Нина - Авраменко Илья Владимирович (смотреть онлайн бесплатно книга .txt, .fb2) 📗
Её школьные навыки помогли Нине практически мгновенно овладеть профессией. Они же пригодились ей и в изоляторе временного содержания. Уже на втором допросе Нина сидела на стуле ровно, колени сведены, руки на коленях, прямой взгляд в глаза следователя. Ответы чёткие и по существу.
Единственной проблемой оставалось то, что Нина упорно отказывалась врать.
Ей предложили дать показания о том, что покойный муж планировал и осуществил убийство Листьева, Холодова и Старовойтовой. Она отказалась.
Это предложение повторялось изо дня в день, и Нина отвечала на него одной и той же фразой:
«Мой муж никого не убивал. Это вы убили его».
Следователи менялись, но их требование оставалось прежним. Чем только ни грозили неуступчивой арестантке, но Нина стояла на своём.
Она не считала дней, но прошло не меньше двух недель, когда перед ней появился ещё один следователь. Молодой, краснолицый, с обширной лысиной, которую он маскировал, зачёсывая волосы от уха до уха.
Он долго сверлил Нину взглядом, прежде чем выложить перед ней чистый лист бумаги и авторучку.
- Даю тебе последнюю возможность, Силакова. Дашь показания - выйдешь на свободу. Не дашь - отправишься в камеру к маньячкам.
- Я уже дала все показания по своему делу, - ровно ответила Нина.
- Твоё дело - херня на постном масле. Нет никакого дела. Ты думаешь, меня государство столько лет учило, чтобы я мелкое хулиганство расследовал? Пиши.
- Что?
- Как твой муж подготовил и осуществил убийство Листьева и Старовойтовой. Напишешь - получишь условно.
Нина едва не напомнила ему, что он забыл вставить в этот список ещё и Холодова. Но сдержалась, и ответила, как всегда.
- Мой муж никого не убивал. Это вы убили его.
- Не будь дурой, Силакова.
- Это вы убили его.
- Ещё раз такое услышу, брошу в камеру к маньячкам.
- Это вы убили его.
Следователь сдержал слово. И прямо из кабинета Нину отвели в какую-то другую камеру.
Она осталась стоять у двери. Множество женских лиц повернулись к ней со всех нар, снизу и сверху.
Высокая худая женщина со шрамом через лицо спрыгнула с нар и направилась к Нине. Напевая «Бьётся в тесной печурке огонь», она вертела в руках верёвочку. Приглядевшись, Нина увидела, что это не просто верёвочка, а длинная петля.
«Она ненормальная», - подумала Нина, увидев глаза этой женщины. Они казались абсолютно чёрными из-за расширенных зрачков, да ещё и смотрели в разные стороны. Тонкие губы раздвинулись в кривой улыбке, обнажив редкие зубы.
«Такая убьёт и не заметит, - Нина прижалась спиной к двери. - Нет, голубушка, лучше не трогай меня».
Она незаметно отвела ногу назад, готовя замах для удара. «Если сумасшедшая набросится, бью в голень, - рассчитывала Нина. - А если накинется вся толпа, свернусь калачиком у двери. Попинают и отстанут. А убьют… так, и кончится всё».
Несколько суток карцера, голод, непрерывные допросы сделали своё дело. Ниной овладело полное равнодушие. Грязная одежда, слипшиеся волосы, нечищеные зубы - всё это поначалу причиняло ей почти физическое страдание, но сейчас ей было уже всё равно.
Она без страха смотрела на петлю в руках сумасшедшей уголовницы. Нина была готова расстаться с жизнью. Но всё, что осталось у неё, - это способность сопротивляться. И она будет сопротивляться, сколько хватит сил. Сопротивляться следователям, наверное, даже труднее, чем ввязаться в драку с толпой уголовниц. Потому что там, в кабинете, Нина не могла отвести душу и влепить ему пощёчину, которой он заслуживал.
А тут, в камере, никто не остановит её, и она даст волю своим кулакам, локтям и коленям.
Женщины в камере притихли, наблюдая, как уголовница со шрамом приближается к Нине, поигрывая петлёй и напевая.
- Будешь моей болонкой, - проговорила она, оборвав песню.
Неожиданно с нижних нар поднялась коренастая, широкоплечая, очень толстая тётка. Не говоря ни слова, толстуха остановила уголовницу со шрамом, ткнув пальцем ей в грудь:
- Отдохняешь, Зоечка. Она моя.
