Он, она и три кота (СИ) - Горышина Ольга (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Савелий лишь чудом не столкнулся на следующий день с Лешкой. Разминулся с ним минут в пять, но мог, конечно, увидеть его возле парадной с Шариком на поводке. Ну, а Супрядкин никаким местом, конечно, не мог помыслить, что молодой человек с букетом роз может направляться к его жене. Он вообще не мог особо думать — я, чувствуя за собой вину, особенно нежно разглаживала на Лешкиной макушке пробивающиеся рога. Это сейчас они витиеваты аки у оленя, и их можно только обломать… Или ждать, когда Его Величество Бывший Муж сам их скинет. Недолго ждать — Лешка уж слишком сильно бьется головой об стену из-за Оливки.
Моим первым — и самым правильным, как я сейчас понимаю — желанием было захлопнуть дверь перед наглым мальчишеским носом. Пусть дарит букет прохожей девушке! Но я снова позволила ему переступить порог, всеми силами души решив сказать про девушку, букет и случайность словами, без грубых движений «рука-дверь».
— Наша ночь приятная, но все же случайность, и продолжения быть не может.
Букет невесты был брошен в мусоропровод еще утром, а на столе с пустыми чашками и полупустым заварочным чайником осталась лежать чужая коробка шоколадных конфет. Хотя какая чужая? Как раз-таки своя, Лешкина. Это Савкин букет здесь будет чужим.
И все же я взяла его, и розы простояли в вазе неделю, даже не подвянув. Лешка еще спросил, с каких это пор я сама покупаю себе цветы. Пришлось соврать, что довольная клиентка принесла розы Милене, а ей с букетами домой ну никак нельзя — муж не поверит, а в бутике живым цветам не место. Лешка съел мой ответ, не подавился, еще и прислал на завтра корзину роз. Зачем? Не сказал, даже записку не вложил, но я не сомневалась, что цветы от Лешки. Савке и букет в пятнадцать роз вставал в копеечку. Сумасшедший… И я не лучше.
Зачем ответила на поцелуй, зачем позволила прижать себя к стене, зачем смотрела, как в зеркале оголяется мое плечо с татуировкой в виде выгнувшей спину кошки… Я ведь не кошка, которая гуляет сама по себе, я — дама семейная.
И не должна пересчитывать пуговицы на чужих рубашках, не должна проверять на бритость чужие щеки, а на остроту — чужой язык. Ни в коем случае не должна ломать ногти о чужой ремень, не должна вытаскивать из-под кровати чужие носки, а из головы — мысли о чужом мне мужчине. Да каком мужчине — мальчике!
Но я делала все, что не должна была делать. Получала удовольствие от тайных свиданий, смаковала каждый момент близости — короче, ждала Савку, как влюбленная дура. Но все же в конце концов сумела обрубить конец и отчалить от чужого берега, куда меня нечаянно прибило чертовым Убером.
— Надя, я не торможу. Я просто не хочу от тебя уходить. И ты не сможешь меня прогнать.
Я закусила губу, проклиная нервы. Но лучше пусть трясутся губы — помаду куда проще поправить, чем тушь.
— Я уже прогнала. Все кончено, Савелий. У тебя своя жизнь, у меня — своя. Так будет честно для всех. Пожалуйста, больше не звони мне.
И я заблокировала его номер, думая, что это жирная точка. Увы, это оказалась запятая или знак вопроса. Как мне выставить его из кафе до прихода Оливки? Питер жутко маленький город — мой юный бывший любовничек мог так же неожиданно объявиться и на той роковой встрече с Супрядкиным, на которую я все же опоздала. На целых девять минут.
Глава 7.2 "Мы?"
Супрядкин выглядел злым даже внешне, хотя в силу профессии умел прекрасно контролировать эмоции, а тут и галстук ослаблен, и браслет от часов расстегнут. Он еще тряс часами, точно погремушкой — нервишки? Или это звоночки, которые я если и слышу, то точно не понимаю. Объяснений с меня не потребовали — не успели. Официантка, не дожидаясь команды от постоянного клиента, принесла поднос с едой, будто все девять минут моего опоздания стояла с ним на старте. Сервис выше всяких похвал.
— Я взяла такси. Думала, уж на такси точно не опоздаю.
— Ешь!
Это было сказано, точно команда Шарику. Стало даже противно, но я взяла ложку, потому что суп оказался луковым, мой любимый в этом кафе.
