Таш любит Толстого (ЛП) - Ормсби Кэтрин (читаем книги бесплатно TXT) 📗
«Несчастливые семьи» съедают кучу времени, сил и планирования. Я не боюсь планировать, я это обожаю, и у меня хорошо получается. Просто круто время от времени делать что-то, не требующее усилий.
Я напоминаю себе, что есть хотя бы пара-тройка человек, которым нравится мой влог. Они оставляли ободряющие комментарии задолго до заварушки с Тейлор Мирс. Как минимум парочке подписчиков будет меня не хватать. Пара зрителей будет счастлива, когда я вернусь к влогу. А я вернусь, пусть только все немного уляжется.
Я откидываюсь назад, чтобы посмотреть на свое отражение во встроенном в шкаф зеркале, стираю пятно от подводки и возвращаю в неаккуратный хвост выбившуюся черную прядь. Потом несколько раз глубоко вздыхаю и двигаю губами, как делали Серена и Джей перед тем, как начать играть.
Я сажусь перед камерой и снова нажимаю на запись:
«Всем привет! Да, я знаю, что запоздала с этим видео…»
Закончив снимать, я пишу Полу: «Можно я зайду?»
Тот немедленно отвечает: «Думал, ты никогда не спросишь».
Улыбаясь, я влезаю в балетки и спускаюсь вниз, по дороге прихватив из кухни коробку печенья с орехом макадамия. Полу наверняка понадобится подкрепиться. Джек все время жалуется, что ее отец и брат умрут с голоду, если она не будет впихивать в них ужин, когда мать семейства отлучается по работе - а это примерно половина вечеров. Они оба с головой погружаются в свои занятия, так что забывают поесть. Мистера Харлоу я бы еще поняла, но разве молодые парни вроде Пола поголовно не способны заглотить огромную пиццу целиком и глазом не моргнуть? Пол утверждает, что его организм рос только в семнадцать лет, и продолжать не собирается. Это похоже на правду: как сейчас помню, когда пошла в десятый класс, я была выше него на несколько дюймов, а к концу года он уже перерос меня на целый фут. Мы с Джек долго шутили, что после такого интенсивного роста на коже Пола должны были остаться растяжки.
Я дохожу до дома Харлоу, обхожу его сзади и вхожу в раздвижную дверь подвала. Сквозь стекло виден Пол, развалившись сидящий в мягком кресле и занятый видеоигрой. Я встаю в метре от двери и несколько секунд просто наблюдаю.
Я никогда не признаюсь Полу, потому что это будет очень странно звучать, но я обожаю его выражение лица, когда он играет. Напряженные мышцы, стиснутые зубы. Его яркие горящие глаза не дают мне покоя. Играя, Пол лишается возраста и эпохи, как будто сражается в Троянской войне или на полях Геттисберга. Когда у него такое лицо, я каким-то странным образом начинаю им гордиться, так что хочется кричать: «Это мой друг, он абсолютно живой человек, и в его честь надо сочинить героическую сагу или хотя бы памятник поставить!»
Но его лицо немножко и пугает меня. Может быть, потому же: Пол слишком живой. Я открываю дверь: звуки труб и лязг металла приветствуют меня. Пол видит меня, ставит игру на паузу и отбрасывает приставку в сторону.
— Слава небесам, что ты здесь, — замечает он. — Мне так не везет, что я сейчас просто истеку кровью.
— Пусть это укрепит твои силы, солдат, — отвечаю, потряхивая пачкой печенья.
Я сажусь на краешек кресла, открываю коробку с угощением и разрываю фольгу внутренней упаковки. Пол немедленно набирает горсть печенья, запихивает добычу в рот и принимается шумно жевать. Я закатываю глаза. Всего за минуту он из полубога превратился в невоспитанного неряху. Он такой странный и переменчивый. Такой живой…
Пол выуживает из-под бедра пульт и выключает телевизор.
— Можешь играть дальше, — говорю я, кладя руку ему на спину. Он обнимает меня за плечи.
— Да ладно, я все равно почти сдох.
— Не-а, ты просто слишком вежливый!
Пол сметает еще горсть печенья и, набив рот до отказа, спрашивает:
— Кто тут вежливый?
И ухмыляется, в восторге от своего убедительного контраргумента.
— Ну, ты изображаешь гостеприимного хозяина. Когда я прихожу, ты всегда выключаешь телевизор.
— Не выключать его было бы грубо.
— Вот видишь, значит, ты вежливый!
