Когда забудешь, позвони - Лунина Татьяна (мир книг .txt) 📗
— Василисушка, — с упоением выдохнула благодарная зрительница, — что за чудная жена у нашего Феди! — Потом, в экстазе, не сводя глаз с удалявшейся пары, освободила ловкими пальцами семечковое зернышко от шелухи, смачно прожевала и деловито заключила: — Так ему и надо! По Сеньке и шапка, по Еремке — колпак! Гули-гули-гули! — И щедрой рукой высыпала птицам горсть кубанских семечек.
Васса молча, с задумчивой улыбкой смотрела на две спины, спешащие по своим делам. Вот уж точно: иному и слон не слон, а страшен таракан. Оказывается, гроза местного околотка, неустрашимый Федя-мент до смерти боится своей супружницы. Отлично!
«Явочная» квартира оказалась в сером пятиэтажном доме с зеленым тихим двором и детской площадкой, где в песочнице увлеченно копались малыши. Номер «тринадцать» (!) заставил подняться на четвертый этаж. Лифта не было, и поэтому за время подъема поневоле пришлось обогатиться лексикой: с обшарпанных стен назойливо лезли в глаза ублюдочные афоризмы.
— Заходи, быстро, — прошептал Федя и, схватив за руку, втащил в прихожую. — Нельзя, чтоб нас видели: конспирация, — пояснил он. — Опасно очень. Ты снимай обувь, проходи! Только тапок нет. У нас, это, одни мужики ходят.
«А босоножка женская из-за тумбочки торчит!» — усмехнулась вызванная и послушно разулась. Комната была чистая, опрятная, на окнах — занавески, на трюмо — кружевная салфеточка и слоники в ряд. Не явочная квартира — светелка. Во всем чувствовалась заботливая женская рука — Федина половина любила чистоту и уют.
— Василиса, мы, это, может, перекусим пока? А потом к делу перейдем.
«Гроза» околотка был не в своей тарелке, конфузился и из строгого законника превращался на глазах в робкого просителя. Светелка явно крала мужество у своего хозяина, Васса срочно решила остановить бесстыжую. Она открыла молнию на хозяйственной сумке, порядком оттянувшей руку, и ласково улыбнулась.
— Конечно, Федор Феофилактович! Одним разговором сыт не будешь. Я тут с собой кое-что прихватила. Как говорится, добрая еда беседу красит. — И не спеша выставила на стол бутылку красного вина, пакет с пирожками, баночку маслин, толстобокие помидоры и белый ноздреватый сыр. — Вот. — Потом сунула нос в сумку и добавила пару больших, влажных зеленых пучков.
— Ты, это, — задохнулся от восторга Федя, — умная очень! Ну, да и мы не лыком шиты, погодь маненько! — Он выскочил в кухню и вернулся с запотелой бутылкой водки, куском колбасы, банкой килек в томате и тортом.
— Видала? Ну, щас мы с тобой, Василиса, отметим это дело!
— Какое?
— Ну, это, как тебя от рэкета сберечь, — смутился хозяин. — Помоги давай!
— Ага, — согласно кивнула понятливая и засуетилась у стола. Процесс пошел, останавливать нельзя. Язык — на веревочку, ушки — на макушку.
— Ну, за встречу? — поднял Федя свой стакан, наполовину заполненный водкой.
— Ага! — подняла свой «собутыльница» и, потянувшись к чужому, вдруг замерла на полпути.
— Я, это, не могу водку не запивать, — стыдливо призналась. — Можно водички, Федор Феофилактович?
— Эх, Василиса ты прекрасная, кто ж водку-то водой портит? — укорил бестолковую знаток, но стакан отставил. — Щас, момент! — И выскочил в кухню.
— Холодной, пожалуйста! — крикнула капризница. — Слейте водичку в кране!
В кухне послушно зашумела вода, а гостья повела себя как бывалая шпионка. И после нехитрой комбинации с облегчением откинулась на стуле, безмятежно ожидая хозяина. Тот не заставил себя долго ждать, появившись через пару секунд с кружкой, доверху наполненной водой.
— Все! Больше из-за стола не встану, хоть ты тресни!
— А больше и не придется, — сияя лучистыми глазами, пообещала «прекрасная».
Выпили за встречу, потом — за милицию, за удачу в делах.
— Ты, это, Василиса, не болтай никому, что здесь была. Явка секретная, государственная, можно сказать. Только посвященные в курсе.
— Ага, — важно кивнула «посвященная».
