Мальвина (СИ) - Субботина Айя (мир книг txt) 📗
— С первого раза ни у кого не получается, — подбадривает Влад.
— Вы никогда не ели омаров, Мария? — интересуется самопровозглашенная Звезда пищевой цепочки.
Я перебираю самые нейтральные из возможных ответов, но Влад меня опережает:
— Есть какие-то проблемы с этим? — интересуется он.
— Просто я знаю чудесные курсы этикета и…
Она правда это сказала? Что я неуч, которому нужны курсы по правильному обращению с клешнями?
— Я тоже знаю одни чудесные курсы, — не медлит с ответом Влад. — По окончанию все слушатели гарантировано обучаются такту и словесному воздержанию.
Все это он говорит, одновременно разделывая клешню металлическими щипцами. Маленькой вилкой достает ломтик белого мяса и передает мне. Я беру прямо с вилкой, кладу деликатес в рот.
— Это вкусно, — подбадривает жевать активнее.
Я не сомневаюсь, что это должно быть вкусно, но во рту лишь вкус горечи. Причем он сильнее с каждой минутой. Челюсти неожиданно сводит, я прикусываю язык несколько раз, прежде чем понимаю, что дело не в волнении.
Мой язык просто перестает вмещаться в рот!
— Маша? — Лицо Влада расплывается перед глазами. — Маша!
Я выплевываю дорогущий деликатес прямо в тарелку, и мне плевать, достаточно ли это изящно, чтобы не испортить Богине аппетит. Хочу запить горечь, но горло сдавливает спазмами.
— У нее аллергия, — раздается над ухом голос Влада. — Вызовите «скорую»!
Он легко подхватывает меня на руки — и меня тошнит на его рубашку и пиджак. Прости, Армани, тебе сегодня дважды так лихо прилетело от Соколовых.
— Прости, — пытаюсь сказать я, но, кажется, звучит это как «пвавси».
Что может быть хуже, чем опозориться в ресторане? Правильно: опозориться в ресторане дважды.
Происходящее дальше проходит транзитом.
Появляются люди в белом.
В меня что-то вкалывают, я хныкаю, потому что боюсь уколов, как ребенок, а Влад бушует, как тайфун: будет просто чудо, если ресторан после этого уцелеет.
Я перестаю задыхаться.
Мы едем в «скорой», и когда ко мне возвращается способность шевелить языком, который по ощущениям словно живой слизняк во рту, спрашиваю:
— Меня сильно раздуло?
Влад наклоняется, проводит рукой по моей распухшей физиономии и очень серьезно говорит:
— Как в стишке: «Жаба, чем ты недовольна? Проглотила мяч футбольный»[1]
Когда мне станет лучше, я его стукну. А потом, может быть, поцелую.
Мы приезжаем в обычную государственную больницу, хоть Владу явно не по душе, что мной будут опекаться не в частном заведении. Я немного злюсь на него, потому что меня всегда жутко раздражает вот этот снобизм: есть доля вероятности, что в государственной клинике к вам отнесутся спустя рукава, но точно так же с вами могут поступить в дорогущей коммерческой больнице. Дело не в том, висит ли на стене плазма или старый телек, и есть ли в палате джакузи, дело в людях, а люди одинаковые везде.
— Я настоятельно рекомендую, чтобы девушка осталась у нас до утра, — говорит пожилой врач, которого я мысленно тут же называю Айболит. Прямо просится на обложку детской книги: седая борода, белоснежный халат, ласковая улыбка.
— Почему? — тут же становится в стойку Влад. — Есть угроза ее жизни? Я бы хотел передать Машу в руки специалистам, которые окажут моей жене реальную помощь и в чьем распоряжении самое новейшее оборудование.
Жаль, что я все еще еле шевелю руками и ногами, а то бы точно его стукнула. Это звучит просто отвратительно. Но я сейчас в состоянии окуклившейся гусеницы: могу разве что всем телом ерзать, издавая при этом не самые милые звуки. Самка тюленя, наверное, и та выглядит более грациозно.
— Никакой угрозы для жизни Марии нет, — спокойно улыбается Айболит. Наверное, привык слышать такие заявления по сто раз на дню. — Просто профилактическая мера. Морепродукты — один из самых часто встречаемых пищевых аллергенов. Сейчас, когда аллерген исключен, нет риска повторного приступа. Но всегда есть шанс, что вскроются другие побочные эффекты, которые могут протекать скрыто. В моей практике такие случаи большая редкость, но предупредить легче, чем потом восстанавливать.
