Признания без пяти минут подружки (ЛП) - Розетт Луиза (читать книги полные .txt) 📗

— В прошлом году бессонница была небольшой проблемой, но после годовщины ситуация ухудшилась,— продолжает мама. — До этого был большой прогресс.

Я и не догадывалась, что за мной следят на предмет прогресса. Но, конечно, так и было. Если твоя мама – мозгоправ, разве за тобой постоянно не следят на предмет прогресса?

— Роуз, у нас осталось несколько минут. Ты можешь рассказать нам, что происходит в твоей голове, пока ты не заснешь?

— Просто... всякое. — Я чувствую, что мама готова встать на дыбы. Она ненавидит неопределенные ответы.

— Ты можешь прояснить это «всякое»? — спрашивает Кэрон. Это не звучит снисходительно, но я все равно не хочу ей отвечать. Я не знаю, откуда берутся эти образы или что их вызывает. Я могу думать о чем-то нормальном, что происходило днем – например, как я переходила дорогу, идя в аптеку. И вдруг появляется огромная фура и врезается прямо в меня. Повсюду кровь, кишки и конечности.

Но если я это скажу, мне придется ходить в этот офис ежедневно до окончания колледжа.

— Она может ответить на вопрос, который я задала перед тем, как она вышла из комнаты? — спрашиваю я.

Кэрон поворачивается к маме с едва ощутимой примесью нежелания это делать.

— Кэтлин? Ты ответишь на вопрос Роуз?

Безо всяких фанфар, она отвечает.

— Решение принял твой отец.— Я вижу по ее лицу, чего ей стоило сказать это – она чувствует себя так, словно предала его.

И поэтому я понимаю, что она сказала правду.

— Папа обещал, что будет дома через полгода. Он сказал, что вернется раньше, чем я пойду в старшую школу.

Мама снова смотрит на свое кольцо и крутит его. Когда она поднимает глаза, у меня перехватывает дыхание из–за печали на ее лице.

— Папа говорил, что если он подпишется еще на полгода, он получит огромное вознаграждение. Он спросил, что я думаю, и я сказала, что решать ему. Он ответил, что хочет остаться на благо семьи. — Я вижу, как она нервничает, по ее рукам – она снимает и надевает кольцо, сама того не осознавая. — Я думаю, вплоть до того момента он чувствовал себя... в относительной безопасности.

С меня хватит. Мой мозг отказывается это принять, и я официально заканчиваю терапию на сегодня. Я достаю телефон из кармана, притворяясь, будто что–то проверяю, чтобы мне не пришлось реагировать на сказанное мамой.

— Роуз, в следующий раз мы сможем побольше поговорить о решении Альфонсо,— говорит Кэрон, а я едва ее слышу. Я чувствую, что они ждут моего ответа, но я не могу посмотреть на них. Просто не могу.

Мама наклоняется, чтобы взять сумку, и встает.

— Спасибо, Кэрон,— говорит она. Обычно, когда она благодарит Кэрон, это звучит так, словно она прекрасно провела время и в восторге от всего, чем мы занимались вместе. Но сегодня это прозвучало сокрушенно и измученно. На самом деле.

— Как дела у Питера? — тихо спрашивает Кэрон, словно я не расслышала, потому что смотрю на экран телефона. Уголком глаза я вижу, что мама мельком глянула на меня, чтобы понять, обратила ли я на это внимание, а потом быстро мотнула головой, смотря на Кэрон.

Кэрон открывает нам дверь, и мы с мамой выходим из офиса, не глядя друг на друга.

Когда мы садимся в машину, мама около минуты просто всматривается в ключи в ее руке.

— Что не так? — спрашиваю я.

Она смотрит на меня, и я вижу свои глаза. Никогда не замечала, что у нас совершенно одинаковые глаза. Папа обычно называл мои «васильково-синими с маленькими белыми цветочками». Интересно, говорил ли он это ей.

— Он хотел сам тебе сказать. После его смерти я не видела причин поднимать эту тему, потому что это уже неважно. Но я прошу прощения, если ты чувствуешь, что я тебя обманывала.

Я хочу сказать:

— Все нормально. — Иногда меня удивляет, как сложно говорить вещи, которые должно быть легко говорить. Прямо сейчас я не ощущаю злости на нее, но почему-то я до сих пор не могу отпустить ситуацию.

Мне это в себе не нравится.

