Девственная селедка - Вильмонт Екатерина Николаевна (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗

— Господи, как я тебя люблю, — туманно ответил он и стал меня целовать.

Наконец, мы уехали. Вещей у нас было совсем немного, и денег нам поменяли по триста марок на душу. Но с ним мне все казалось ерундой. Новая жизнь в Западной Германии! В кино показывали тогда фильм «Замужество Марии Браун». А Иваныч, едва наш поезд пересек границу между ГДР и ФРГ и все бесконечные досмотры остались позади, вдруг сказал:

— Ну вот, теперь начинается новая, совсем другая история под названием «Замужество и новая жизнь Лали Браун».

В Мюнхене на вокзале нас встретили двое — дядя Иваныча Гюнтер Браун с женой Габи. Они никогда прежде друг друга не видели. Встреча была странная.

Они пожали друг другу руки. Заговорили по-немецки. Я поняла только одно слово «гратулирен», значит, дядя поздравил Иваныча. А еще Иваныч сказал: «майне фрау», что значит «моя жена». Габи смотрела на нас с некоторой брезгливостью, как на грязных дикарей. Было очень неприятно. Потом Гюнтер взял один чемодан и мы пошли к машине. Я совершенно обалдела от этого вокзала, от нарядных киосков, оттого, что кругом все говорили по-немецки.

Я плохо, совсем плохо помню первые два месяца. Мы поселились в крохотной квартирке, которую нашел для нас Гюнтер. Кажется, Иваныч получал какое-то пособие, я ходила на курсы немецкого, мы каким-то образом избежали так называемых «общежитий» для новых иммигрантов. Но меня вдруг охватила жуткая тоска, я пыталась скрывать все от Иваныча, но мне это давалось с таким трудом, что я впала в настоящую депрессию. Я безумно боялась родов, хотя врачи говорили, что и я и ребенок вполне здоровы. Иваныч устроился на работу в какую-то строительную фирму, правда, с испытательным сроком. Ни о каких мостах пока и речи не было. Но он был полон оптимизма. Пока он работал, я боялась даже выходить из дому. Схватки начались в его отсутствие. Я испугалась, начала метаться, но боль вдруг успокоилась… Ничего, может, обойдется… Но тут отошли воды… Я позвонила ему на работу.

— Иваныч, началось…

— Я сейчас! — крикнул он.

Не знаю, сколько времени прошло, появились какие-то люди в белом, они что-то спрашивали, я ничего не понимала, только плакала, даже кричать боялась. Но тут вбежал Иваныч, взял меня на руки и отнес в машину.

Роды были долгими, мучительными, но сына своего я увидела только через полгода. После родов я ослепла. «Истерическая амблиопия» — сказали врачи. Бедный, бедный Иваныч, как же туго ему пришлось! Крохотный ребенок, слепая жена, которая день и ночь льет слезы… Конечно, и молоко пропало. Врачи говорили, что слепота должна пройти, но она не проходила.

— Иваныч, миленький, прости меня…

— Дурочка, ты ж не виновата…

— А расскажи, какой Петька…

— Петька? Красавец! Здоровенный, толстый, аппетит будь здоров!

Чтобы иметь возможность работать, Иваныч нашел русскую старушку Евдокию Сергеевну, которая жила неподалеку и приходила мне помогать. Испытательный срок он выдержал, его взяли на постоянную работу и платили очень недурную зарплату. Евдокия Сергеевна стала моим спасением.

— Что ж это ты сидишь, а? Ребеночка обиходить и на ощупь можно.

Она приучала меня ко всему и через месяц я научилась сама его мыть, менять памперсы, только еду для него она мне не доверяла.

Я стала меньше плакать.

— Ты, Лали, бери себя в руки, а то муж разлюбит. Мужчины, они такие, больных да несчастных не любят. Он на тебе молодой, красивой и веселой женился, а ты что? Как твоя болезнь называется? Истерическая какая-то штуковина. Значит, надо брать себя в руки, чтобы прошло.

