В ожидании счастья - Бялобжеская Анастасия (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
— Я вот что тебе скажу — если будешь разговаривать со мной в таком тоне, то в кино больше не пойдешь, разве только тебе его на дом принесут. А если в пятницу твой табель будет выглядеть так же, как на прошлой неделе, то со своими подружками тебе придется общаться с помощью азбуки Морзе. Я все ясно сказала?
Тарик посмотрел на мать с высоты своего двухметрового роста.
— Я стараюсь изо всех сил, а ты все равно вечно недовольна. Почему бы тебе сразу не прикончить меня?
— Алло, Филип?
— Глория, дорогуша, в чем дело?
— Я опаздываю. Посмотри, пожалуйста, когда у меня первый клиент?
— Не волнуйся, детка, у меня все схвачено. Сестра Монро звонила и сказала, что опоздает, и я сказал этой старой курице, что если ей нужно время, чтобы переделать все свои дела, пусть не торопится. Шутка, — добавил он. — Бернадин в одиннадцать не придет — Оника заболела, и Бернадин повезла ее к врачу. Да, и еще какой-то пьяный шофер сшиб вчера мотоцикл сына Гвен, но парень особенно не пострадал — пара царапин и синяков, вот и все. И если тебя интересует мое мнение, то эти чертовы драндулеты вообще надо запретить, они опасны. Никто в здравом…
— Фили-ип!
— Ладно. Я вписал сестру Монро вместо Бернадин.
Глория кинула взгляд на часы, висящие над камином. Было четверть десятого.
— А Дезире на месте? Где она?
— Спроси, что полегче.
Глория покачала головой. С Дезире всегда было полно хлопот — вечно она опаздывала, вечно что-то делала не так, и в последнее время клиенты стали на нее жаловаться. Глория наняла ее меньше года назад, потому что ни с того ни с сего половина черных жительниц Финикса начала делать пышные прически, а Дезире была мастером по завивке. Так что увольнять ее Глории не хотелось, это было бы слишком невыгодно. К тому же Джозеф взял отпуск на неделю, и у нее не хватало мастеров.
— Спасибо, голубчик, — сказала она и повесила трубку.
— Тарик! — позвала она.
— Чего, мам?
— Как ты сказал?
— Я хотел сказать: что, мама?
— Ну-ка, кто просил купить ему машину в выпускном классе?
— Я, — ответил он, опуская голову.
— А кто последние пять лет был почти отличником?
— Я.
— А у кого в двух последних табелях вдруг появилось много троек и двойка с плюсом по физкультуре?
— Ну у меня.
— И что же я должна теперь думать?
— В выпускном классе учиться трудней, мам.
— Чушь собачья, и ты это знаешь. Присядь-ка, Тарик.
— Зачем?
— Я сказала, садись.
Тарик сел, взяв подушку персикового цвета, положил ее себе на колени.
— Оставь подушку в покое.
Он забросил ее на место и посмотрел со скучающим видом.
Глория села напротив сына и с минуту смотрела на него. Она уже забыла и о душе, и о парикмахерской.
— Если так пойдет дальше и ты не подтянешься, скорей всего, тебя и близко к колледжу не подпустят.
— Ну и что?
— Ну и что?! — Глории хотелось наподдать ему так, чтобы он оказался в другом конце комнаты, хотя она проделала это в последний раз, когда ему было тринадцать лет. Сейчас же она заметила, что он смотрит на нее сверху вниз, а ладонь у него вдвое больше, чем у нее.
— Ага, значит, ты теперь взрослый и решил, что колледж тебе ни к чему?
— Наверное, я пойду во флот.
— Куда?
— Во флот. Чем тебе флот не нравится?
— Очень даже нравится, но все равно тебе нужен диплом. Во флоте тоже дураки ни к чему.
— У меня всего-то пара троек и одна несчастная двойка, и я уже стал дураком?
— Разве я назвала тебя дураком?
— Нет.
— Ты умный мальчик, Тарик, и я не хочу, чтобы ты кончил, как все эти уличные оболтусы. Можешь объяснить, почему у тебя появились плохие отметки?
— Я уже объяснил.
— Это из-за того, что сегодня приезжает папа, ты такой упрямый?
— Нет.
— Так что же тебя мучает?
— Ничего меня не мучает, мам.
— Он тебя по телефону чем-то обидел?
— Нет! — Тарик вскочил с дивана. — Но я этого дядю два года не видел, а тут он звонит и заявляет, что может уделить мне часок. Что ж, я теперь должен все бросить, потому что он, видите ли, хочет меня увидеть? Зачем? Говорить нам с ним не о чем, и не ко мне он приезжает. Он хочет видеть тебя.
