Не твоя дочь (СИ) - Майер Кристина (полная версия книги TXT, FB2) 📗
— Смотри, как она умеет, — катает машинку на ладони, но Варе неинтересно, она отбирает игрушку и вновь порывается ее попробовать «на зубок». — Я понял, тебе нужно дарить игрушки, которые можно жевать и слюнявить, — улыбается он малышке.
— У нас их много, не надо ничего дарить, — ровным тоном. Тихомиров никак не реагирует, проглатывает мой выпад. Он вообще ведет себя образцово. Борьку втянул в их игры.
Уже прошло больше часа, но я не решаюсь выставить его за дверь. Тихомирову удалось увлечь детей. Мне бы только сидеть и отдыхать, но я отчего-то злюсь...
Глава 23
Милада
Детей пора укладывать, а с Тихомировым – прощаться.
— Ты куда? — Глеб замечает, что я поднялась и потянулась к костылю. Последние минут сорок он старательно делал вид, что кроме него и детей в комнате никого нет. Чувствовал, что мое настроение портится, поэтому сидел рядом с малышами и позволял им закидывать себя игрушками.
Глеб чувствовал мое настроение, поэтому использовал тактику игнора, минимизировал конфликт между нами.
— Смесь приготовлю, — не глядя в его сторону, могу сказать, что Тихомиров хмурится. Я до сих пор безошибочно могу описать по его тону выражение лица.
— Тебе разве можно стоять на ноге?
— Я на ней не стою, — по крайней мере, очень стараюсь, не всегда получается. Сложно быть прилежным пациентом с младенцем на руках. Важнее своего здоровья ты ставишь ребенка.
— Я вижу. Сядь и скажи, что делать, — командует в присущей ему манере. Тихомировская забота. Обойдусь!
— Ты не у себя в офисе, чтобы командовать. Твое присутствие – случайность. Как думаешь, не приди ты сегодня в гости, кто кормил бы и укладывал детей? — вопрос риторический, я не жду на него ответа.
Шпильку Тихомиров проглатывает. Не было задачи его как-то специально задеть, но делать вид, что все в порядке, не получится. Дело не в женской обиде, не в том, что ребенок, которого он не желал, так тепло тянулся к нему, улыбался и протягивал игрушки. Совру, если скажу, что меня это не задевает. Задевает. Но проблема не только в этом, Тихомиров вновь врывается в мою жизнь и без зазрения совести рушит привычный уклад. Мне от этого дискомфортно. Я не могу довериться и принять его правила игры. Жизнь непростая, всякое может произойти, мне рядом с собой хочется видеть мужчину, который станет мне не только отличным любовником, но и отличным отцом моим детям, поддержкой и защитой в любой ситуации.
— Но я здесь и могу помочь, — Варя хватает его за штанину, удерживаясь, встает на ножки. Глеб опускает на дочку взгляд, замечаю в уголках губ намек на улыбку. — Скажи, что где лежит, я сделаю.
— Сама справлюсь, — быстрее сделать самой, чем объяснять. Подхватываю удобнее костыль и прыгаю до кухни готовить смесь. Обычно смесь даем за полчаса до сна. Мелкие выпивают молоко и довольные спят до утра.
На кухне остаюсь одна. Мне нужно немного времени, чтобы внутренне собраться. Присутствие Тихомирова никогда не оставляло меня равнодушной, а теперь он еще и в жизнь Вари пытается войти. Дерзко и бескомпромиссно. Малышка имеет право на отца, но внутри меня зреет протест, подогреваемый обидой. Я всегда старалась опираться в своих суждениях на разум, но тема Глеба – как нарыв, постоянно болит и дает о себе знать. Не получается без чувств и эмоций.
Не нужна ведь ему была Варя. Он не хотел ребенка. А теперь ведет себя так, будто я виновата, что отняла у него почти год знакомства с дочерью. Немой укор так и висит в воздухе.
Глеб приносит бутылочки из кухни по моей просьбе. Малыши выпивают все. Даю им поиграть еще полчаса. Пробую договориться с мелкими, чтобы они собрали игрушки и сложили их в манеж. Пока плохо получается. На помощь им приходит Глеб.
— Помочь уложить? — спрашивает Глеб, когда Варя начинает у него на коленях клевать носом.
— Я сама, — расстилаю у спинки дивана простыню.
— Укладывай. Я подожду, — подходит с Варей на руках и садится в кресло. Считывая немой вопрос на моем лице, отвечает: — Нам нужно поговорить. Ты ведь теперь не скоро меня в гости пригласишь?
Не скоро.
Меняю на ночь детям памперсы. Варя крепко держит бежево-розового зайца из подаренных сегодня Глебом игрушек. Не хочет отпускать, разрешаю спать с ним.
— А почему не в кроватках? — спрашивает, когда я укладываю детей и накрываю их одеялом.
— Мне сложно поднять их наверх, — равнодушно, хватит показывать эмоции, сегодня их было слишком много.
— Я ведь здесь, мне несложно.
— