Улица Светлячков - Ханна Кристин (версия книг .TXT) 📗
— Да, мистер Рорбах.
— Это филиал Эй-би-си, мы не берем на работу школьниц.
— Но у вас ведь есть стажеры.
— Из Вашингтонского университета и различных колледжей. Наши стажеры умеют работать в телестудии. Многие из них уже вели передачи на студенческих каналах. Мне очень жаль, но вы еще не готовы к такой работе.
— О…
Они молча смотрели друг на друга.
— Я давно работаю на этом месте, миз Харт, и мне никогда не приходилось видеть такой амбициозной особы, как вы. — Он снова похлопал ладонью по папке с письмами Талли. — Знаете, что я вам скажу, продолжайте писать мне письма. Я буду следить за вами.
— И когда я буду готова стать журналисткой, вы возьмете меня на работу?
Он рассмеялся:
— Просто присылайте мне статьи, получайте хорошие оценки и поступайте в колледж. А потом посмотрим.
Талли снова почувствовала прилив энергии.
— Я буду посылать вам что-то новое каждый месяц. И в один прекрасный день, мистер Рорбах, вы пригласите меня на работу. Вот посмотрите!
— Я не стану ставить против вас, миз Харт.
Они поговорили еще несколько минут. Затем мистер Рорбах проводил Талли из кабинета. По пути он остановился у витрины с наградами, где поблескивали золотом при неярком свете несколько «Эмми».
— Я тоже когда-нибудь получу «Эмми», — сказала Талли, касаясь пальцами прохладного стекла.
Она запретила себе принимать близко к сердцу предстоящую задержку на пути к своей мечте. Это ведь была не более чем задержка.
— Знаете ли, Таллула Харт, а я вам верю. А теперь возвращайтесь в старшую школу и насладитесь последним годом детства. Взрослая жизнь наступит очень скоро.
Мир за пределами здания выглядел как на открытке с видом Сиэтла. Синее небо, и ни облачка на нем. Именно такие виды побуждают тех, кто еще не живет в Сиэтле, продать свои дома в менее живописных местах и переехать сюда. Если бы только люди знали, как редки в этом городе такие вот дни. Лето в этих местах было подобно комете — так же ярко вспыхивало и так же быстро пролетало.
Прижимая к груди черную кожаную папку своего дедушки, Талли направилась к автобусной остановке. Прямо у нее над головой прогрохотал поезд монорельсовой дороги, и земля под ногами Талли дрогнула.
Всю обратную дорогу домой Талли повторяла себе, что перед ней открыты большие возможности, что она получит степень в колледже и найдет себе работу еще лучше.
Но как бы Талли ни старалась себя утешить, ощущение провала не отступало. Придя домой, она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, у которой опустились руки.
Талли отперла входную дверь и, войдя внутрь, швырнула папку на стол в кухне.
Бабушка сидела на стареньком диване в гостиной, положив ноги в теплых чулках на оттоманку с обтрепанной обивкой, и держала на коленях незаконченный образец не менявшегося годами рукоделия. Она спала и тихонько похрапывала.
При виде бабушки Талли выдавила из себя улыбку.
— Привет, ба, — тихо произнесла она, входя в гостиную и наклоняясь, чтобы коснуться высохшей руки бабушки. Талли опустилась на диван рядом с ней.
Бабушка медленно просыпалась. За старомодными очками с толстыми стеклами глаза ее стали вдруг ясными.
— Ну, и как все прошло? — спросила она Талли.
— Ты только представь себе, заместитель директора по новостям сказал, что я слишком хороша для этой работы, что имеющаяся у них должность — тупик для человека с такой квалификацией, как у меня.
Бабушка сжала ее руку, останавливая словесный поток внучки.
— Они сказали, что ты слишком молода, да?
Слезы, которые Талли сдерживала весь день, жгли ей глаза. Смутившаяся Талли поспешила их смахнуть.
— Я знаю: мне предложат эту работу, как только я поступлю в колледж. Вот посмотришь! Ты еще будешь мной гордиться.
Бабушка бросила на внучку сочувственный взгляд.
— Я-то и так горжусь тобой, Талли. Но ведь тебе нужно не мое признание, а внимание Дороти.
Талли припала к худенькому плечу бабушки и позволила ей утешить себя. Через несколько минут она почувствовала, что боль разочарования притупилась. Так бывает при солнечном ожоге, когда боль утихает постепенно, делая кожу менее уязвимой для солнечных лучей.
