Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь - Инош Алана (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Раненых всё несли и несли. К ним тут же устремлялись жёны и дети, и в гриднице стало душно – хоть в обморок падай. Тёплый, выжженный светильниками и истощённый множеством лёгких воздух вливался в грудь, но не удовлетворял дыхательную нужду, и уцелевшие защитницы крепости пытались выдворить из помещения всех лишних. Однако супруги цеплялись друг за друга, а детишки с плачем льнули к родительницам, и насильно разлучить их не представлялось возможным.
– Экая духота, – проворчала Правда, отворяя ближайшее оконце.
– Матушка… не покидай меня, – простонала Отрада.
Она бредила, принимая Правду за свою родительницу. Скверный знак…
– Я здесь, с тобой, родная. – Правда вернулась к юной кошке, погладила холодный и влажный от испарины лоб.
Кто-то из соседок вскоре попросил закрыть окошко, пожаловавшись на озноб, и большеглазая девушка с длинной золотой косой и в бирюзовых серёжках поспешно исполнила эту просьбу. Вернувшись на своё место, она устремила взор на раненую, время от времени поправляя ей одеяло. Растерянность и горе застыли в этих небесных очах, чистых, как рассветный ветерок. Юная – совсем дитя, и нежная, как пух вербы по весне. «Дочь? Сестра?» – гадала Правда. Она присмотрелась к той, над кем сидело это светлое создание: то была молодая, пригожая собою кошка с красивыми пушистыми бровями, страдальческий изгиб которых придавал лицу жалобное выражение.
Пропитанное болью время тянулось и ползло ленивым червём. Детишки хныкали, а совсем маленькие просили кушать. Неустанная хлопотунья Руна куда-то ускользнула, и вскоре по гриднице распространился вкусный запах: это работницы кухни разносили куриную похлёбку и кашу с жареным луком. Правда радостно встрепенулась, увидев дочерей – живых и невредимых, выглядевших в своих кухонных передниках совершенно мирно и буднично, словно и не было никакого боя. Мечи уступили в их руках место черпакам, которыми они раскладывали еду по мискам для самых голодных.
– Покушать не хочешь, матушка Правда? – спросила старшая.
Растворённая в чужом страдании, Правда забыла о себе. Сбросив медвежий плащ и смыв боевую раскраску, она утратила образ лютого берсерка, а опустошённое нутро заворчало и дало о себе знать голодным жжением.
– Пожалуй, не откажусь, – пробормотала она.
Ей дали миску вчерашней похлёбки и большой ломоть хлеба. Откинув в сторону овощи и куриное мясо, она набрала жидкости и поднесла к губам своей подопечной. Отрада выпила всего пару ложек: больше в неё не лезло. Примеру Правды последовала и девушка в бирюзовых серёжках – попыталась покормить раненую кошку, но та со стоном отвернула бескровное лицо с глубоко провалившимися в глазницы очами, осенёнными мертвенными тенями.
– Кушай сама, ладушка, – послышался её глухой, слабый голос. – А мне лучше водички дай…
«Значит, невеста», – подумалось Правде. Накрошив хлеб в миску, она превратила похлёбку в тюрю и принялась медленно есть. Усталость снова наваливалась ломотой в пояснице и нытьём в суставах. В пору неугомонной молодости тело не беспокоило её никакими болями, Правда могла сражаться сутками – и хоть бы одна мышца заныла! «Отвыкла от битвы, старею», – вздохнула она про себя.
Духота просто убивала. Голова сонно тяжелела, веки некстати смыкались, и Правда, не вытерпев, снова открыла окно, а кошку, которая жаловалась на озноб, укрыла своим медвежьим плащом.
– Уж потерпи маленько, сестрица… Народу тут много, дышать нечем, – сказала она, оправдываясь.
Некоторое время она жадно втягивала холодный зимний воздух у оконца, а вернувшись к Отраде, нашла её глубоко и покойно спящей. Сердце на мгновение согрелось надеждой, но, приглядевшись и вслушавшись, Правда поняла, что отчаянно юная, но храбрая воительница уже никогда не пойдёт на поправку, и облегчение сменилось тяжёлой, холодящей печалью.
– Дитя моё…
Скорбная тень приобрела отчётливые черты женщины в небрежно наброшенном вдовьем платке, из-под которого на грудь ей струились полураспущенные русые косы. Глядя перед собой застывшим взором, она шарила руками, будто слепая, по всему телу Отрады – наверно, искала в нём хоть какой-то отголосок жизни.
– Что-то припозднилась ты, матушка, – вздохнула Правда.
Женщина вздрогнула и посмотрела на неё так, будто только что заметила. Её светлая, мягкая красота была присыпана пеплом беды, а в заторможенном взгляде и приоткрытых губах проступала тень горестного безумия.
– Что? Что? – каплями крови упали её слова. – Поздно, говоришь?… Да, я пришла поздно. Как принесли мне весть, что супруга моя Пава погибла, так и упала я без памяти. Как очнулась, так и бросилась Отрадушку искать! Она ведь у нас тоже… в бой рвалась.
– Тебе нет нужды оправдываться передо мной, голубка. – Бывалая воительница поправила несчастной вдове платок, погладила её по холодным щекам. – Как смогла, так и пришла, что уж теперь…
– Кто ты? Как тебя звать? Ты была рядом с ней? – Мать Отрады вцепилась в женщину-кошку с отчаянием утопающей, неосознанно царапая ей руки ногтями.
– Звать меня Правдой. Да, я подобрала дочурку твою на поле боя и не отходила от неё ни на шаг.
Чёрный платок простёрся над тишиной, а может, это небо превратилось в чернильный полог. Место Отрады опустело, а её темнобровая соседка, около которой сидела возлюбленная в бирюзовых серёжках, ещё цеплялась за жизнь, метаясь и горя в бреду.
– Ты – её невеста? – спросила Правда, присаживаясь рядом и легонько обнимая девушку за плечи.
На кухне, без сомнения, было дел невпроворот, но как она могла уйти сейчас? Эта ясноглазая девочка – такая хрупкая, такая нежная… Горе сломает её, как тонкий стебелёк.
– Да, мы обручены, – ответила та, провожая измученным взором очередной вынос тела. – Свадьба назначена на будущую весну. – И спросила дрогнувшим шёпотом: – А куда их уносят?
Правда заглянула в растерянную глубину глаз соседки, пытаясь отыскать там хотя бы тень понимания. Знала ли девушка, что значило это рыжее зарево за окном? Это был отблеск погребальных костров, и именно туда уносили кошек – одну за другой. Кто-то умирал скоро, кто-то боролся дольше, но исход всех ждал только один. Раны не заживали, лечение светом Лалады не помогало, и эту безысходность несло дышащее холодом оружие навиев.
Что могла Правда сказать, когда грудь раненой кошки перестала вздыматься, а лицо разгладилось и преисполнилось далёким, неземным покоем? Слова истлевали ещё до своего произнесения. Оставалось только прижать девушку к себе и прятать её лицо на своей груди, пока тело её суженой уносили.
– Тебе есть куда пойти? – заглядывая в растерянные, полные слёз глаза, спросила Правда. – Твои родительницы живы? У тебя дома безопасно?
Губы девушки только беззвучно шевелились, словно поражённые немотой, а взгляд был прикован к опустевшей лежанке. Схватив одеяло, под которым умирала её избранница, она прижала его к себе и затряслась. Правда не смогла придумать ничего лучше, как только позвать свою супругу; той не требовались никакие объяснения – она обняла девушку за плечи и увела с собой. Та шатко, но послушно брела туда, куда её направляли.