— Смотри, Роуз, давай на минутку сменим тему. Не хочу ставить тебя между двух огней, но у тебя есть новости от брата?

Я качаю головой.

— Нет. Но он не так уж долго молчит, мам.

Она обдумывает это, а потом заводит машину. Мне бы хотелось ей соврать, но у меня нет новостей от Питера. Совсем никаких.

Полтора года назад в нашей семье было четыре человека. Теперь у меня такое ощущение, что мы с мамой остались одни – настолько запутавшаяся парочка, что нам приходится ходить на терапию, чтобы разобраться, как распутать свои узлы.

Словно она может читать мои мысли, она сжимает мою руку и говорит:

— У нас все будет нормально, Роуз.

Это звучит почти так же уверенно, как я себя чувствую.

ОСЕНЬ

5

потенциал: возможность развития во что-то хорошее

(см. также: первый день десятого класса)

Когда я была маленькой, первый день учебного года был для меня великим днем. Все было новым. Начинаешь заново, в новой одежде, с новыми ручками и карандашами, чистыми тетрадями, в которых еще никто не писал, с учителями, которых никогда не встречал – все должно было случиться в будущем, но пока ничего не происходило.

Этим утром, пока собиралась, я почувствовала это зудящее возбуждение. Это чистый лист, время обновления. Роуз Царелли сбрасывает старую кожу, и все видят, как появляется новая красивая бабочка – бабочка, которая путает метафоры, но все же это бабочка. Прощай, стеснительная странная девочка, которая тоскливо бродит, таская за собой валторну и беговые кроссовки, связанные друг с другом; здравствуй, непредсказуемая, но волнующая, девушка с великолепным певческим голосом, у которой крутые друзья – и возможно, парень–старшеклассник – и главная роль в мюзикле. Да, может, она не величайшая модница, но ее лучшая подруга – самая стильная девчонка во всей «Юнион Хай», так что и ей достается кое–что крутое. И да, возможно, в прошлом году она влезла в этот грязный конфликт с Региной Деладдо из-за Джейми Форта, но ее папа погиб в Ираке, поэтому люди должны быть с ней любезны.

Но постойте, разве не эта девушка оказалась в бассейне на вечеринке у Майка Даррена?

Я практически смеюсь. Даже когда я выдумываю, что люди обо мне говорят, я не могу оставаться позитивной. Я имею в виду, кому это надо? Зачем заморачиваться с выдумками, если от этого не становится лучше?

Направляюсь на кухню, где мама, которая уже в офисе с клиентом, оставила мне записку и тост с арахисовым маслом. В записке сказано: «Отличного первого дня!» Когда мама собирала для меня обеды в младших классах, она обычно клеила стикеры на салфетки и писала записки. Я заставляла себя дотерпеть до обеда, чтобы прочитать ее записки и посмотреть, какие стикеры она выбрала. Это было моей любимой частью дня.

Трейси сигналит с улицы, и от волнения я ощущаю легкую нервную дрожь. Больше никакой ходьбы пешком в школу – у моей лучшей подруги есть своя машина.

Перекидываю через плечо новую замшевую сумку – Трейси заставила меня пообещать, что я никогда не буду больше носить рюкзак – и то, как она удобно держится на руке, придает чувство взрослости, когда я иду к машине. Трейси бегло осматривает меня и кивает в знак одобрения моего образа, который мы обсуждали прошлым вечером. Пока что десятый класс начинается довольно хорошо.

Через пять минут, когда мы стоим на светофоре прямо перед школой, это чувство начинает исчезать. Над нами маячат массивные здания, которые больше не выглядят такими безобидными, как мне казалось этим летом, когда я ходила мимо них в «Gap». Теперь они кажутся большими и какими-то... нехорошими, если это вообще возможно.

— Перенаправь свои мысли, — говорю я себе, используя технологию для борьбы с паникой, которой меня научила Кэрон. — Сосредоточься на чем–то простом и хорошем.

А это – старая песня Патти Гриффин, которую я в последнее время репетирую. Она называется «Моисей», и это первая песня с ее первого альбома. Я думаю, что это самая красивая песня из всех, которые я слышала. Я пела ее прошлым вечером, хотя должна была репетировать для прослушивания на роль в «Что бы ни случилось». Я пою совсем не похоже на Патти, и меня это беспокоит, поэтому я подпеваю ей, чтобы было гармоничнее. Я слышу ее в голове, и она вырывается у меня изо рта. И звучит неплохо.