— У меня есть ты, ба, а все остальное не имеет значения.
Бабушка вздохнула:
— А теперь почему бы тебе не позвонить своей подруге Кейти? Только болтайте недолго. Телефонная связь очень дорога.
Даже сама мысль о разговоре с Кейти уже подняла Талли настроение. Поскольку междугородние переговоры действительно стоили дорого, подруги редко общались по телефону.
— Спасибо, ба, сейчас позвоню.
На следующей неделе Талли получила работу в «Квин Энн Би» — местной еженедельной газете. Круг ее обязанностей соответствовал тому скудному жалованью, которое ей платили. Но для Талли это не имело значения. Главное, что она работала по специальности. Все лето она не вылезала из тесных офисных помещений, жадно впитывая каждую крупинку знаний. А все то время, когда она не приставала с вопросами к журналистам, не снимала копии с бумаг и не бегала за кофе, Талли проводила дома, играя с бабушкой в джин на спички. Каждый вечер в воскресенье, как по часам, она писала письмо Кейти, с которой делилась всеми событиями прошедшей недели.
Вот и сейчас Талли сидела за своим детским письменным столиком и перечитывала свое очередное письмо на восьми страницах. Закончив чтение, она приписала в конце: «Лучшие подруги навсегда. С любовью, Талли». И аккуратно сложила листки.
На столе лежала последняя открытка от Кейти, которая находилась сейчас с родителями и братом в традиционном походе семьи Муларки. Кейт называла эти походы «неделями в аду с насекомыми», Талли же завидовала этому настоящему семейному отдыху. Она очень жалела о том, что не отправилась в поход вместе с ними, ей потребовалась вся ее решимость, чтобы она смогла отклонить приглашение. Но для Талли слишком важна была ее летняя работа, да и здоровье бабушки оставляло желать лучшего, так что выбора у нее практически не было.
Талли смотрела на послание Кейт, которое успела выучить наизусть.
«Играем по вечерам в карты, жарим на костре пастилу, плаваем в леденющем озере…»
Талли усилием воли заставила себя отвернуться.
В этой жизни ничего не добьешься, если будешь сожалеть о том, чего не можешь иметь. Уж этой-то науке мать ее научила.
Талли положила свое письмо в конверт, надписала его и спустилась вниз, проверить, как там бабушка, которая уже легла спать.
Потом она в одиночестве посмотрела свои любимые воскресные программы — «Вся семья», «Алиса» и «Офицер полиции», после чего заперла дверь и легла спать. Последней ее мыслью, прежде чем Талли провалилась в сон, было: «Интересно, а что сейчас делают Муларки».
На следующее утро Талли проснулась, как обычно, в шесть часов и оделась на работу. Иногда, если она приходила в офис газеты рано, кто-нибудь из репортеров разрешал ей помочь в работе над историей дня.
Пробежав по коридору, Талли постучала в последнюю дверь. Ей совсем не хотелось будить бабушку, но таково было незыблемое правило этого дома: никогда не уходить, не попрощавшись.
— Ба?
Талли снова постучала и, медленно открыв дверь, сказала:
— Ба! Я ухожу на работу.
Занавески отбрасывали на пол холодные сиреневатые тени. Образцы рукоделия, украшавшие стены, казались в сумраке нелепыми коробками.
Бабушка лежала в кровати. Даже с порога Талли видны были очертания ее тела, седые, почти белые волосы, рюшки на ночной рубашке и… совершенно неподвижная грудь.
— Ба?
Подойдя к кровати, Талли коснулась морщинистой щеки бабушки. Она была холодной, как лед. Дыхания слышно не было.
В эту минуту Талли показалось, что весь ее мир рассыпался на куски, развалился до основания. Ей потребовались все силы, чтобы остаться у бабушкиной кровати, вглядываясь в ее безжизненное лицо.
Слезы подступали к глазам медленно, и каждая словно была из крови, слишком густой, чтобы легко пролиться. Воспоминания нахлынули на Талли, сменяя друг друга, словно картинки в калейдоскопе. Вот бабушка заплетает ей косички на ее седьмой день рождения и говорит ей, что мама, может, появится, если помолиться как следует, а уже годы спустя признает, что Бог не всегда отвечает на молитвы маленьких девочек, как, впрочем, и на молитвы взрослых.