Я старалась, изо всех сил старалась. Но по-прежнему ничего не видела. Теперь меня еще угнетало чувство вины перед мужем. Это был заколдованный круг. Но однажды ночью я проснулась. Иваныча рядом не было. Я хотела позвать его, но тут до меня донеслись какие-то странные звуки. Я не могла понять, что это. Я теперь прекрасно знала все звуки в квартире. Слышала, как рядом чмокает во сне Петька. Тогда я встала и побрела в направлении этих звуков. И вдруг замерла. До меня дошло. Это плакал Иваныч. Плакал неумело, видимо, пытаясь заглушить свой плач. Что со мной сделалось! Я хотела закричать, позвать его, прекратить эту пытку, но поняла вдруг очень ясно: он не должен знать, что я это слышала. Я забилась под одеяло и сказала себе: я должна, я просто обязана взять себя в руки. И справиться с этой истерикой… Если я не справлюсь, то потеряю самое главное — любовь Иваныча.

И так меня потряс его плач, так крепко я вбила себе в башку, что обязана прозреть, что уже через два дня увидела первые проблески света. А через неделю и вовсе прозрела. Это было такое невероятное счастье… Я увидела своего сына! Он и вправду был красавец и вправду толстый, розовый, а вот Иваныч здорово спал с лица, исхудал, постарел… Но был сам не свой от радости. И совсем даже не разлюбил меня, а стал любить еще крепче. И я его.

Я и сейчас еще люблю его, хоть он и умер полтора года назад. И ничего и никого другого мне не надо.

Весь день Лали не попадалась на глаза Родиону. Ее не было и на пляже. Прячется, с удовольствием думал он. Впрочем, Пети тоже не было видно. Наверное, уехали в город, решил он. Но вечером, когда он с Олегом и Вавочкой шел ужинать, его окликнула недурно говорившая по-русски девушка-портье:

— Господин Шахрин, вам тут записка оставили, — она протянула ему конверт.

Он испугался, что приехала девица, которой он обещал эту поездку, но в последний момент передумал. Она была чрезвычайно настырной. Он вскрыл конверт:

Он сам ощутил, что бледнеет.

— Родька, что? Что случилось?

— Да ничего, — с трудом выговорил он и нехорошо засмеялся. — Всего лишь облом. — Он протянул другу записку.

— Ну, ты даешь! Побелел как… я уж думал беда какая. Как-нибудь перетопчешься. Ничего же не было, насколько я понимаю…

— Не было, — кивком подтвердил Родион.

— Ну и бог с ней. Оглянись вокруг, сколько баб… И девиц, кстати, вон одна с тебя глаз не сводит…

— Да пошли они все!

— И это тоже правильно!

В Москве началась обычная круговерть и Родион успокоился. Что ж, видно, не судьба. Бывает. Однако, просмотрев фотографии, снятые на Корфу, он обнаружил чудесный снимок Лали. Долго смотрел на прелестное лицо, а потом заказал увеличенный портрет, купил рамку и поставил на письменном столе. Первые дни портрет будоражил его, а потом он привык. Но однажды девушка, которую он пригласил к себе, спросила ревниво:

— Это кто?

— Подруга, — почему-то ответил он.

— Просто подруга?

— Просто подруга, — он начал раздражаться.

— Неинтересная. И старая, — вынесла приговор девушка. Правда очень скоро она поняла, что вынесла приговор себе.

И чего я завелся, недоумевал потом Родион. И решил впредь прятать карточку Лали, когда приведет очередную даму.

Так он и делал.

Прошло полтора месяца. Как-то он вернулся домой и застал приходящую домработницу Валентину Ивановну, что его удивило, обычно она уходила раньше.

— Ой, Родион Николаевич, вам тут с Америки звонили, вроде, брат.

— Брат? И что он сказал?

— Да ничего не сказали, только вот телефончик оставили и еще велели сказать, в Москву собрались. Я боялась, что позабуду все, вот и решила вас дождаться. Телефон какой-то жутко длинный… Может, я чего и напутала.

— Спасибо большое, Валентина Ивановна, а он не сказал, когда именно в Москву собирается?

— Нет, чего не сказал, того врать не буду, Родион Николаевич. А вы сами ему позвоните…

— Да-да, непременно. Еще раз спасибо, что дождались.

— Так я пойду…

— Да-да, спасибо.

— А я и не знала, что у вас брат-то есть.

— Да я и сам уж забывать стал…

— Родной брат-то?

— Родной. Младший брат.

— Это сколько ж вы не видались?