После третьего тоста гостья слегка забеспокоилась, поглядывая на часы. Хозяин, напротив, осмелел и решил проявить, наконец, свои мужские качества.
— Васька, подь сюда! — Он схватил ее за руку и потянул к себе.
— Федор Феофилактович, вина не хотите? Для вас выбирала.
— Думала за меня? — ухмыльнулся Федя.
— Ну!
— Тогда пошли, вместе подумаем. — Он решительно поднялся из-за стола и потянул ее за собой в угол, туда, где, гордо подбоченясь пуховыми подушками под кружевными накидками, возвышалась кровать. Верхушки ее стенок украшали блестящие металлические шарики — такие маленькая Васенька любила откручивать, придумывая игру в считалку. Эти шарики отбросили последние сомнения.
— Федор Феофилактович, а правда, что вас повысили в звании? — обласкала она взглядом захмелевшего участкового.
— Щас покажу! — Он сдернул с кровати цветастое стеганое покрывало и плюхнулся на пышное одеяло, просушенное на летнем солнце заботливой хозяйкой. — Давай китель!
Васса послушно подала мундир и налила в стакан вина.
— Молодец! Ты, это, садись рядом, не стой, в ногах правды нет.
Она молча кивнула и присела на краешек супружеского ложа.
— Так, где ж оно? — бормотал Федя, роясь в карманах. — А, нашел! Гляди, Василиса, и помни: с большим человеком щас трахаться будешь! — Служилый вытащил удостоверение и, раскрыв, помахал перед носом.
— Можно посмотреть?
— Валяй! Стакан дай!
Беспрекословно подала вино, и с интересом уткнулась в корочку. Через несколько секунд вдруг послышался мощный храп. Наконец-то! А то уж беспокоиться начала: неужели фармакология подвела? Несостоявшаяся фаворитка осторожно вытянула китель из безвольных рук и, тщательно расправив, аккуратно повесила на спинку стула. Стакан с вином трогать не стала — алая лужица расползлась по снежному пододеяльнику. Тихая гостья еще раз внимательно изучила новенький, пахнущий типографской краской документ. На светлом фоне горделиво красовались буквы, выведенные каллиграфическим почерком: капитан милиции Мортиков Федор Феофилактович. Самодовольная круглая физиономия доказательно подтверждала сей неоспоримый факт. Налюбовавшись, она с сожалением положила удостоверение рядом с крепким Фединым задом. «Запел соловьем, а свел на кукареку, — вздохнула странная гостья. — Нуда, Бог даст, простят. У нашей милиции дефицит кадров». Потом еще раз внимательно осмотрела комнату и, довольная, вышла с сумкой в прихожую. За дверью от души пожелала бедняге, чтобы пурген подействовал не так быстро, как клофелин. Спускаясь по лестнице, вспомнила слова преподобного Исайи: «Четыре есть вещи, которые покрывают ум мраком: ненависть к ближнему, презрение, зависть и подозрение».
Но сказать их было некому — Федор Феофилактович Мортиков крепко спал.
— Федька, у нас автобус сломался! Представляешь?! А я вышла — тачку поймала и взад поехала. Федор, ты дрыхнешь, что ли? Че молчишь? Ты ж дома, я знаю!
В комнату вошла невысокая, плотно сбитая молодуха.
— Мать честная, да что ж за вонь такая! — Она зажала нос и злобно щелкнула выключателем.
В разобранной постели, на лилейном вышитом пододеяльнике, любовно укутавшем пуховое одеяло, хрюкал и храпел ее муж. На столе, среди остатков колбасы, зелени и сыра стояла пустая бутылка «Московской» и вино. Две тарелки, две вилки, два стакана. С одного нагло скалились жирные изогнутые полоски помады.
— Ах ты, козел поганый! — взвизгнула женщина и дернула храпевшего за ногу.
Из-под бедра выглянуло новенькое удостоверение цвета спелой вишни. Черные изящные буквы со строгим Фединым ликом на светлом фоне гуртом потонули в жидком коричневом месиве, зловонной лужей растекавшимся по накрахмаленной ткани.
Январь, 2003 год
«8 января.
Отмелькался «тщательный пробор»! Убит Баркудин — «милый» мальчик с ножом, наглый бандит, крупный бизнесмен и начинающий политик. Подонок и убийца. Нашелся, наконец, в банке паук и посильнее — загрыз сородича. Сколько же на нем крови и предательства? Эту душу наверняка даже к чистилищу не допустят. Тяжела. Ну что ж, воздастся каждому по делам его».
