Как не потерять карьеру (СИ) - Мелевич Яна (лучшие книги .TXT) 📗
Он уснул и проснулся в альтернативной реальности в Аду?
— С яблочным джемом, — добавила Кира, смотря на него решительно снизу вверх, и ткнула в него испачканным веничком, нисколько не заботясь о брызгах теста. Паша опасливо отклонился, все еще пытаясь сообразить, что происходит. — Только попробуй отказать! И блинчики у нас будут с мясом, — рыкнула она, вновь погрузив веничек в кастрюлю, продолжая с шумом помешивать тесто.
— А… в честь чего блины? — осторожно спросил Кенар, отступая на шаг, медленно и аккуратно. Мозг уже был близок к нахождению ответа, который плавал где-то на задворках сознания, но еще не был так очевиден.
— Так масленица, — как можно более равнодушно ответила Кира, продолжая помешивать тесто
Паша сузил глаза и сделал еще один шаг к выходу.
— Масленица закончилась полторы недели назад, — скептически потянул он и тут же пожалел. Венчик замер в руках девушки, а сама она сделала шаг вперед, изучающее разглядывая его с ног до головы.
— А у нас она с опозданием, — хмуро потянула Леонова, наклонившись к нему еще больше и Паша невольно отпрыгнул, — ты что против?!
— Нет! — выдохнул Кенар, бросившись из комнаты, крикнув по дороге, — я щас, это, в душ. Ты давай пока там, пеки, джем наводи, скоро буду!
— У нас масло кончилось и сметана! — крикнула она ему вслед, но Паше было уже плевать. Он захлопнул двери ванной, выдохнул и сполз по ней спиной, застонав, ударившись в расчеты, которые быстренько произвели его мозги, выдавая ему неутешительный ответ.
Какого черта он накаркал?
Кто его тянул за язык?
— Кенар!
Паша подпрыгнул, покосившись на дверь в ванной, а за ней Кира мягко, почти нежно, проговорила:
— Имей в виду, попытаешься смотаться из дома, я это запомню и потом блендером из тебя тесто сделаю.
Канарейкин вздохнул, тоскливо вытянув ноги на кафельной плитке ванной, стерилизованной под серый камень, с грустью прикидывая, что теперь три дня придется жить, как на минном поле, потакая чудачествам и выкидонам своей обычно спокойной соседки. А все потому, что Леонову так не вовремя настигли месячные!
Пока мылся, мысленно боролся с дремотой. Задерживаться в нынешнем состоянии Киры, а судя по решительным действиям и шуму, который она воспроизводила на кухне — у нее еще и первый день. Самое начало кошмара. И это сразу после того, как они помирились. Интересно, почему они не прошли раньше? Насколько Паша мог помнить, а за почти три года их совместного проживания он уже успел изучить ее цикл, месячные у Киры должны были пройти еще в начале месяца. Уж не ясно, временный отъезд или стресс так повлияли, что сбился привычный график, но именно сейчас, когда они только-только помирились, это было, как обухом по голове со всего размаху. Потому что именно в эти три дня Кира впадала то в меланхолию, то в ярость, то в депрессию, то в экспрессию, то смеялась, то плакала, а Паша был вынужден вышагивать в такие дни на цыпочках и даже дышать не громко, дабы не Бог не вздумала лишний раз о нем вспомнить.
Во всяком случае, прежние три года ему это успешно удавалось. Трудно было только первые полгода, а потом привык. Не мог же он отвыкнуть за какой-то жалкий месяц?
— Паша!!
Рука самопроизвольно задела полочку, обрушив многочисленные баночки с шампунями, кремами и маслами на пол, а сам Кенар в попытке их поймать, ударился головой о стенку кабины, шикнув от боли.
— Паша, ты что, уронил опять мой шампунь? Ты его разбил да? Я слышу, что ты там копошишься, громко!
— Женщины и их гребаные циклы, — цыкнул Кенар недовольно, подбирая баночки и стягивая с батареи не глядя розовое махровое полотенце, заворачиваясь в него. Закинув в стирку домашние штаны и футболку, понял, что не захватил своих вещей, пока убегал и тяжело вздохнув, повернул защелку, выглядывая наружу в коридор. И тут же наткнулся на недовольный взор и скрещенные под грудью руки.
— Это что, мое полотенце? — мрачно поинтересовалась Кира, взглядом указывая на то, чем он обмотался в районе бедер и Паша опустил глаза, вздыхая тяжело.
