Дьявол, которого знаешь - Кауи Вера (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
— Если ты помнишь, поначалу и я хотела детей. Больше всего на свете я хотела иметь от тебя детей. Это ты сказал: «Давай подождем».
— Это было до того, как ты всего достигла. Взяла от меня все, что можно, и поставила меня на полку, как прочитанную книгу. Как я должен был к этому относиться?
— Ты сам хотел, чтобы я сдала экзамен на сержанта.
— Но я не думал, что ты пойдешь работать в этот проклятый следственный отдел или помчишься в Брамшил.
— Так что же, когда мне это предложили, я должна была ответить: «Благодарю вас, но — нет, моему мужу это не понравится»?
— Тебе следовало спросить меня.
— Спросить? Чего — разрешения? А я-то думала, что ты будешь рад за меня.
«Мне и в голову не приходило, что ты станешь ревновать», — подумала она при этом.
Он был на грани, это было ясно, особенно после того, как сказал с горечью:
— С тех пор ты уже никогда не бывала прежней. Эти чертовы курсы — твои амбиции после них не знали предела.
Они стояли и смотрели друг на друга. Наконец Тесса сказала:
— Я не собираюсь спорить дальше. Я устала от споров. Может быть…
В сотый раз она отступала, только сейчас подумала: «Ведь папу это уже не расстроит. Папу уже ничто не расстроит…»
Епископ Паджет был известен своими непримиримыми взглядами на развод и считал, что то, что Господь соединил, человек разъединить не может. В этом вопросе он всегда был на стороне католической церкви, от которой его церковь была отъединена усилиями Генриха VIII, и поэтому, пока он осознавал все, что происходило вокруг, Тесса, стиснув зубы, пыталась сохранить свой распадающийся брак. После того, что сделал с ее отцом скандал, поднявшийся вокруг гибели Руперта, она не могла позволить кому-нибудь сказать, что она добила отца, презрев то, во что он глубоко верил. Но после последнего удара он находился в состоянии, на которое уже не могли повлиять внешние события.
Так что, когда Харри спросил:
— Что «может быть»? — Тесса посмотрела на него с таким видом, что его передернуло.
— Может быть, нам пора с этим кончать? Если я не такая, какой ты бы хотел видеть свою жену, зачем себя мучить? Надо развестись. И тогда ты сможешь попросить свою маму, чтобы она нашла ту, которая подойдет под сэнсомовский стандарт. Да Господи, она же с самого начала дала мне понять, что я ему не соответствую.
— Развода я не желаю! — Лицо Харри было искажено гневом. Когда он встал с дивана и направился к Тессе, она едва сдержалась, чтобы не отступить. — В семье Сэнсомов не было разводов, и я не желаю быть в этом первым! Я прошу от тебя только одного — ради разнообразия попробовать думать прежде всего о муже. Оставь ты свои амбиции и стань той, прежней, какой была когда-то. — Голубые глаза потемнели. — И еще я хочу, чтобы ты вынула эту штуковину… Нам давно пора подумать о детях.
Тесса сокрушенно прикрыла глаза. «Господи, Харри! — подумала она в отчаянии. — Неужели ты думаешь, что так меня привяжешь? Ничего у тебя не получится, потому что я не хочу детей от тебя. Больше не хочу. И тебя не хочу». Она вдруг поняла совершенно отчетливо, что Харри Сэнсом перестал быть для нее главным в жизни. Теперь она получала больше удовольствия от работы.
Она смотрела на него — и словно не видела. Красивое лицо, огромное ладное тело и ограниченный ум. Блестящая оболочка, а глубины-то нет. Харри видел только то, что хотел видеть, и принимал то, что хотел принять. Ей никогда не удавалось убедить его в том, что есть вещи поважнее, чем его личная безопасность и благосостояние.
— Тесса! Тесса! Почему ты так на меня смотришь, будто не узнаешь? Это ты переменилась, а не я.
«Конечно, — подумала она, — ему и в голову не может прийти, что я его разлюбила. Но это так. Хотя… вряд ли это было любовью». Да, придется признать — это факт.
Давно уже у нее не начинало сильнее биться сердце, холодок не бежал по спине от его взгляда или прикосновения. Даже оргазмы, до которых он доводил ее каждый раз — он считал бы себя худшим из любовников, будь это не так, — стали запрограммированными и давно потеряли прелесть новизны. Теперь даже его бесконечные измены не могли пробить ее равнодушия.
