Партнеры? Любовники? Супруги? - Келли Дорси (читать полную версию книги txt) 📗
— Вот и хорошо, — безразлично ответила Фрици. Она склонилась над какой-то особенно трудной петлей, из пучка на затылке выбилась прядь седых волос.
— Ну, так я пойду… — услышала Люси собственный голос и удивилась, с чего это она сегодня объясняет старухе свои намерения. Страх делает с людьми странные вещи, сообразила она, накидывая на себя тяжелый тулуп, висевший на вешалке.
Во дворе Люси уткнула подбородок в воротник и поспешила к конюшне, из приоткрытой двери которой лился мягкий свет. Под кроссовками поскрипывал гравий. Какой ужасный шум, жалобно подумала Люси; если бы мысли могли издавать звук, ее тревога громыхала бы, как обрушившаяся скала.
Проскользнув в конюшню, она пошла на тихий рокот голоса Раста, мимо аккуратно развешенных уздечек и седел и пестрых индейских попон.
В огромной конюшне Раст был один.
Этого она не ожидала. Она думала, что здесь будет ветеринар или несколько подручных, важно обсуждающих технику врачевания. Прерывисто вздохнув, она решила, что так даже лучше, ведь ей нужно получить ответ на очень личный вопрос.
— Ты у нас поправишься, — донеслось из-за кипы душистого сена. — Все будет хорошо, девочка. Расслабься. Вот так. Не бойся. — Он продолжал в таком же роде. Люси нашла его в последнем стойле, ковбой гладил по шее красивую вороную кобылу. Люси заглянула поверх двери, и он поднял глаза. Сапоги утопали в сене, за рубашку зацепился стебель люцерны. Даже в этот поздний час на голове красовалась черная шляпа.
— Как дела? — Люси кивнула на кобылу.
— Уже лучше. Парни несколько часов водили ее по кругу, таков обычный способ лечения. Я их отпустил, теперь сам буду за ней смотреть.
— Понятно, — сказала она. — Она… гм… поправится?
— Я пришел убедиться, что она не лежит. Теперь уж не ляжет, хотя все еще бьет ногой, прижимая ее к животу.
— Зачем она это делает? — Отодвинув щеколду, Люси вошла в стойло и осторожно приблизилась. Она не знала, как получить информацию, за которой пришла. Но это ей было жизненно необходимо. Неопределенность ее положения сводила с ума. Она положила руку на мягкую морду кобылы.
— Колики — это когда у лошади болит живот, ответил Раст. — Причины могут быть разные: плохое сено, слишком холодная вода. Если не лечить, лошадь может погибнуть в считанные часы.
Люси грустно сказала:
— Я не знала, что колики такая серьезная вещь.
— Не всегда. — Он потрепал кобылу по шее. — Но Матильду мы не должны потерять. Ей только десять лет, она чистокровка. Принесла мне несколько добрых жеребят. К тому же она очень нежная.
— Ты ее любишь, правда?
— Конечно. — Он даже удивился. — Я люблю всех своих лошадей.
— И… — она прикусила язык и погладила морду кобылы, — ты хочешь долгие годы получать от Матильды жеребят, чтобы на ранчо было больше лошадей, так?
— Так. — Поднятые брови выражали удивление: зачем спрашивать очевидные вещи? В воздухе, как пылинка, висело и колыхалось ожидание.
Преодолевая нерешительность, Люси искала слова — как разузнать о его намерениях, если к концу года он добьется финансового успеха? Может, он передумал ее выгонять? Не разрешит ли он ей остаться?
Раст ждал объяснений, но слова не приходили на ум.
— Я тоже люблю лошадей, — промямлила она. — И здешних людей. Они такие приветливые. И Фрици, конечно. — Она остановилась и наконец выпалила:
— И Стрекозу, она просто куколка. Я от нее без ума, и, по-моему, она тоже ко мне привязалась.
Люси старалась по его лицу угадать, понял ли он, к чему она клонит.
Но увидала только озадаченность.
Черт, совсем запуталась! Ну почему она не может выражаться яснее? Прямо взять и сказать!
Потому что его ответ определит все ее будущее. Потому что в зависимости от того, что он скажет, ее сердце или сожмется от горя, или встрепенется от радости…
Люси поняла, что смотрит с молчаливой мольбой. Наверное, похожа на девочку: большие глаза, трясущиеся губы и сбивчивая речь.
