Узор счастья - Синицына Людмила (книги серии онлайн .TXT) 📗
Глава 9
— Вино? Пиво? — спросил официант, глядя на двух одинаково широкоплечих, коренастых молодых людей, которые сели за его столик. Он мог бы заключить пари с кем угодно, что эти парни потребуют виски, как герои кинофильмов, которые они наверняка любят смотреть по видаку.
Один из них, с желтовато-зелеными глазами, глядел прямо перед собой, словно его мучила какая-то мысль. Пальцы его рук рефлекторно то сжимались, то разжимались.
— Виски, — сказал второй. — Ты как, Костя? Не возражаешь?
— Бери что хочешь. Я не пью, — ответил Костя и взглянул на официанта.
И хотя тому приходилось видеть немало всякого разного народу, но тут он почувствовал, как в животе все сжалось. Опустив глаза в блокнот, официант подвел жирную черту под заказом и заторопился прочь от столика, за которым сидели эти двое.
Ресторанчик был небольшой, в подвале магазина на Мясницкой улице. В обеденный перерыв здесь было больше всего посетителей, поскольку ресторанчик славился хорошей домашней кухней и небезумными ценами. Народ здесь бывал всякий, но человека с таким взглядом Коле еще не доводилось видеть. Разве только в кино...
— Почки в вине — две порции, — обратился он к поварихе Анечке, — для двух убийц, — добавил он почему-то.
— Да ну? — засмеялась Анечка и подошла к кастрюле, где лежали почки — фирменное блюдо их ресторанчика. А точнее, некогда фирменное блюдо ее матери. — И чего ты их так?
— Прямо мороз по коже, — сказал Коля и невольно поежился.
— Так нам же обещали, что... — Анечка поняла все на другой лад.
— Я не о том, — отмахнулся Коля. — Эти не по нашу душу пришли. Но я не завидую тому, о ком они тут ведут беседу.
— О господи, — выдохнула Анечка. — Только этого нам еще не хватало, — и проворно разложила порции по тарелкам. Ей казалось, что таким образом посетители поскорее освободят столик.
Но парни с накачанными плечами, поев хваленые почки, не торопились уходить. Обычно в таких случаях Коля ненавязчиво появлялся рядом, вопросительно смотрел на сидевших и получал очередной заказ. Но тут он решил не подходить, пока не позовут.
Круглые, немигающие, без какого-то определенного выражения глаза Кости внимательно смотрели на собеседника. Эти двое ребят пробыли два трудных года в Средней Азии, на границе с Афганистаном. Они отражали атаки, теряли друзей, которых отправляли домой в цинковых гробах; голодали, потому что отряду забывали иной раз вовремя доставить пищу; отлавливали змей, ящериц, черепах и готовили из них еду. Но настал день, когда Павел шепотом рассказал Косте о том, что ему предложили одно дело. Если они согласятся, можно навсегда забыть о том, где достать кусок хлеба.
Ночью они отправились в соседний кишлак.
— Им переправляют из Афгана. А они шлют дальше. Им нужны свои люди в городах, чтобы там наладить распространение. Я сначала думал: вот кто-то будет умирать от этой хреновины. А потом плюнул. Если есть такие идиоты, которые хотят платить за свою смерть, — пусть платят. Они все равно найдут, у кого купить. Сейчас каждый должен о себе думать.
Костя слушал, понимая, что Павел хочет убедить не столько напарника, сколько самого себя. Но его не надо было убеждать. Он сразу понял, что это шанс! Мужик, который впустил их в дом, оказался вовсе не басмаческого вида, каким ожидал увидеть его Костя. Напротив, говорил тихо, спокойно, солидно. И угощал радушно. Знал, что на заставу продукты привозят редко. От сытного плова Костя опьянел так, как не пьянел от водки. И когда они с Павлом вышли на свежий воздух, ему показалось, что все только что произошедшее — всего лишь сон. Но он ошибался... Начиналась новая жизнь. И в ней Костя уже никогда не будет жрать ящериц и змей — разве только в шикарных ресторанах за большие деньги.
Павел снял себе и Косте квартиры в Москве. И, в отличие от других, им не надо было вкалывать на какой-нибудь стройке, ломать хребет, чтобы потом с трудом сводить концы с концами. А риск? На самом деле, если действовать с умом, риск был минимальным. Человеку голова дана для того, чтобы не попадать в ловушки. А на место тех старушенций или мальчишек, которые торговали расфасованными пакетиками, если и заметали их, тотчас приходили новые.
