Наглец (СИ) - Рейн Карина (читаем книги онлайн .txt) 📗
Он просто появился на пороге офиса фонда его родителей в солнечное утро пятнадцатого февраля — с широкой улыбкой на лице, на которой меня тут же заклинило и вышвырнуло в параллельную вселенную на несколько бесконечно долгих секунд; в светлых джинсах, белой толстовке с закатанными рукавами и белых «Найковских» кроссовках, на ходу ероша волосы на голове всей пятернёй, а второй ладонью сжимая стаканчик кофе из «Старбакса» — немаленький стаканчик, должна заметить. Весь такой невозмутимый, и вместе с этим невозможно… домашний и манящий, что у меня случился приступ бесконтрольного гнева — ему ведь даже делать ничего не пришлось, чтобы я потеряла себя и смотрела на него, как прозревший слепой на солнце. Он лишил меня самообладания, которое я годами тренировала с помощью слёз, нервов и обид, исчез с радаров в мгновение ока, а теперь заявляется обратно с нахальной улыбочкой!
Если он думает, что этим он растопил моё сердце, то он просчитался, потому что я лишь ещё сильнее стала его ненавидеть за вот эту его способность переворачивать мой мир лёгким поворотом головы. Поэтому, едва его взгляд сосредоточился на моём лице, как я демонстративно отвернулась, отдав предпочтение концентрации на своей работе. И пусть мне это давалось только со скрипом зубов, я буду не я, если позволю Матвееву считать, что он выиграл.
Не на ту напал, уважаемый.
Мне совершенно не нужно смотреть в его сторону, чтобы чувствовать взгляд Кости на моём лице — чересчур внимательный взгляд, я бы сказала; складывалось впечатление, что он пришёл в музей, а не в офис на работу — только вот мне совершенно не импонировало быть экспонатом.
— Будь так добр, перестань изображать из себя дебила и займись уже своей работой, — не могу сдержать свою язвительность. — Меня уже тошнит от твоего постоянного взгляда. Самому-то не надоело из себя недоразвитого стоить? Или это твоё постоянное состояние?
На самом деле я не считала Матвеева ни тем, ни другим, но иногда только такая форма посыла и спасает — в конце концов, у меня скоро свадьба.
Да и не нужны мне все эти чувства, после которых себя обычно по кускам собираешь.
Лицо Кости вмиг преобразилось — смесь гнева и разочарования отразилась на нём, что мне снова не понравилось, но пусть лучше он злится, чем питает несбыточные надежды.
Я всё равно никогда не буду принадлежать ему.
* * *
Не дожидаясь от него ответа, хватаю свои вещи и просто выскакиваю из офиса, наплевав на то, что ещё не закончила свою работу — просто и дальше сидеть рядом с Матвеевым означает начать переосмысливать собственную жизнь, а мне это совершенно не нужно.
Не хватало ещё, чтобы я решила, что моя свадьба с Бо — ошибка.
Впрочем, и его видеть сейчас тоже не хочется; быть может, он всё-таки был прав, когда решил временно съехать — мне действительно нужно время привести голову в порядок.
На основную работу тоже решаю не возвращаться — скорее всего, Николай Александрович всё равно ещё не вернулся с объекта, а я туда уж точно не поеду. Поэтому я просто звоню ему и говорю, что плохо себя чувствую (в какой-то степени это ведь так), и прошу разрешения уехать домой. Босс хмыкнул, но всё же дал «выходной», даже если ему и не нравилось то, что со мной происходит последний месяц. Я просто надеялась, что он, как и Богдан, спишет всё это на предсвадебное волнение.
Дома переодеваюсь в удобные шорты и топ и честно трачу целых десять минут на йогу, потом ещё столько же на обруч — в общем, пытаюсь отвлечься, но почему-то ничего не выходит. Решаюсь на крайние меры и впервые за последние несколько лет готовлю настоящий ужин — не какой-нибудь травяной салат, который обычно норовит выйти обратно, а настоящую еду. В моём холодильнике всегда хранятся и калорийные продукты — ведь Богдану не нужно соблюдать диету — поэтому я вытаскиваю говядину и тушу её вместе с картофелем в мультиварке. Такое нехитрое блюдо мама в детстве часто готовила мне, когда я болела — почему-то никакие бульоны в меня было не впихнуть, зато тушёное мясо всегда шло на ура. И пока ингредиенты тушились, а руки и мысли больше не были заняты готовкой, не зная, чем себя занять, кошусь в сторону телефона. Пальцы сами хватают гаджет и набирают номер мамы, и вот в трубке уже раздаются гудки.