Пол пытается притвориться, что обиделся, и с его щеками происходит что-то странное.
— Слушай, хватит повторять это слово! Мне дорога моя репутация!
— Ну-ну, — отзываюсь я.
— Мне нужно смыть это оскорбление!
Пол встает с кресла, стряхивая с футболки немаленький слой крошек от печенья.
— Пошли, сыграем в пинг-понг.
— И как это поможет смыть оскорбление? — спрашиваю я, когда мы переходим из комнаты отдыха в игровую.
(Как круто называются комнаты в подвале у Харлоу! У нас и подвала-то нет, только задрипанный погреб, где мы пережидаем штормовое предупреждение…)
— Я собираюсь надрать тебе задницу! — отвечает Пол. — А приличные хозяева обычно поддаются гостям.
— Дурацкое правило. И ничего ты мне не надерешь!
Еще как надерет. Координация у Пола куда как лучше моей. Но мне нравится играть с ним в пинг-понг, потому что я играю достаточно хорошо, чтобы это было интересно и ни капли не унизительно.
Их стол для пинг-понга синий, как символика Кентуккийского университета. Сине-белые ракетки. Белые шарики с эмблемами университета на боках. Стены игровой покрыты старыми плакатами, посвященными выигранным соревнованиям и побитым рекордам (пример: «УК2К» - когда баскетбольная сборная университета впервые в истории одержала две тысячи побед; да-да, фанаты Кентуккийского университета настолько отвратительны).
— Готова? — спрашивает Пол, выбирая ракетку себе и кидая вторую мне.
Я ловлю ее за ручку, и Пол восхищенно улыбается. На что гордо улыбаюсь в ответ.
— Да начнется битва! — провозглашаю я.
Пол подает с такой нечеловеческой скоростью, что шарик вылетает с моей части стола прежде, чем я успеваю даже подумать о том, чтобы броситься за ним. Меня это не особо беспокоит. Пол точно меня уделает, но к концу и я заработаю несколько очков: после первой пары-тройки раундов друг начинает лениться. Постепенно комнату наполняют победные вопли, визг проигравших, сочувственный смех и нерегулярный, но вечный стук шарика о ракетку. Пять раундов спустя Пол ведет всухую.
Последнее очко я теряю, когда поднимаю ракетку над головой и ору:
— Ты противный и вообще отвратительный хозяин, доволен?
Пол отвешивает поклон. Меня слишком трясет от адреналина, так что я залезаю на стол и вытягиваюсь на нем по диагонали во весь рост. Пол решает, что это хорошая идея, и делает то же самое со своей стороны стола. Я гляжу в его сторону и хихикаю над нелепостью зрелища: ноги Пола свисают со стола на добрых полметра. Друг ворочается, пытаясь устроиться поудобнее, и в итоге решает согнуть колени.
Некоторое время мы молчим. Я снова поворачиваюсь к полу и щурюсь, пытаясь разглядеть его лицо сквозь сетку.
— Все хорошо?
Пол смеется. Я поднимаюсь на локте:
— Пол?
— Все прекрасно. Боже, Таш, ты психуешь каждый раз, стоит мне замолчать больше чем на пятнадцать секунд.
— Неправда!
Тишина. Полная тишина.
— Ладно, так и есть.
— Давай лучше о тебе поговорим, — предлагает Пол. — Таш Зеленка, как ты справляешься со славой?
Я морщусь:
— Это что-то нереальное и иногда раздражает.
— Да ну? Мне казалось, тебе нравится.
— Я не отрицаю. Это круто! Столько комментариев. И, черт, вчера кто-то выложил рисунок с Кевином и у меня прямо дух захватило!
— Кто такой Кевин?
— Поздно, — хмыкаю я. — Джек уже рассказала мне, как ты пытал ее этим. Признайся, ты и так давно знаешь, что такое пейринг? Давай, скажи. Я хочу услышать от тебя, что ты все знал.
— Да, еще бы. Надо быть полным бревном, чтобы не запомнить этого, столько лет общаясь с вами. То есть даже большим бревном, чем я.
Я запускаю в него шариком.
— Ай! Зачем ты в меня кинула?
— Ты снова это делаешь!
— Что?
— Принижаешь себя. Прекрати!
— Ты мой психолог, что ли?
— Пол, ты умный. Ты очень умный.
Вместо ответа друг произносит:
— Джек рассказала мне, что Клавдия ушла. Сочувствую. Это хреново.
