Исцеление (СИ) - Сойфер Дарья (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Не морочь мне голову! Ты что, не хочешь меня к нему подпускать?!
— Да я же…
— Вот оно все и выяснилось! — Лена цокнула, покачав головой. — Лучшей подруге — и не доверять. Что за зверь этот твой Веселовский?
— Он не мой. И не зверь, — виновато отозвалась Ника.
— Понятно. Прынц, стало быть.
— Ну…
— Эх, Бася-Бася… Неужели ты так плохо обо мне думаешь?
— Да нет, но ведь формально у меня на него никаких прав, а ты… Ты вон какая красавица! Он тебя один раз увидит — и мне можно будет забыть о нем раз и навсегда.
— Глупая! — вздохнула Ленка. — Я никогда не встану у тебя на пути, будь он сто раз миллиардер. Давай договоримся: если кому-то из нас понравится парень, надо просто об этом сказать. И сразу табу. Ладно?
— Ну, из меня так и так угрозы никакой.
7
— Хорош придуряться! Договорились?
— Договорились.
Ника собиралась мыть голову, как только Лена уйдет, но силы кончились, и она, скрепя сердце, отложила водные процедуры до утра. Провертевшись ночью от боли, тошноты и какой-то щекочущей мерзости, которую она при всем желании не смогла бы описать словами, незадачливая жертва хирурга бросилась к раковине, едва закончился завтрак. Ну, как бросилась… Поковыляла. Грязная голова мучила ее второй день. Да, шрам ныл после операции, слегка познабливало, на утренней побудке она намеряла тридцать семь и пять, но она не особо беспокоилась на этот счет: ей же все равно вливали антибиотик. А вот грязная голова просто убивала. Ладно бы просто длинные волосы, затянула бы в хвост, и как будто так и должно выглядеть. Но челка… После всех мытарств, температуры и пота, после больничного белья, от которого всю палату покрывал тонкий слой мелкой ветошной пыли, и в волосах сваливались какие-то белые катышки, сильно напоминающие перхоть, Ника нуждалась в помывке.
Она знала, что вот-вот появится мама, и та ни в жизни не позволит «студиться» и лежать потом с мокрой головой, поэтому торопилась успеть заранее. Завела руку с катетером за спину, наклонилась под кран и как могла одной правой намылила волосы и шею. Любимый фруктовый запах, мягкая пена… Как мало надо, чтобы почувствовать себя человеком! Сразу стало свежее, кожа задышала. Ника прополоскалась, выключила воду и вспомнила, что забыла полотенце. Да, оно было маленькое и вафельное, но хоть какое-то! И только она собралась попросить о помощи многодетную соседку, как услышала за спиной душераздирающий вопль.
[1] Коридор (медицинский жаргон)
[2] Случаи с летальным исходом (медицинский жаргон)
[3] Кишечная непроходимость (медицинский жаргон)
— Ты что творишь?! Совсем из ума выжила!
Ника как была с наклоненной головой и занавесью мокрых волос на лице, так и развернулась, звонко капая на линолеум. В щель между прядями она разглядела мамину юбку и мужские джинсы.
— Ну ты даешь, Карташова, — знакомым голосом произнес их обладатель. — Уже тренируешься приходить ко мне в кошмарах, как девочка из «Звонка»?
— Исаев… — обреченно выдохнула Ника.
— Да что же ты стоишь? Надует же! Сквозняк какой! Мыслимо ли дело! — и Надежда Сергеевна бросилась за полотенцем.
— Мам, я сама…
— Сама ты уже вон, до чего додумалась. Давай сюда. Вот так… И немедленно в кровать.
— Тебе помочь? — протянул руку Паша.
— Не надо, — буркнула она, выпрямилась, чтобы продемонстрировать крепость духа, и, закусив от боли губу и не дыша, ровным шагом двинулась к койке.
С трудом усевшись, она едва не застонала от облегчения, но взяла себя в руки и смерила Исаева скептическим взглядом.
— А ты чего пришел? — сердито спросила она. — Позлорадствовать?
— Никусь, ну как тебе не стыдно! — вмешалась Надежда Сергеевна. — Человек приехал, чтобы тебе помочь, поговорить с твоим лечащим врачом…
— Я не собираюсь злорадствовать, Вероника, — Исаев сунул руки в карманы. — Мог бы, но не буду. А приехал я, чтобы успокоить твою маму. Могла бы в кои-то веки подумать о ком-то, кроме себя. Ты знаешь, какое у нее было давление?
— Павлик, не нужно… — начала было мама.