— Неправда, и ты это знаешь. Он не обязан был звонить. Он не обязан был обещать тебе поездку в Гранд-Каньон, но он же это сделал.
— А где он спал в прошлый приезд?
— Ты хоть думай, что говоришь! Где он спал, это не твое дело.
— Он просто красавчик и может подцепить, кого только захочет. Надеюсь, ты не думаешь, что нужна ему.
Глория схватила телефон и запустила в Тарика, но тот увернулся, сверкнул белками глаз и взлетел по лестнице в свою комнату. Хлопнула дверь. Ну что ей делать с этим мальчишкой? Пятнадцать из его шестнадцати лет лучшего сына нельзя было и желать. Не надо было забирать его из этой Христианской школы. Он стал теперь разговаривать и вести себя как какая-то уличная шпана: ботинками он уже давно не пользуется, зато у него семь или восемь пар кроссовок, свитера носит здоровые, как балдахоны. Слушает он только рэп, будто другой музыки не существует, в одном ухе две серьги, а стрижка — низкий плоский верх, с выбритым зигзагом затылком.
Глория поднялась наверх и постучала в дверь.
— Тарик!
— Что?
— Открой, пожалуйста.
— Я и так тебя слышу.
— Открой эту чертову дверь, Тарик! — Глория ругалась, только когда была вне себя от гнева. Она открыла дверь. — Хватит ссориться. Давай заключим перемирие.
— Не я начинаю ссориться, мам. Это ты на меня наезжаешь за каждую мелочь.
— Я виновата, прости. Но ведь раньше мы всегда обо всем говорили. И мы были друзьями, Тарик! А сейчас ты так изменился, что я больше не знаю, как с тобой разговаривать.
— Я такой же, как и был. Хочешь говорить — говори.
Какой же он все-таки резкий! Она глубоко вздохнула и выпалила наконец то, о чем думала:
— Помнишь, мы говорили о наркотиках?
— О чем конкретно? — Он снял кроссовки и надел высокие спортивные ботинки.
— О дурном влиянии.
— Да, припоминаю.
— Мы ведь договорились, если ты когда-нибудь захочешь попробовать, то скажешь мне. Ты же мог ко мне прийти.
— А, так я, по-твоему, уже на игле?
— Я этого не сказала. Но я не знаю, что мне думать. Ты стал таким задирой и ведешь себя так странно.
— Я не принимаю ничего, ма. Правда. Я не такой дурак. Я думал, что ты мне хоть немного доверяешь. — Он завязал на два узла толстые шнурки на ботинках.
— Но что-то с тобой происходит? Пожалуйста, поделись со мной или с отцом.
Тарик распрямился и воздел руки к небу.
— Ты что, не поняла? Этот дядя мне не отец, а только папаша. Если бы он был отцом, он бы жил вместе с тобой и заботился обо мне, а не только чеки в почтовый ящик бросал. Он бы со мной ходил и на бейсбол, и в кино, и повсюду. Я кое-что знаю о хлыщах, которые бросают детей, да еще и хвастаются этим! Когда в прошлом году мы ходили в поход с преподобным Джонсом, тот так и сказал всем мальчишкам: сделать ребенка может каждый, а вот стать отцом может только настоящий мужчина. Я этого гада вижу раз в два года и, по-твоему, должен этому еще и радоваться. Это ты радуешься, мама. Я пойду с ребятами на „пятачок" вечером, ладно?
Она прекрасно знала, что если даже она и запретит, он все равно пойдет.
— Только чтобы вернулся к шести.
— Идет, — сказал Тарик и надел наушники плеера. — Дай мне десять долларов, пожалуйста.
Глория вынула деньги из кошелька.
— Спасибо, — сказал он, нагнулся и, как обычно, поцеловал ее в щеку.
Глория не ждала этого и облегченно вздохнула. Она смотрела, как он сбегает с крыльца, отбивая правой рукой такт и напевая или бормоча, как там это у них называется.
Она вернулась в спальню, включила вентилятор под потолком и отправилась в душ. Что же делать с этим мальчишкой? Только бы он не пристрастился к наркотикам, особенно к этому новому, самому опасному, крэку. В слишком многих семьях ее клиенток случились такие трагедии. Бог знает, из чего состоял этот наркотик, но почти все, кто его попробовал, не могли уже от него отказаться. В дни ее юности в Окленде источником всех зол считали героин. Но, кажется, это не превратилось в такую эпидемию, как теперь. И, как всегда, эта дрянь чаще всего отравляет именно черных.
