Просто о любви (Две половинки) - Алюшина Татьяна Александровна (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
И ошибся. Нет, не о разводе.
— Нам нужна квартира побольше. Я уже присмотрела пятикомнатную в высотке. Это, разумеется, очень дорого, но мы продадим вот эту твою, бабушкину. Я узнавала, она хороших денег стоит — центр, старый фонд, три комнаты, кухня большая. И еще. Ты помнишь моих дядю и тетю, ученых, они на нашей свадьбе были?
Он помотал головой равнодушно.
— Ну, не важно. У них не было детей и родственников, кроме моей мамы. И они объявили меня единственной наследницей. Семь лет назад умер дядя, а тетя полгода назад. Я уже вступила в права наследования и оформила все документы. Так вот, от них мне досталась небольшая однокомнатная квартира на «Коломенской», возле парка. И самое главное: большой каменный, капитальный дом с участком в академическом поселке. Эту квартиру я продам, а дом оставлю. Сейчас престижно иметь дом за городом.
— Надь? — вдруг спросил он. — А почему ты со мной не разводишься? Зачем я тебе?
— Ты мой муж! — твердо ответила она. — Мы семья. В семье всякое случается. Мы все преодолеем. Я понимаю, что у нас наступило некоторое отчуждение, но это потому, что времена переживали трудные. Сейчас все у нас наладится. Муж — это навсегда!
— Нет! — покачал головой Степан. — «Муж, жена» — это понятия временные, а вот «бывший муж, бывшая жена» — это как раз пожизненно. Я так и не понял, за каким чертом я тебе нужен?
— Ты мой муж! — повторила она с нажимом. — Я тебя люблю! Надеюсь, это понятно?
Это как раз было не понятно — то, что ни фига она его не любит, и давно, не вызывало сомнений. И Степан подозревал, что кто-то у нее есть на стороне. Он-то нет-нет да и добирал недостающего от жены секса и уважухи с временными любовницами.
Но для чего-то он Надюхе был нужен, и именно в качестве мужа.
И Степан отступил, не стал настаивать и доискиваться истины, оставив все как есть, второй раз за день испытав облегчение. Но иного рода — что ничего не надо менять, решать, думать, как устраивать заново свою жизнь, заниматься разводом, юридическими документами, неизбежной нервотрепкой и окончательным чистосердечным высказыванием наболевших, накопившихся обид-обвинений…
Да, боком ему потом вышел этот трусливый инфантилизм! В тот момент еще можно было уйти без особых душевных потерь. Доведи он разговор до логического конца, не махни рукой, решив не будить лихо, пока оно тихо…
Ну а что такого?!
Ой, да ладно! Он абсолютно такой же, как все нормальные мужики! Со здоровым набором присущих данной особи качеств. С большой долей мужского эгоизма, с неизменным стремлением к первенству и главенству, с потребностью в женском восхищении и всеобщем признании его неординарности и превосходства, со здоровой же бытовой ленью и нежеланием перемен, с трепетным отношением к своей драгоценной самости и способностью мстить до последнего, если оную самость принижают.
Ты хочешь улучшить наш быт?
Да, пожалуйста, только сама, и будь добра меня в это не втягивать!
Ты говоришь, что я твой муж и ты меня любишь?
Я знаю, что это неправда, но меня это устраивает и успокаивает!
И все осталось на своих местах — он при работе любимой и безумной занятости, она — при своей, не менее любимой!
Через полгода Надежда затеяла полный капитальный ремонт доставшегося в наследство дома, перепланировку участка и заставляла Степана в его редкие выходные возить ее на дачу на новеньком джипе.
Они никогда не бывали в этом доме одни — не сидели вечерами, любуясь закатами, не прогуливались по окрестностям, не смотрели на огонь в камине. Не выпадали из суеты человеческого общения. Может, если б хоть раз они провели такой вот неспешный вечер вместе, одни, получилось бы поговорить честно, по душам и остановить то разрушительное, что уже накрыло их, или спокойно договориться.
Надежда планировала каждый выезд в дом заранее — кого из нужных людей пригласить, что готовить, программу загородных развлечений на воздухе — сплошной и бесконечный бизнес-план. Степан неизменно представлялся ею гостям как очень занятой человек, талантливый хирург — здоровался, пожимал руки, топил баню, жарил шашлык и не запоминал ни одного лица, проходившего через «дачные выходные».