Продолжая петь «Землянку», Зоечка повернулась на сто восемьдесят градусов и так же медленно побрела обратно.
А толстуха шагнула к Нине. Подойдя поближе, она молча размахнулась и ни с того ни с сего ударила Нину в глаз своим мягким кулаком.
Это было не больно, но Нина ударилась спиной о дверь и схватилась за лицо. Толстуха тут же набросилась на неё всей своей тяжестью, по-борцовски обхватила шею и пригнула к полу.
- Нина услышала её шепот:
- Стони ты, дура, стони, как будто больно… Это ты жена Сашки Ветра?
- Да… - Нина простонала.
- Громче стони, мать твою перемать. Сейчас отпущу и в другой глаз тресну. Вырывайся.
Её хватка ослабла, и Нина без труда вырвалась из рук толстухи. Она едва успела подняться на ноги, как получила новый удар по скуле и снова оказалась зажатой мощными руками. Толстуха навалилась на неё, прижав голову Нины к своему животу, и опять зашептала:
- Скажешь, что били башкой об стену. Синяки под глазами, тошнит, сотрясение мозга. Усекла? Отправят в больничку. Ты стонать-то не забывай, дура, они ж там слушают, под дверью, волки позорные. Это они заказали тебя отмудохать. Давай, покричи, что ли!
Нина изобразила жалобный стон.
- Ах, ты курва! - дико заорала на неё толстуха и вцепилась ей в волосы. - Мозги размажу!
Со стороны, наверно, это выглядело ужасно: толстуха схватила Нину за волосы и била головой о железную дверь. Но весь фокус был в том, что страшные удары принимали на себя пухлые пальцы, которыми толстуха прикрывала Нину, как шлемом.
- Я Саломятина, Вика-Деточка, запомнишь? Сашка твой уважаемый был человек. По понятиям жил, по понятиям сгинул. Запомнишь Вику-Деточку?
- Да.
- Кому надо, расскажешь при случае, чтоб знали. Сейчас отпущу. Падай, блюй и стони. И не разговаривай.
«Ударив» об дверь ещё раз, толстуха отпустила Нину, и та повалилась у порога, не переставая стонать. Дверь камеры распахнулась, на пороге выросли милиционеры.
- Что за шум, а драки нету? - спросил один, а второй носком сапога перевернул Нину на спину.
Толстуха упёрлась руками в бока, вызывающе выпятила грудь и хорошо поставленным голосом опытной базарной скандалистки выдала классическую блатную фразу:
- Эту клизму зачуханную ещё тут увижу, запрессую! На штыке отрихтую! Печёнками рыгать будет!
- Что, Деточка, в кондей захотела? - вяло пригрозили милиционеры, выволакивая Нину из камеры.
Они притащили её в кабинет и усадили на стул. Красномордый следователь оглядел её и, видимо, остался доволен осмотром.
- Что, Силакова, поскользнулась?
Нина, вспомнив инструкцию Вики-Деточки, простонала, качая головой и держась за ушибленные скулы.
- Последний раз тебя спрашиваю. Будешь писать показания на Ветра?
- Тошнит меня, - простонала Нина. - Плохо мне.
- Сама виновата. Ничего, мы твоё здоровье поправим, - пообещал следователь. - Ты направляешься на обследование в институт Сербского. Думаю, тебе там быстро освежат память. Если в психушке вдруг что-то вспомнишь про мужа, скажи врачам. Только не опоздай.
Глава 16
Чтобы Нину перевели из тюрьмы в дурдом, Иван Бобровский потратился на французский коньяк.
Для уголовного авторитета по кличке Шепель этот перевод обошёлся бы дороже. Но он привык не считать денег, когда необходимо было поступить «по понятиям». А «понятия» требовали непременно выручить из ментовских лап жену погибшего товарища.
Сашка Ветер работал на Шепеля давно, и работал чётко. Когда-то Ветер спас ему жизнь, и Шепель не забывал об этом никогда.
Но вытащить Нину из-под следствия было необходимо и чисто для собственной безопасности. Девчонку могли, в конце концов, расколоть. Её показания могли стать основой для новых дел. И хрен его знает, чем всё могло кончиться. Время сейчас такое, никакой стабильности.
Потому и попросил Шепель одного своего человечка подсуетиться насчёт Нины.