— Может, поговорим сначала? — смотрела я в холодные глаза Супрядкина.
— Я лучше поем. Не знаю, когда еще придется.
— Что так, тебя дома кормить перестали? — спросила я, чувствуя неприятные покалывания в боку.
Захотелось сменить позу, но нога приклеилась к другой: ляжки вспотели, точно на дворе было лето. Нет, за окном холодно и противно, а на душе страшно от новой информации, которую грозятся обрушить на меня, точно снежную лавину. Лешка не кричал, но в горах бывает довольно даже самого тихого шепота. Он стучал ложкой громче, чем я зубами — от страха. Только проблем в его семейной жизни мне сейчас не хватало!
— Я сам есть перестал, — отчеканил он, прожевав крутон.
С полным ртом он никогда и не говорил.
— Не тяни кота за яйца. Сам сказал, что времени мало.
Я смотрела на него в упор и гадала, это меня тошнит от Лешкиных интонаций или все же луковый суп протух?
— Наверное, действительно мало, — он усмехнулся. Или даже оскалился. Верхняя губа поползла вверх только в левом уголке рта. — Какая средняя продолжительность жизни мужчин в России?
— Я не хочу говорить с тобой о погоде. Что у тебя стряслось?
Он не изменился в лице — наверное, гипс по природе своей лишен эмоций и теплоты, а от Супрядкина несло могильным холодом. Давно я подобного чувства рядом с ним не испытывала: обычно меня наоборот бросало в жар, как на югах.
— Нет, все же скажи, сколько мне примерно осталось жить?
Боже, он к врачу сходил? У него чего-то страшное? Рак? Или…
— Ты к цыганке, что ли, сходил? — попыталась улыбнуться я.
А что — мы часто проверяли свои карманы по молодости, когда на Невском проспекте в троллейбус вваливалась толпа цыган. Ну, а гадать по руке в наше время умели все нецыгане — даже ручкой прочерчивали линии на руке, чтобы уж наверняка. Хорошо еще линейкой не измеряли! А сейчас даже не вспомню, которая из линий линия жизни.
— Я пытаюсь говорить с тобой серьезно. Мне сорок четыре года.
— Будет, — перебила я. — У тебя что-то болит? — добавила с опаской в голосе.
Уже хотелось все знать — проглотить горькую пилюлю и жить дальше. Если, конечно, это не мышьяк?
— Да. — Пауза. — Душа. И давно. Я хочу снять с нее грех.
Я смотрела в его глаза, точно выточенные из морозного стекла — Супрядкин, козел, ты сейчас меня до инфаркта тут доведешь!
— Грех у нас общий.
Приехали… К попу, что ли сходил? Но уточнить я не успела. Супрядкин просто пытался говорить с расстановкой, но без чувств, и без толку. Рубить, так с плеча. Говорить, так говорить, а не растекаться мыслью по древу.
— Ты не думаешь, что Юле нужно родить собственного ребенка?
Я захлопала глазами — нет, без слезинок, и даже без реснички: просто от удивления!
— А я-то тут при чем? Это как бы ваши с Юлей дела…
— У меня нет с Юлей никаких дел. Отдельно от тебя. Договор у нас общий.
Я уронила ложку на край тарелки и выругалась. Коротко, но зато громко — и плевать на окружающих.
— Она не моя, она твоя жена.
— Бывшая, — отрубил Лешка.
А я, на сей раз без нецензурных слов, откинулась на спинку стула. До того сидела как королева, проглотив швабру, которой думала замести чужой сор обратно в чужую избу. Но мне его высыпали прямо на вымытую к свиданию голову.
— В плане?
— В прямом. У Юли тикают часики, и она уже год намекает на необходимость ребенка. Я ответил, что у меня уже есть двое и собака. Но я не буду против, если она родит себе ребенка. Только он будет не от меня и без моей фамилии. Ты чего молчишь?
— Я слушаю, — ответила я по слогам, не в силах разложить по полочкам услышанное. — То есть как сама? У нее кто-то появился?
Мой мозг сейчас взорвется — вот те и весна, всех попутала на измены… Вот такая, блин, вечная молодость…
— Нет. Я оплачу ей ЭКО с донором. И буду ей помогать. Все-таки невозможно заставить бабу найти работу, когда пятнадцать лет она не работала. Ты понимаешь, о чем я?