— Сто восемьдесят на сто, — неумолимо продолжал он. — Так что давай ты убьешь меня этим страшным взглядом в другой раз.
— Не собираюсь я… — Ника набрала воздуха для новой тирады.
— Так вот, — перебил Исаев. — Я звонил в ординаторскую несколько раз, меня отбрили. Надежда Сергеевна, Вы не попросите историю болезни? Может, хоть Вам дадут? Мне не стоит и пытаться, сами понимаете: хирургическая ревность, москвичи…
— Конечно-конечно, Павлик, бегу, — спохватилась женщина и через мгновение исчезла в коридоре.
— Какая еще хирургическая ревность? — Ника подозрительно прищурилась.
— Так, Карташова, слушай меня, — Исаев нагнулся почти к ее лицу, и она заметила в его глазу красный лопнувший сосудик.
Наверное, почти не спал…
— Ты опять с суток?
— Нет, удалось ночью вздремнуть. Иначе нельзя было бы сегодня… Не перебивай, — он говорил тихо, чтобы не привлекать внимания других больных и посетителей. — Я вчера вечером смог дозвониться до хирурга и выяснил, что у тебя был гангренозный аппендицит, абсцесс, тифлит и полный комплект, — сообщил он.
— Так разве они все, что надо, уже не вырезали? — дернула плечом Ника.
— Не так все просто. Я не хотел ее пугать, но дела не очень хорошо. Что они тебе колют?
— Не помню… Что-то такое длинное… Цифри… Цитри…
— Цефтриаксон?
— Точно! Откуда ты?..
— Не самый лучший вариант. Видимо, не действует. Сейчас я тебя посмотрю, — и он вскочил, подошел к раковине и по-хирургически тщательно вымыл руки.
Он был слишком серьезен, чтобы Ника спорила. Суровых медиков ей и так хватало за глаза. Поэтому она задрала подол ночнушки, обнажив живот. Он аккуратно отодвинул повязку, надавил на края раны, приблизился ко шву, придирчиво его изучая. От трубки, наполненной чем-то темным, шел нехороший запах.
— Извини, — прошептала Ника.
Паша вздохнул и сел на стул для посетителей.
— Все это развилось, потому что мы проворонили острый аппендицит. И получили скопление гноя, понимаешь? У тебя, насколько я понимаю, после той нашей встречи живот отпустило?
— Ну, да, но…
— Вот он и созрел к выходным. И прорвался в брюшную полость.
— Подожди. Мужик на УЗИ сказал, что перфоративный аппендицит. А ты сейчас сказал что-то другое…
— Значит, не разглядели. Бывает такое: идешь на перитонит, а там абсцессище, гной в полости… Не нравится мне это… — пробормотал он.
— Что именно? Некрасиво сделали?
Он посмотрел на нее, как на умалишенную.
— Да, Ника, именно это меня сейчас беспокоит.
— Не можешь ответить нормально?
— Ну, вот что, — он терпеливо втянул носом воздух. — Не собираюсь я препираться. Слушай меня внимательно. Это похоже на осложнения. Возможно, подгнивает купол, но…
— Какой купол?
— Карташова, дай договорить! В который культю убирают.
— Какую культю?! — ужаснулась она, но тут же прикусила язык. — Молчу.
Пусть только уйдет, она все погуглит. Только бы не забыть слова.
— Сейчас ты напишешь отказ и едем на скорой в Москву. Да, ты имеешь на это право, — ответил он на ее вопросительный взгляд. — Я придержал для тебя место, сегодня тебя привезут и сразу на стол.
— Опять?! — взвизгнула она.
— Тихо ты. Опять. Все почистим, сменим антибиотик. Я буду твоим лечащим, и маме мы ничего не скажем, ясно?
— Ты серьезно?
— Наплету чего-нибудь про палату и условия. Скажу, что лучше подержать тебя подольше, до полного выздоровления. Ей сейчас не нужен криз, понятно?
— Да.
— Ты точно усвоила? У меня нет возможности водить тебя за ручку.
— Да, Паш. Спасибо тебе.
— Тут, конечно, третий этаж, но я пойду лучше прикрою окно…
— Ха-ха. Мне ясно, Исаев, я ступила. Больше не буду.
— Ну как вы тут? — Надежда Сергеевна нарисовалась как раз вовремя, и Ника спешно накрылась одеялом. — Они отказались выдавать мне историю на руки, представляешь? Пыталась прочитать, но эти ваши каракули… Зато я все сняла на телефон. Мне девочки на юбилей подарили. Сейчас, как тут открывается… В общем, на. Сам разберешься.
