Лизавета или Мери Поппинс для олигарха (СИ) - Кувайкова Анна Александровна (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Да, я помню, вы вчера, кажется, говорили о ней, — я неуверенно кивнула. Ополовиненный бутерброд, к сожалению, больше не лез, как бы я не старалась себя заставить, и каким бы вкусным он не был. Запив еду чаем, я вздохнула, набираясь смелости, и собралась поблагодарить мужчину за заботу. — Кирилл, я хотела…
И уже по сложившейся традиции договорить не успела. В тишине кухне телефонный звонок прозвучал настолько резко, что я вздрогнула.
— Не стоит волноваться, — вытащив мобильник из кармана серых домашних штанов, Кирилл улыбнулся, едва взглянув на дисплей. — Думаю, это тебя.
— Меня? — я не успела даже удивиться, как аппарат уже оказался в моих руках, а мужчина вышел из кухни, на прощание едва коснувшись ладонью моей макушки, словно пытаясь меня успокоить.
Не зная, чего ожидать, я неуверенно сдвинула зеленую иконку… и охнула, увидев знакомое, любимое лицо, пронизанное глубокими морщинами на экране:
— Бабушка?!
— Лиза, девочка моя, где ты? Что с тобой, что с твоим лицом, Боже!
— Бабушка, со мной все в порядке, — я едва сдержалась, чтобы не заплакать от облегчения. Конечно, я помнила, что Кирилл обещал, что мы сможем поговорить. Но не думала, что возможность представится так скоро! — Пожалуйста, не волнуйся за меня, хорошо?
— Что значит не волнуйся? — возмутилась бабуля, жестко глядя в камеру. — Да ты в своем уме? Да у тебя же все лицо разбито в кровь, синячища какие, губы… А бледная какая! Что врач сказал, говори сейчас же! Почему ты вообще не в больнице?
— Мне нельзя в больницу, — отрицательно мотнула я головой, крепко сжимая телефон вспотевшими пальцами. От долгого сидения в фиксирующее повязке стало неудобно и больно, так что я аккуратно сползла на пол, прислонившись к стенке. Бабушка все это время молчала, не сводя с меня взгляда, видимо, ожидая дальнейших объяснений. И, не дождавшись, тихо спросила:
— Всё настолько серьезно?
— Очень, — я закусила губу, чтобы не заплакать. И не зная, что добавить еще, попросила. — Уезжай, ладно?
— Девочка моя, да ты в своем уме? — бабушкины тонкие брови изогнулись немыслимой дугой, а изображение дрогнуло. — Как я могу уехать? Как я могу тебя бросить?
— Ты не бросаешь, прекрати, — укоризненно посмотрела я на нее. — Тебе же Кирилл всё объяснил, верно? Это всё очень опасно. Я пострадала, не хочу, чтобы с тобой и Юлькой случилось то же самое. Бабуль… у меня, кроме вас никого нет. Пожалуйста, делайте всё, что вам скажут. Тайланд, Вьетнам или еще куда — не важно. Просто уезжайте, хорошо? Так мне будет спокойнее. За меня не беспокойся, обо мне позаботятся. Я под надежной охраной, в месте, где меня не найдут.
— Ты доверяешь этому человеку?
Вопрос был не в бровь, а в глаз. Никакого логического объяснения или доказательств у меня, конечно, не было… Но я ни на миг не сомневалась в своем ответе:
— Да, бабуль. Кирилл Станиславович хороший человек. Он меня спрятал, и это главное. Всё будет хорошо, правда.
Бабушка молчала долго. И в тот момент, когда я уже была окончательно готова разреветься, и начать умолять ее послушаться, она тяжело вздохнула:
— Грехи мои тяжкие… Будь жив дед, всем бы головы пооткрутил. И мне заодно — единственную внучку уберечь не смогла. И бросила на чужого человека.
— Перестань, бабуль, — я не знала, смеяться мне или плакать. Скорее второе, чем первое. — Ты меня не бросала. Просто так нужно. Это все временно. Мы обязательно будем созваниваться. Со мной все будет хорошо.
— Да уж, будет, — вроде как недовольно проворчала бабуля, поджав губы, и отключилась, больше не сказав ни слова.