Не помню, когда в последний раз я так душевно разговаривала с родителями; конечно, мама немало удивилась тому, что я стала вспоминать собственное детство вместо того, чтобы отделаться парочкой каких-нибудь шаблонных вопросов. Но я чувствовала в её голосе радость, и от этого меня накрыло чувство вины: родители всегда и во всём поддерживали меня, а что сделала для них я? Звонила два раза в месяц?
Что я за человек?
За разговором время пролетает совершенно незаметно; отрываюсь от телефона лишь, когда слышу настойчивый стук в двери — будто кто-то в неё головой долбился. Прощаюсь с матерью, обещая звонить чаще — выбить из меня обещание приехать она не успевает — и хмуро иду в коридор: если это снова сосед снизу, которого я раз в месяц стабильно «заливаю», пусть лучше сразу молится, потому что моё терпение на пределе.
Но всё оказывается гораздо прозаичнее: на пороге своего дома я вижу Матвеева, да не одного, а с группой поддержки — пьяной в хлам группой, которая едва на ногах стоит. Не без раздражения замечаю на себе их любопытные взгляды — видимо, «прицениваются».
Зачем он притащил их с собой? Думает, что при свидетелях я не смогу его отшить? Или настолько не уверен в собственных силах?
Если честно, не помню, что именно я говорила — помню только, что была чересчур эмоциональна и неоправданно груба; я видела, как его лицо снова становится злым и… решительным, что ли. Уж не знаю, с чем это связано — ему не понравился мой выпад в его сторону, и он продумывает план мести, или его просто раньше никто не отшивал (ещё бы, такой красавчик…), да и это не моё дело. Я просто захлопываю дверь перед всей этой дурдом_командой и чувствую, как меня начинает трясти мелкой дрожью, потому что хоть я и произнесла свою пламенную речь со злостью, на самом деле мне было жутко больно. Я никогда раньше не задумывалась об этом, но ведь Богдану не пришлось меня добиваться: у него был статус, у меня — внешние данные — мы идеально друг другу подходили. Я совершенно забыла, что «простым смертным» иногда приходится сражаться за собственные чувства всеми возможными способами. Меня никогда и никому не приходилось добиваться — во время учёбы я ни на кого не обращала внимания, потому что было не до этого, ну а с Бо у нас просто взаимовыгодное соглашение.
И вот сейчас, когда в мою жизнь ворвался Костя, который настойчиво не желал сворачивать с пути, мне начало казаться, что я слишком много важного в этой жизни упустила. Я много добилась, не спорю, но потеряла ещё больше. Я ненавижу ошибаться и тем паче признавать собственные ошибки, а дать Косте «зелёный свет» как раз и означало признаться самой себе в том, что вся моя настоящая жизнь — сплошная фикция, состоящая из красивых иллюзий и сахарной ваты. Я слишком многим пожертвовала, чтобы теперь просто взять и отказаться от неё; если мне суждено страдать от того, что в моей жизни не хватает любви — значит, так тому и быть.
Я осторожно прислоняюсь к двери спиной и медленно сползаю по ней на пол, глотая солёные слёзы, заливающие лицо в три ручья. Очень хотелось открыть дверь и кинуться за Матвеевым следом, но я не могу позволить себе такого; вместо этого я сцепляю зубы до скрежета и сжимаю ладони в кулаки до боли — так сильно ногти впиваются в кожу. Единственное, что позволяю себе — это поплакать и выпустить из себя хоть немного той боли, что мешала дышать.
Когда заканчиваются и слёзы, я поднимаюсь на одеревеневшие ноги и бреду в ванную, чтобы привести себя в порядок, но моё опухшее и покрывшееся красными пятнами лицо не может спасти ни вода, ни маски, ни морозный воздух на балконе. Раздражённо смотрю в зеркало на свой красный нос, когда слышу новый стук в дверь — на этот раз довольно сдержанный. В душе теплится надежда, что это снова Костя, хотя теперь я вряд ли смогу его так просто отшить, если он решит заново попросить «дать ему шанс».
