинции. Их идеальная любовь — результат глобализации — проста как мир. Чудом сбежавшая от порочного хозяина подпольной мастерской, Шан нанялась работать официанткой в один из ресторанов Бельвиля, где и познакомилась со своим европейским принцем. Оказалось, что на тот момент ее будущий супруг потерял всякий интерес к французским женщинам, утомленный их постоянной неудовлетворенностью. И тогда его взгляд в поисках послушной экзотики обратился на представительниц Востока. С тех пор как представился удобный случай, он надеялся на встречу. Десять раз Ален возвращался в ресторан и ел пекинскую утку, прежде чем осмелился заговорить со своей будущей женой, — похвальное усилие, если учесть, что он не выносит китайскую кухню.
В начале их отношений они общались при помощи жестов. Но это их не смущало, так как почти все время они проводили в постели. Затем Шан начала учить английский язык. А теперь все идет хорошо: они создали свой бизнес по импорту старинной азиатской мебели, что дает им некоторую самостоятельность и обеспечивает уровень жизни, соответствующий их идеалу.
Салон площадью сто квадратных метров (с лепниной на потолке и паркетом) заполнится с минуты на минуту. Гости прибывают, словно по сценарию. Порядок появления следующий: педантичные фанаты, воображалы, строящие из себя неизвестно что, наркоманы, живущие в другом временном измерении, опоздавшие интроверты, опасающиеся первых неловких моментов вечеринки.
Постепенно музыка создает непринужденную атмосферу, люди начинают перемещаться. Прекрасный кастинг: молодые и совсем молодые лица, высокий социальный уровень: рекламщики, продюсеры, новоиспеченные артисты, галеристы, гламурные стажерки…
Итак, у меня две мысли в голове: я устремляюсь вперед — жизнь вынуждает; надо действовать, побеждать, открывать неизведанные земли. Мое включение в общий разговор происходит очень деликатно. У меня создается впечатление, что на вечере встретились две подружки и теперь выясняют отношения. Они замолкают, ожидая, что мне наскучит эта ситуация, что мое тело примет необратимую позу, оставив о себе самое незначительное воспоминание. Тогда я, мило улыбаясь, пытаюсь найти повод для ухода, потом начинаю говорить банальности, стараюсь из них выпутаться, применяя неудачную игру слов. Они искривляют рот в виде улыбок, машут руками перед моим побледневшим лицом: «Привет, привет! Воздушный поцелуй. Лучше тебя больше не видеть».
Тут меня замечает Ален и подводит к странному существу, подруге своей жены, тоже китаянке, но кривоглазой. («Она — класс!» — шепчет он мне на ухо. Интересно, откуда он это знает?) Меня представляют. Пытаюсь найти какую-нибудь тему для разговора, но ничего не идет в голову. Быть может, из-за физического недостатка девушки? У меня ступор или еще что-нибудь? Однако китаянка как раз фигурирует в списке моих фантазий. Интересно, вход во влагалище у азиаток более узкий, чем у европеек? Пока жив, надо это проверить. К тому же интуитивно чувствую, что китаянки должны быть хорошими матерями. Но то, что она кривоглазая… хотя все-таки красивая, несмотря ни на что. Но мне понадобятся месяцы, чтобы к этому привыкнуть.
— Ее подвергали пыткам. Она писательница, как и ты, — сообщает мне Ален.
В это время за спиной моего собеседника появляется чудесная девушка, и она мне улыбается. Я прощаюсь с китаянкой. Ничем не могу помочь делу глобализации и солидарности собратьев по перу. Останавливаюсь рядом с улыбающимся созданием. Незнакомка, оказывается, меня знает.