Все-таки отвык он за этот месяц. Сильно отвык.
Леонова втянула с шумом носом воздух, готовясь открыть рот, чтобы высказать все, что накопилось в ее голове, как Кенар не раздумывая, шагнул вперед решительно и обхватив ее лицо ладонями, прижался губами к ее губам в жарком, удушающем, а главное очень действенном поцелуе, потому что девушка мигом расслабилась, отвечая на него и обхватив его запястья.
Не дав себе, погрузиться в удовольствие еще глубже, все равно там ничего в ближайшие три дня не светит, он оторвался от ее губ, глядя в затуманенные янтарные глаза, и решительно произнес, разворачивая девушку спиной.
— Львенок, прости меня, я больше так не буду. Давай я заглажу свою вину и схожу в магазин за маслом! — проскандировал он, не давая ей вставить хоть слово поперек.
— Но…
— И сметану куплю, и молоко, и хлеб и твои любимые мягкие пряники с шоколадом!
— И чипсы… — вставила Кира со вздохом, шагая под напором Павла в сторону кухни. Они остановились у дверей его гостиной, и девушка замерла, почувствовав, как пропали его сильные, горячие руки с ее плечи и стало в миг тоскливо, грустно. И захотелось плакать. И тортик. И можно еще Пашу и желательно без полотенца.
— И их тоже, — закивал Паша, шагнув в проход своей комнаты, схватившись за ручку, но очнувшаяся в миг Кира, не дала ему это сделать, задержав дверь рукой, хищно оглядев его с ног до головы, отчего как-то стало не по себе.
— Тортик мне купи, — заявила она, а затем, подумав, брякнула, — и прокладки. А то у меня кажется, заканчиваются. Те самые. Голубые с крылышками, много капелек, где еще забавные облачка и василечки. Ты же помнишь? — вновь с давлением в голосе поинтересовалась она, и Кенар осторожно убрал ее руку, улыбаясь во все тридцать два:
— Помню. Я все помню, львенок. Ну давай, у нас там масленица на носу. Блины, джем, яблоки, чао, — он послал ей воздушный поцелуй и захлопнув двери, выдохнул, слыша как девушка потоптавшись, двинулась на кухню, а из-за кресла выглянула морда перепуганного Сникерса с большими-большими глазами от страха.
— Да, мужик. Настали тяжелые времена. Но ничего, мы справимся, — подняв кулак в воздух, Паша сбросил полотенце, двинувшись к своему шкафу.
Из дому убегал буквально на цыпочках. Осторожно, молча и пробираясь, как Штирлиц в кустах, слыша, как гремит чем-то на кухне Кира, ругаясь то на сковородку, которая не хотела жарить, то тут же шмыгая носом под какую-то слезливую историю по ТВ. Идея вообще где-нибудь потерять в эти дни, как он делал первые месяцы, сейчас вновь посетила его голову, но Паша ее решительно отмел. Во-первых, потому что обычно стабильно спокойная Кира бывала такой всего раз в месяц. Во-вторых, такая сильная эмоциональная качка бывала только первый день. Дальше все проходило гораздо легче и порыв то убить, то поплакать уже не было. Просто оставлять ее в таком состоянии было бы как-то неправильно, тем более, это тоже часть их общего быта. Пусть и не самая приятная.
Паша, сунув в рот сигарету, двинулся в сторону ближайшего супермаркета через пару улиц, где можно было достать все и сразу, а не бегать, выискивая нужное по мелким точкам. Ветер приятно трепал волосы, ранняя по всем весна в этом году уже радовала погодой. Повсюду таял намерзший на лужах от растаявшего снега лед. Люди, уже перебравшиеся в весеннюю одежду и обувь, сновали туда-сюда этим ранним субботним утром: дамы в сапожках на шпильках, мужчины в кроссовках и ботинках. Пачкая подошвы, они перепрыгивали через грязь и лужи, а также местами залежавшийся и не успевший растаять снег. Кто-то ругался под нос, кто-то наоборот не пренебрегал тем, что может промочить ноги, решительно шагая по своему маршруту, заданному на сегодня.
Звонок смартфона прервал Пашины размышления, и парень выудил его из кармана пальто, глянув на номер звонящего, проведя пальцем по экрану. Чтобы ответить на звонок.
— Ты жив? А то Тасманов там что-то мне утром в трубку промычал и кажется, я слышал женский голос позади, — Кенар усмехнулся, привычно обходя прохожих и стараясь никого лишний раз не касаться, держа телефон у уха.