Я бессильно уронила руки, едва не стукнув телефон о пол. Сил после короткого разговора не осталось, эмоций тоже…
Я знала, что бабушка на самом деле не злилась. И что ее слишком быстрое прощение было не от равнодушия, а совсем наоборот. Она очень за меня боялась, переволновалась и наверняка винила себя в произошедшем. И чем дольше мы разговаривали бы, тем хуже бы стало, расплакались и она, и я. А ведь ей ни в коем случае нельзя волноваться из-за слабого сердца, мне — из-за сотрясения…
Главные слова мы друг другу сказали, удостоверились, что обе в порядке, подробности произошедшего же, кажется, ей уже объяснили, за что я была бесконечно благодарна Кириллу Станиславовичу.
Пожалуй, говорить об этом с бабулей я бы не смогла. Мне и так… хватило эмоций.
Я даже не заметила, как по моим щекам из прикрытых глаз потекли непрошеные слезы. Похоже, впервые за все время у меня наконец-то случился самый настоящий отходняк…
Я слышала легкие шаги, но не обратила на них внимания. С трудом подтянув колени к груди, кое-как их обхватила руками и, уткнувшись носом, тихо роняла слезы. Их сдержать уже было невозможно.
Наверное, я только сейчас поняла, во что впуталась на самом деле, как подставилась сама, и как подставила близких мне людей. Благодаря моему странному порыву, бабушке и Юльке теперь придется бросить все, уехать неизвестно куда, неизвестно насколько, с неизвестными людьми, переживая каждую минуту и потихоньку сходя с ума от неизвестности и беспокойства за меня.
Нет, подруга-то может и адаптируется со временем. Но вот бабушка, в ее-то возрасте, с ее здоровьем… как она там будет? О себе я уже и не говорю…
— Лиза…
Я не ответила — я даже признаков жизни не подала, так и оставшись сидеть на полу, обнимая колени. В такой позе было больно, было неудобно, было тяжело… Но больше всего остального мне просто хотелось реветь в голос.
Не знаю, как Кирилл Станиславович всё это понял. Может, просто человек такой, а может у него просто богатый опыт общения с такими, как я — жертвами обстоятельств и собственной глупости. Во всяком случае, он не стал больше ничего говорить, добавлять, успокаивать меня или уверять, что все будет в порядке. Просто в какое-то мгновение я оказалась у него на руках, причем не почувствовав никаких неудобств или дискомфорта от внезапного перемещения. А желание воспротивиться такому поведению исчезло в тот же миг, как и появилось.
Вот оно было, вот его уже нет, и вот — я уже сижу на коленях у мужчины, расположившегося на диване в зале.
Он так и не сказал ничего, просто осторожно прижимал к себе, ласково поглаживая меня по волосам, словно давая понять то, что так было мне необходимо. Что я не одна.
Не знаю, насколько это странно, насколько правильно — вот так обниматься с посторонним человеком, плакать, дрожа, уткнувшись в его грудь. Но это лучшее успокоительное средство, которое я когда-либо испытывала на себе. И чувство опустошения и одиночества, глухой волной заполнившее, казалось бы, всю мою душу, вскоре сменилось на банальную, нечеловеческую усталость.
По-моему, на моих щеках и ресницах еще не успели высохнуть последние капли слез, как я уже плавно отключилась, так и оставшись сидеть на чужих коленях, прислонившись к крепкой, надежной мужской груди…
Следующие же несколько дней прошли как в тумане.
Я по большей части спала, а если и просыпалась, то ненадолго, чтобы поесть, да выпить лекарства. А потом, немного полежав в тишине, снова заснуть. Но чем больше проходило времени, тем больше я бодрствовала, меньше спала, и все больше и больше размышляла.
И с каждым разом размышления эти не приводили ни к чему хорошему. Я начинала чувствовать себя странно и, кажется, все больше впадала в депрессию. Особенно, когда Кирилл Станиславович находился в квартире.
Стоит заметить, что мужчина не дежурил у моей постели круглосуточно. Он… как бы объяснить…
Он вроде бы остался прежним. Тактичным, вежливым, заботливым. Спокойным. Несмотря на произошедшее, он сохранял дистанцию, никак не пытался ее сократить. Иногда он работал в кресле у окна на ноутбуке, разговаривал с кем-то по телефону на кухне, курил на балконе, иногда куда-то уезжал. Спал же он на другом диване, на душевные разговоры не напрашивался, заставлял вовремя принимать лекарства, готовил вкусную еду и не забывал интересоваться моим самочувствием.