— Я остаюсь, — говорю, не дожидаясь ответа Влада.
— Уверена? — чуть прищуривается муженек. Вот кто не привык, чтобы его решения оспаривали. Ну что ж, не привык, так придется научить. Возможно, его будущая настоящая жена даже скажет мне спасибо.
— Уверена.
Влад окидывает взглядом свой испорченный пиджак и рубашку, обреченно вздыхает, но добрый доктор, по-отечески похлопывая его по плечу — кстати говоря, для этого Айболиту приходиться чуть ли не на всю длину вытянуть руку! — говорит, что девочки с приемного покоя организуют что-то для «переодеться».
— Я останусь в палате с женой, — безапелляционно заявляет Влад. — И мне плевать, какие тут у вас правила. Буду признателен хотя бы за удобный стул.
Вообще я категорически против такой идеи, но доктор лишь пожимает плечами, говоря, что запросто организует даже кресло.
Влад подходит ко мне, наклоняется, как будто собирается поцеловать, но не делает этого. Оно и понятно — он же не настолько извращенец. Когда меня везли на каталке, я краем глаза увидела себя в зеркало. Знаете, в общем… Бить Влада за стишок про жабу я раздумала.
— Ты моя Царевна-лягушка, — дразнит муж, давясь смехом.
— Неспортивно пользоваться безвыходным положением противника, — с трудом бубню я.
— Лягушечка, — продолжает издеваться муженек, но все-таки целует меня в щеку. — Не смей от меня упрыгать, пучеглазая моя, а то догоню и посмотрю, что там у тебя под лягушачьей кожей. Кстати.
Влад огибает кровать, берет мою сумку и с первой попытки находит телефон — он у меня во внутреннем кармане. Муженек издает нервный смешок, со всех сторон разглядывая мою китайскую обновку в розовом чехле а-ля заяц. И с силиконовыми ушами, между прочим. Ну а что? У каждой девочки есть свои слабости.
Разобравшись, что к чему, Влад, судя по движению его пальца, листает мои контакты.
— МаманШарман? — уточняет он, и тут до меня доходит, зачем был нужен телефон.
Между прочим, ей нравится, когда ее так называют. Есть даже целая история возникновения этого прозвища.
— Влад, может, позвоним уже утром? — предлагаю я. — Из дому.
— Думаешь?
— Уверена, — твердо говорю я.
У нас в семье привыкли не обращать внимания на царапины, ссадины, синяки и сбитые колени: когда под одной крышей живет десять детей разного возраста. Даже самые младшие освоили науку обращения с «зеленкой», перекисью, «Спасателем» и пластырями. Но вот до больницы доходит не часто. Можно даже не сомневаться: если Влад сообщит, что «Маша съела омара и попала в больницу», вся семья будет здесь полным составом, вероятно, даже с шашлыками с праздничного стола. А у нас, как-никак, мамин юбилей, и она заслужила провести его за столом в кругу семьи, а не в пропахшей медикаментами больнице.
— Хорошо, — соглашается Влад. Тычет пальцем в сторону моего лица и еще раз предупреждает: — Даже не шевелись.
— Разве что скачусь по лестнице баварской колбаской, — себе под нос ворчу я, уверенная, что Влад не услышит.
Но он, конечно же, слышит и, игриво шевеля бровями, говорит:
— Я должен это увидеть, Мальвина. А можно приватное шоу, когда приедем домой?
Нет, я его все-таки стукну.
[1] Автор стиха — Генрих Сапгир
Глава четырнадцатая: Влад
Убрав в сторону всю лирику, могу сказать, как есть: я до усрачки испугался. Вот так, да, без высокого слога, а по-простому, зато «до усрачки» — это именно то словосочетание, которое лучше всего характеризует мое состояние в тот момент, когда Маша на моих глазах из Мальвины превратилась в Сеньора Помидора. Однажды Рэма за лодыжку укусила какая-то дрянь, и тогда его ногу разнесло до состояния свиной голяшки. Тот случай хорошо отложился в памяти и только благодаря этому я не растерялся.