Эта мысль ее доконала. Круто развернувшись, она взялась за щеколду.
— Ладно. Я рада, что с лошадью все хорошо. Пойду домой. — Она быстро вышла из стойла и направилась к выходу, но Раст ее окликнул:
— Люси, подожди.
Она застыла. Зря остановилась.
— Да? — Она чувствовала, что кровь хлынула в лицо. Он считает ее болтливой дурой. О Господи, нужно было уйти.
Захлопнув за собой стойло, он пошел за ней, приблизился вплотную, так что она попятилась и уткнулась спиной в тюк сена. Раст был таким высоким, что пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.
Маломощная лампочка обрисовала поля черной шляпы, линию скулы, подчеркнула впалость щек. Черные глаза мерцали.
— Это мое пальто, — сказал он, кивнув на тулуп.
— Ox! — Будь между ними промежуток, она бы всплеснула руками, но теперь только дернулась. — Я сняла его с вешалки. Ты замерз? Хочешь одеться? — Она стала торопливо стаскивать с себя пальто, но он ее остановил.
— Просто оно тебе чертовски к лицу, вот и все.
— Великовато, — пробормотала она.
— Нужно будет купить по размеру. — Он бережно поднял ей воротник заскорузлыми пальцами. — А до тех пор в любое время надевай это.
Воротник поднимай, так теплее, и застегивай пуговицы.
Руки соскользнули с воротника и свели вместе толстые полы. Она завороженно следила, как огрубевшие пальцы спускались вниз.
Пространство сжималось вокруг нее с бешеной скоростью, вот она уже вся скована, стоит неподвижно и даже сквозь толстую одежду чувствует близость его пальцев.
Во рту пересохло, дыхание прерывалось. Люси не смогла бы шелохнуться, даже если бы захотела. Так уже однажды было, когда перед пикником Раст взял ее за руку и она обмерла от наслаждения.
Вот почему нельзя ему до нее дотрагиваться: боль изголодавшегося тела, мощный отклик на его прикосновения, ужасающее желание выбивали почву из-под ног. Ни один мужчина не оказывал на нее подобного действия.
Она всегда думала, что любила Кеннета, но с ним реки расплавленного золота не растекались по ее жилам. И никогда она не хотела мужа. Раста же она желала так, что подгибались колени и дурманилось сознание. Это Люси понимала со всей отчетливостью.
Он подтягивал ее к себе, держа за воротник пальто, дюйм за дюймом. Она не противилась. Она хотела этого неумолимого притяжения.
— Я передумал — я замерз, — сказал он, глядя на ее губы. — Хорошо бы забраться вместе с тобой под этот тулуп. Ближе. Совсем близко… Как ты хорошо пахнешь, — он потянул носом, — сладко и нежно.
— Ты тоже… хорошо пахнешь, — прошептала она. — Лошадьми, сеном.
Подняв руку, он пропустил прядь шелковистых волос сквозь пальцы.
— Люси, скажи, что теперь тебя можно трогать, — хриплым шепотом потребовал он.
Как восхитительна была его ласка! Она закрыла глаза, по спине волной пробежала дрожь наслаждения.
— Ведь я не нарушал обещание? Я сдержал слово?
— Да, — выдохнула она.
— Тогда скажи, что можно. — Его шепот шелестел со странной, подчиняющей себе неотступностью. Держа ее за воротник, он приблизился так, что дыхание касалось губ, и замер в ожидании.
Люси знала, что он хочет поцеловать ее и ждет согласия. Она трепетала: он отдается в ее власть… Он хочет ее целовать — видит Бог, она тоже.
Это не правильно, это ужасно, она поплатится за это.
— Да, — простонала Люси.
Одной рукой поддерживая ее голову, другой все еще держа воротник у самого подбородка, Раст притянул ее к себе, как драгоценный дар. Ласкающий рот прижался к ее губам, и словно молния пронзила тело. Из глубины ее существа рванулось желание, взвиваясь спиралью. Она таяла.
Это было неотвратимо, мелькнула последняя мысль, перед тем как чувственность поглотила ее всю, дурманя сознание.
Губы Раста были твердые, теплые, податливые.
— Как сладко и как правильно, — пробормотал он.
Правильно? При чем тут правильно?
Раздвинув полы тулупа, он властно обхватил Люси за талию.
Он сказал, что это правильно. Во всей вселенной нет ничего более правильного!