Теперь Костя мог сосредоточиться на том, что засело занозой в груди.
— Так что тебе сказали? — спросил он, глядя немигающими глазами на Павла.
— Человек им нужен, — ответил Павел. — Но в такие места нам с тобой не попасть, — вздохнул он. — Туда берут только от Макарыча. А он знаешь как проверяет людей? Ни КГБ, ни ФСБ такие проверки не снились. Если заявишься к ним, им ничего не стоит устроить за тобой слежку. Это не менты, их вокруг пальца не обведешь. Выяснят в два счета, чем ты... мы промышляем, и... все. Ставь три креста. Скажи спасибо, если оставят, как есть. А могут и сдать куда надо. Нет, я тебе советую — не связывайся с ними.
Костя сжал кулаки.
— Ладно, ладно. Попробую встретиться еще с одним человеком...
После разговора с Павлом Костя не шел из ресторана — почти бежал. Ему надо было хоть куда-то выплеснуть переполнявшее его нетерпение. Попадись ему под руку что-нибудь, что он мог бы скрутить, сломать, разбить, ему стало бы легче. Чувство, которое гвоздем сидело в его душе с тех пор, как он нечаянно увидел рядом со Светкой этого сморчка, чучело в шляпе, сделавшего все, чтобы она поехала поступать в Москву, не исчезало. Она сама поцеловала его. Сама! Никто ее не заставлял!
Косте тогда показалось, что началось солнечное затмение. Он едва не выскочил и не набросился сразу на этого идиота. Только каким-то страшным усилием воли ему удалось заставить себя уйти. В тот день он не помнил, где был. В памяти осталась картина того, как ночью он снова оказался возле дома Светланы. И как увидел кота, который тогда помешал ему. А наутро он проснулся с таким ощущением, будто сбросил часть груза. И ему показалось, что он нашел решение: Светка должна остаться одна, тогда она поймет по-настоящему, кто в этой жизни может служить ей опорой. Хорошие бабки он уже начал заколачивать. И со временем станет в этой пирамиде на другую ступеньку, где его уже просто так не возьмешь. У него будет все. И Светлана тоже будет его. Никуда она не денется. Когда начнут исчезать все, кто возникает рядом, и она всякий раз будет оказываться одна, ей ничего другого не останется, как смириться. Все очень просто. В глазах Кости снова промелькнуло что-то странное — они заблестели, словно он спал наяву или жил в каком-то другом, параллельном мире.
В дни, когда Костя оказывался во власти этого состояния, он мог сутками ходить пешком, мог совсем ничего не есть, пока не происходило нечто, что приносило успокоение. И тогда он возвращался в квартиру, которую снимал, и спал несколько суток. Просыпался страшно голодный, съедал все, что оставалось в холодильнике, и после этого на какое-то время наступало затишье.
Иной раз его посещали воспоминания. С одной стороны, отчетливые — он мог бы описать очень многое из произошедшего. Но в то же время эти события были очень далеки, словно он смотрел на них, перевернув бинокль. То, что случилось недавно, воспринималось так, будто прошло уже года три-четыре, а то и пять с тех пор. Что-то помнилось особенно ярко, а что-то расплывалось. Например, события у водохранилища... Как он наткнулся на этого сморчка, который размахивал кисточкой. Как тот оглянулся, хотел поздороваться, но вдруг замер с кисточкой в руках. А Костя просто взял и сунул его головой в воду. Только когда на поверхности всплыл последний пузырь, он отпустил обмякшее тело. Куртка осталась на берегу. Костя хотел швырнуть ее туда же, в воду, но зачем-то аккуратно — как привык в армии — сложил и оставил возле мольберта. И после этого пошел прочь неторопливым спокойным шагом. Любой грибник, увидев его, решил бы, что Костя тоже занялся сбором даров природы, благодаря которому здесь во многих семьях водились живые деньги. Но его пестрая корзина, которую он и в самом деле держал в руках — в последнюю минуту мать сунула у дверей, была пуста. Что с тайным удовлетворением отметила бабка Таня, из свойственного ей любопытства бросившая быстрый взгляд из-за занавески. «Все тащщут ведрами, а ён и грибочка не нашел», — сообщила она соседке Евдокии, которая зашла к ней вечерком поболтать. Злорадство, прозвучавшее в ее голосе, не укрылось от Евдокии.