Она встряхнулась и посмотрела на него внимательным взглядом. Харри не сводил с нее глаз, и это тоже было Тессе знакомо. В глубине души, в той глубине, которая, как считал Харри, скрыта ото всех, он был напуган.
А когда Харри чего-то пугался, он избирал нападение. «Осторожнее», — сказала себе Тесса, и у нее пробежали мурашки по коже. Он никогда раньше не поднимал на нее руку. Замахивался, да, но не бил. Когда это случилось впервые, Тесса, поборов страх, сказала ему: «Если ты ударишь меня, то только однажды, Харри. Я уйду и не вернусь никогда».
Она видела, что он не знает, как выразить свои чувства. Со словами он был не в ладах. Там, где он воспитывался, аргументом в споре была сила. И тут на кухне запищал таймер.
— Ленч готов, — сказала она и пошла к двери.
Он пошел за ней на кухню.
— Ты мне не ответила. Как насчет того, чтобы вынуть спираль?
Тесса надела рукавицы, открыла духовку и вынула оттуда баранину. Лопатка, запеченная с розмарином и чесноком, и румяный картофель. Она осторожно поставила противень на плиту.
— Харри, — сказала она как можно сдержаннее, — моя беременность ничего не изменит. Если мы решим разводиться, у нас просто будет одной проблемой больше.
— Я тебе сказал! На ЭТО я не пойду! Я НЕ ХОЧУ развода! — Голос его звенел от ярости.
— Но ты жалуешься, что я уже не та. Та, какой я стала, тебе не нравится. Я устала тебе объяснять, что не могу уже стать прежней. Жизнь идет, люди меняются. Мы прошли так много, что назад вернуться невозможно. Если ты несчастлив со мной, почему бы тебе не найти другую женщину, которая будет рада быть такой, какой ты хочешь.
Она не стала говорить: я не люблю тебя, Харри. Не люблю с тех пор, как нашла себя…
Он смотрел на нее и видел, как лицо ее словно закрылось, как она вся спряталась от него. Его охватила тревога — значит, он не может ее удержать, теряет свои права на нее. Это неправильно — она не может уходить в себя, в свой мир, куда ему нет дороги.
Но, сдерживая ярость, он велел себе действовать осторожно. Не надо загонять ее в угол, иначе она станет бить по больному. Она и в этом изменилась — стала более самостоятельной, независимой. Слишком уж независимой…
И он сказал как можно дружелюбнее:
— Давай объявим перемирие. Хватит скандалить. Ссоры мне тоже не нравятся. Мы с тобой раньше никогда не ругались… Я хочу, чтобы вернулись прежние дни, когда ты еще была рядом со мной. Ну хорошо, хорошо… — Он поднял руку, заметив, что она собирается что-то сказать. — Давай проведем воскресный обед мирно. Но, пожалуйста, Тесса, подумай о нас. Развода я не хочу. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе. Прошу я только об одном — чтобы ты поменьше думала о своей работе и побольше о нас.
— «Для тебя „мы“ значит „я“, — уточнила Тесса отчужденно.
— Нужно только уметь давать и брать, — продолжал он.
«Да, я буду давать, а ты — брать. Ох, Харри, тебя же насквозь видно».
Он принял ее вздох за капитуляцию и тут же расслабился. Стараясь этого не показать, он подошел к ней и обнял за плечи.
— Ненавижу с тобой ругаться, но, кажется, в последнее время мы только это и делаем. В первые годы мы слова плохого друг другу не говорили.
— Извини, Харри, — сказала Тесса грустно. Ей было его жалко, она понимала, как обескуражен он таким выпадом со стороны своей послушной женушки. Она знала, что назад пути нет, и все же чувствовала себя виноватой, потому что твердо решила идти вперед — и одна.
— И ты меня извини, — ответил он успокоенно, думая, что она просит прощения за ссору. — Давай пока оставим эту тему, ладно? Потом все обсудим, когда успокоимся и сможем рассуждать здраво.
«И мне придется тебя успокаивать, — подумала Тесса. Жалость сменилась презрением — слишком уж его поведение походило на неловкую попытку ею манипулировать. — Ты не сможешь заставить меня отказаться ради твоего счастья от того, что делает счастливой меня. А это, как говорил капитан полиции из Чикаго, читавший в Брамшиле лекции, „нижний предел“.
