В огне аргентинского танго - Алюшина Татьяна Александровна (бесплатная регистрация книга txt) 📗
– Не-а, не буду, – покрутил отрицательно головой внучок. – Подумал и решил, что мне интересней вот так, ничего не зная, все посмотреть и разузнать на месте из первых, как говорится, мозолистых рук, а лучше девичьих.
– Ну, смотри, – усмехнулась бабуля и предупредила: – Но помни, что можно попасть в неловкую ситуацию от незнания традиций и правил другой страны.
– Я рискну! – улыбнулся и поцеловал бабулю в щечку Глеб.
Бабушку свою, Антонину Степановну, он обожал.
Они были друзья и великие заговорщики, и у них имелся свой интересный мир на двоих, с тайнами и играми, который создавала-колдовала его необыкновенная бабуля.
Когда Глебка был маленьким, они жили все вместе – бабушка с дедом и его родители. Дед преподавал в вузе, родители очень много работали, учились, по очереди защищали свои кандидатские, и ребенок практически полностью оказался на попечении бабушки, которая, чтобы помочь сыну с невесткой, ради внука ушла с любимой работы и вела весь дом.
Когда бабушка была еще не Антониной Степановной, а маленькой девочкой Тоней, с ними по соседству поселилась семья испанских беженцев, из числа тех, которым правительство Советского Союза помогло бежать от пришедшего к власти Франко. И была в этой семье ровесница Тонечки, девочка с необыкновенным именем Лусия. Дворовые ребятишки, патриотические и сочувствующие испанским антифашистам, борющимся против диктатора, взяли под свою опеку и заботу девочку Лусию и ее старшего брата Гарсию.
Забота – дело хорошее, но еще как-то общаться, разговаривать не мешало бы, а вот с этим обнаружилось затруднение – ни та, ни другая сторона языка друг друга не понимали.
Но Тонечка так сразу сдружилась с испанской девочкой, что у них затруднений в общении практически не возникало – сначала на пальцах и жестами, потом слова стали понимать, названия предметов, учили друг друга. Папа Антонины где-то раздобыл и принес домой старинный русско-испанский словарь в помощь дочери, и вся семья помогала ребенку осваивать незнакомые слова, так как читала Тонечка в свои семь лет хорошо, но пока еще не очень бойко. А уже через два месяца они с Лусией совершенно свободно объяснялись, а через полгода она тараторила на испанском, как на русском.
Испанская девочка стала лучшей и самой закадычной подругой Тонечки на всю жизнь. После окончания войны семья Лусии вернулась назад, на родину. Перед самым их отъездом девчонки договорились навсегда быть как сестры и скрепили страшную клятву кровью, перестаравшись с порезами ладоней так, что маме Лусии, тете Марии, пришлось перевязывать руки обеих, громко отчитывая подружек за плохо продуманную подготовку к ритуалу. Удивительная женщина! Другие в такой ситуации упрекали бы в глупости и неосмотрительности!
Обливаясь слезами, подружки расстались и долго махали друг другу забинтованными ладонями – Тоня, стоя у подъезда, а Лусия с заднего сиденья автомобиля, увозившего ее от подружки.
Клятвенный шрам навсегда остался у обеих на ладонях. И надо признать, что клятву свою они держали крепко, и долгие годы переписывались, отправляя письма друг другу не реже раза в неделю.
Тоня закончила истфак, понятное дело, специализируясь на истории зарубежных стран и в частности Испании, а потом и искусствоведческий факультет с тем же уклоном, но теперь целиком в испанскую культуру. Пошла в аспирантуру, защитилась и стала ведущим специалистом по Испанскому средневековью. Даже сумела несколько раз побывать в Испании в составе советских научных делегаций и встречалась там с любимой подругой. Ну, это отдельная история, их встречи: обнимания, горячие поцелуи, слезы без конца, смех, снова обнимания, разговоры ночи напролет и снова слезы – целая жизнь.
Первую настоящую длительную поездку в Испанию не по работе, а конкретно в гости к Лусии и ее семье, аж на целых три недели, оплатил и организовал ей Глеб еще в девяносто седьмом году. Потом несколько лет поехать не получалось, а вот последние лет десять, невзирая на солидный возраст обеих дам, эти поездки стали регулярными – как Антонины Семеновны в Испанию к подруге, так и Лусии в Москву, по мере, разумеется, достаточно хорошего самочувствия.