С каждым днем отчетливее понимая, что такая «семейная» жизнь, когда все, что делала, говорила жена, вызывало только отторжение и раздражение, не может продлиться долго.
Не тот он был мужик, чтобы смирится с ролью альфонса при богатой жене, представляемого нужным людям в виде дачного приложения. При том, что на работе Больших жил совершенно иной жизнью, далекой от всех этих людей, их денежно-деловой суеты вместе с его женой — настолько трудной и часто страшной, с каждодневным преодолением, перегрузками на грани истощения…
Он говорил себе: «Хватит! Ты сдохнешь, если будешь приползать и дальше с одной войны на другую!» — и прекрасно осознавал, что если сам не покончит с этим фарсом, то жизнь заставит, но гораздо более сурово, и непременно по башке!
Но, как водится в жизни — обстоятельства мешали.
То его трудная, не оставляющая ни для чего иного продыха работа, и вечная усталость, и тупое от нее безразличие — а-а, пусть делает что хочет. То последовавшая за этим обида вызвала горделивую позу не сдающегося трудностям и обстоятельствам врача, с постоянным ожиданием, что жена одумается, заметит, какой он замечательный, или прогорит. То трудный переезд на новую квартиру, ремонт, временная неустроенность, немного примирившая их.
А потом, одно за другим, случились два изменивших его жизнь события.
К нему в кабинет, наделав переполоха своим появлением среди персонала всей больницы, пришел заместитель министра МЧС.
— Вы доктор Больших? — не постучавшись, вошел в кабинет крепкий, среднего роста мужчина.
— Я, — поднялся из-за стола Степан, собираясь тактично выдворить незваного посетителя.
Но воздержался почему-то.
Мужик вошел, удовлетворившись ответом, закрыл за собой дверь, сел на стул возле стола и спросил:
— Чаем угостите? Под разговор. И представился.
Случилось так, что вчерашний тяжелый пациент, поступивший к ним, — старик со сложными переломами правой руки от ключицы до кисти и пальцев, один из пострадавших на автобусной остановке, в которую врезался грузовик, и с которым Степан провозился долгих восемь часов, по кусочкам складывая, как мозаику, его кости, — был родным отцом заместителя министра.
— Я о вас много слышал, и не один раз! — попивая жиденький чаек и хитро щурясь, сообщил чиновник и неожиданно спросил: — К нам пойдете?
— Куда это к вам? — опешил Степан.
— Медицина катастроф. Слышали такое? Больших кивнул — слышал, разумеется! И не только слышал, на семинары ездил и многое для себя узнал!
— Это как раз по вашей специализации. Вы ведь и экстренной хирургией и травматологией занимаетесь?
— Да, — потрясенный напором, кивнул Больших.
— Подучиться, разумеется, придется, но не много. Специфика работы в полевых условиях, работа в команде. У вас степень какая-нибудь есть?
— Нет. Не успел защититься. Когда?
— А почему не жалуетесь, что не дают? — стрельнул жестким взглядом из-под прищура замминистра.
Степан махнул безнадежно рукой — о чем говорить!
— Диссертация хоть готова?
— Да вот она лежит, макулатура! — горестно признался Степан и вытащил из ящика стола пухлую папку. — А толку! Кандидатский минимум ни один не сдал — некогда! А-а-а!
И кинул папку назад в стол.
— Не прибедняйтесь, Степан Сергеевич. Статьи я ваши просмотрел. Грамотные статьи. Интересные. Так что, пойдете? Нам нужны лучшие, поэтому и зову. — И, отставив чашку, поменял тон с простецкого отеческого на серьезный: — Диссертацию поможем защитить, зарплату будете получать большую, по-настоящему большую, достойную. Машину выделим в полное личное и служебное распоряжение. Работа, правда, трудная, грязная и опасная. Вылетать, выезжать на все ЧП, катастрофы, по стране и всему миру, назначим вас руководителем одной из медицинских бригад. Вникать, перестраиваться на иной стиль работы придется быстро и многому учиться в процессе самой работы. Требования самые жесткие, но обещаю: скучать и расслабляться будет некогда. Вам надо подумать, с женой посоветоваться? Звоните, советуйтесь, решайте прямо сейчас.
