Никогда не говори "никогда" (СИ) - Реншоу Уинтер (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Пять минут спустя он жует хот-дог с кетчупом и горчицей, при каждом укусе его челюсть энергично двигается. Не могу отвести глаз от его скул, наблюдая, как он ест. Есть что-то интригующее в элегантном мужчине в костюме-тройке, сто́ящем больше, чем моя арендная плата, который запихивает в глотку хот-дог из «Натанс феймос», как обычный парень.
— Чем ты сегодня занимался? — спрашиваю я его, когда он проглатывает последний кусок. Тео достает из-под мышки бутылку с водой и предлагает мне выпить.
— Нет, спасибо.
— У меня нет микробов.
— Я не хочу пить.
Он склоняет голову набок, пожимает плечами и делает глоток. Тео обращается со мной как со старым другом, но я тут же напоминаю себе, что мы познакомились только на прошлой неделе.
— Я сидел в гостиничном номере и набросал кое-какие идеи, — говорит он, закрывая бутылку крышкой. — Сделал пару телефонных звонков моему специалисту по брендингу. Пообщался с пиарщиками.
Мы направляемся на север к Центральному парку. Есть что-то в его пышной зеленой безмятежности, что притягивает нью-йоркцев, как магнитом.
— Появились какие-то идеи? — Тео интеллектуал. И полон энтузиазма. Он мыслитель. И это в нем привлекает. Ветер бросает волосы мне на лицо, перепутывая тщательно уложенные волны, но я не пытаюсь их поправить. Рядом с Тео чувствую себя непринужденно, поэтому мне не нужно его впечатлять. Я продолжаю возводить стены, а он разбивает их, словно железным кулаком стекло. — Идеи насчет твоего продукта?
— Ну, да, — подтверждает он, пока мы неторопливо прогуливаемся. — Иногда меня охватывает такое настроение, что я хватаю ручку, бумагу и начинаю мозговой штурм. Сегодня я обдумывал…
Он понижает голос, пока не замолкает.
— Неважно, — его губы складываются в жесткую линию, и он продолжает идти дальше, засунув руки в карманы.
— Что? Ты можешь мне сказать. Я тебя смущаю?
Он смеется. Вероятно, в его словаре нет такого слова, как смущение. Ты никогда не достигнешь вершины, если будешь заботится о том, что подумают о тебе другие люди.
— Это засекречено? — спрашиваю я, решив, что такой вариант кажется более логичным.
— Что-то вроде того, — кивает он.
— Я ничего не знаю ни о белка́х, ни о пищевых добавках, и не разбираюсь в химии, — уверяю я его. — И в любом случае не знаю, что делать с твоими идеями.
Он спокоен, очевидно, погружен в свои мысли.
— Кто-то украл одну из твоих идей? — поднимаю я на него глаза. Его челюсть сжимается, а взгляд устремляется вперед. Ноздри раздуваются, когда он дышит. — Так вот из-за чего судебное разбирательство.
— Я не могу обсуждать это, Скайлар. Извини. Я связан юридическими обязательствами, — его слова отрывисты и торопливы, а голос низкий, несущий в себе скрытый смысл миллиона вещей, которые он не может мне рассказать.
Довольно об этом. Когда я была маленькой, мой отец тоже был вовлечен в судебный процесс, и мы с мамой знали, что никогда нельзя поднимать об этом вопрос. Нервное расстройство вызвало у отца проблемы с давлением, а его личность превратилась в злобное чудовище, способное лишь на грубую реакцию.
Это было до того, как он оставил нас и начал новую жизнь со своей эффектной, тонкой, как тростинка, двадцатишестилетней секретаршей. Я объясняла маме, что он переживает кризис среднего возраста, но она была убеждена, что все мужчины, если им дать хоть чуть-чуть власти и денег, становятся недалекими, и их легко переманить на более зеленые пастбища.
Мы входим на территорию парка и находим пустую скамейку, укрытую старым тенистым деревом. Это дуб. У моей мамы был специальный каталог, где описывалось, какие типы деревьев лучше всего сочетались с определенными архитектурными стилями, и однажды она позволила мне спроектировать ландшафтный дизайн для одного из ее клиентов.