Получилось так, что Максим Игнатьевич, отец Глеба, испанский не освоил и, кроме нескольких ходовых выражений (как водится, в первую очередь ругательств), язык не знал. Наверное, потому, что в семье на нем не разговаривали, отец его Игнатий Прохорович, дед Глеба, владел английским, а учить сына в то время Антонине Степановне было некогда.
Зато с внуком у них образовалась полная любовь и взаимопонимание! Она читала ему сказки и стихи на двух языках и пела испанские песенки и русские колыбельные, и уже в три года он болтал, перемешивая два языка – испанский с русским.
Понятное дело, что, проводя большую часть времени с бабулей, Глеб с детства проникся испанской историей и культурой, и учиться его отправили в специальную школу с испанским языком. Так что он был не просто испаноговорящим юношей, а владел языком, как родным, да еще и диалектами интересовался.
Но вот одна загвоздка встала на пути его дальнейшего глубокого культурного просвещения в целом – его талант оказался иного рода, технического. И вместо исторических и художественных книг он «зачитывался» чертежами и схемами и ночи напролет засиживался за каким-нибудь сложным механизмом. Но, как заметила на это бабуля:
– Немного испанских кружев твоим железкам не повредит, а русское искусство освоишь по ходу жизни.
Итак, Аргентина!
В аэропорту Буэнос-Айреса его встретил представитель заказчика, поприветствовал на ломаном русском и необычайно обрадовался, услышав родную речь в ответ, чуть обниматься не кинулся и принялся быстро-быстро объяснять, куда они поедут и что их ожидает.
А ожидала Глеба работа. И пока только она. На несколько дней погрузившись с головой в чертежи и изучение агрегата, Протасов практически ничего вокруг не видел, да и внимания не обращал. А справившись с задачей и наладив механизм, осознал, что очень сильно переживал и волновался, только старательно прятал от себя страх, что может не справиться, подвести министерство и дядю Ваню, и боязнь просто тупо напортачить с незнакомым и сложным, высокотехничным агрегатом – слишком уж ответственное задание дали для столь молодого специалиста. Не по годам и не по знаниям.
И тут почувствовал – попустило! Я молодец! Ура!
Аргентинские коллеги пригласили отметить успех в лучшем заведении города, где делают парилью, то есть мясо на решетке. Отмечать они начали там, но горячие аргентинские парни не остановились на одном из национальных пристрастий – жареном мясе с терпким, душистым вином, и потащили русского «комрада» в клуб, где танцуют танго.
Увидев первый раз в своей жизни настоящее, истинно аргентинское танго, Глеб испытал глубокое потрясение. Зрелище невероятной красоты и эротической силы. То, как можно с помощью человеческого тела, его движений, гибкости, жестов передать совершенную духовную и физическую красоту, буквально заворожило его.
Он обратил особое внимание на одну пару – мужчина лет за шестьдесят и молодая женщина; они танцевали бесподобно, а когда танец закончился, Глеб с нарастающим удивлением наблюдал, как партнер подводит даму к столику, за которым сидела их компания, целует ей ручку, кланяется и отходит.
– Познакомься, Глеб, – поднялся со стула, уступая место девушке, один из его товарищей. – Это Флоренсия, моя кузина. Приехала из Буэнос-Айреса к нам в гости.
– Очень приятно, – приветствуя даму, встал со своего места Глеб.
Их руки сошлись в рукопожатии, они заглянули друг другу в глаза, и у Глеба горячие мурашки пробежали по позвоночнику и ощутимо стрельнуло в пах. У нее была особая красота, для которой есть старинное выражение, если переводить на русский, это звучало бы приблизительно, как «длинной испанской крови», что-то в этом роде. Есть такое понятие в латинских странах, как передающаяся из поколения в поколение красота женщин-аристократок, принадлежавших одному роду. Старинному, как вы понимаете. У нас бы сказали проще: истинно испанская красота – масса непокорных черных, слегка вьющихся волос, идеальный овал лица, великолепные дугообразные брови, большие карие выразительные глаза, чувственный пухлый рот и тонкий прямой носик с трепещущими крыльями ноздрей.