— Дубы — это классика, Уитни, — говорила она. — Они сильные и надежные. Они вырастают могучими и высокими и живут десятилетия. Я люблю высаживать их у домов с большими участками, которым нужно много тени.
Ее клиенту понравился мой дизайн-проект, но мы никогда не раскрывали тот факт, что все растения для него подобрала и разместила четырнадцатилетняя девочка.
— Как работа? — переключает он внимание на меня, и его глаза останавливаются на нервно стиснутых руках, лежащих на коленях. — Удачная выдалась неделя?
То, как он спрашивает, дает мне понять, что он проявляет искренний интерес. Я пожимаю плечом.
— Ну да, неплохо. На этой неделе у меня появилось несколько новых клиентов. Эддисон действительно взяла меня под свое крыло.
— Она молодец, эта Эддисон.
— Да, она великолепна. Мне повезло работать на нее, — ветер шелестит листвой над нами. Весна — мое любимое время года. Я выросла в Айове с ее суровыми зимами, и весна всегда вызывала во мне глубокую признательность за то, что приносит тепло и заставляет весь мир покрыться зеленью.
— Ты всегда хотела стать риэлтором?
Качаю головой. Я хотела стать визажистом, но мама отказалась меня поддержать, сказав, что это не поможет мне сделать настоящую карьеру. Пришлось забыть о проспектах из лучших школ профессионального макияжа и своих экспериментах наложения грима, что я показывала специалистам, которые летали по всей стране, чтобы сделать макияж знаменитостям, для журналов и фотосессий.
И у меня это хорошо получалось.
Макияж был единственной вещью, которая заставляла меня чувствовать себя мало-мальски красивой, когда я не могла втиснуться в модную одежду и обувь, которые носили все другие девушки. Я часами просиживала по вечерам в своей комнате, отрабатывая образы, которые увидела в музыкальных клипах и в журналах, пока не получалось воспроизвести их с абсолютным совершенством.
— Нет, — отвечаю я. — Моя мама хотела, чтобы ее дочь поступила в университет на специальность, связанную с практической работой, и поэтому я изучала маркетинг и связи с общественностью. Так или иначе, я оказалась помощницей Эддисон, и когда она открыла собственную фирму, то предложила мне эту работу.
Я благоразумно забываю упомянуть, что мне пришлось умолять об этой работе, потому что Эддисон не хотела видеть, как я опозорюсь и обожгусь на этом. Она почему-то защищает меня, как младшую сестру, которой у нее никогда не было.
— А ты всегда хотел стать... — замолкаю я, задумываясь. — Так кто ты конкретно?
— Инженер-химик, — отвечает он. — Не всегда. Когда я рос, у меня был опекун, которого можно было назвать отцом в полном смысле этого слова. Он работал в медицинской промышленности и имел химическое образование. Иногда он брал меня с собой на работу, позволял проводить в лаборатории опыты. Это произошло само собой. Мне все нравилось. Внезапно другого пути не осталось. Он заплатил за мое обучение и относился ко мне как к сыну.
— Это ведь замечательно, — на душе становится легко. — Каждый должен быть счастлив, когда в его жизни есть кто-то особенный. Ты все еще поддерживаешь с ним связь?
— Нет, — Тео встает и потягивается. Его голова резко поворачивается в мою сторону. — Не из-за того, что он что-то не то сделал.
Я поднимаюсь за ним, и мы идем дальше. Он шагает медленно, как будто не хочет быть нигде, кроме как в парке со мной.
— Ты так и не сказал мне, откуда ты, — говорю я, толкнув его плечом. — Твой ответ несколько неопределенный.
Уголки его губ приподнимаются в улыбке, как будто ему нравится, что я не боюсь на него надавить.
— Мой отец служил в армии. Мы много переезжали. Когда я стал учиться в средней школе, мы осели на восточном побережье. Думаю, можно сказать, что по большей части я из Новой Англии.
— Только без акцента.
— Точно. Акцента нет.
— Мог бы сказать, что ты из Небраски, и я бы даже не стала раздумывать дважды.
— Никогда там не жил, — качает он головой. — Насколько я помню.
— В каком университете ты учился?
— В Ю-Масс в Амхерсте10, — говорит он. — Это была альма-матер моего опекуна, и он смог оплатить там учебу, поэтому я поступил туда.
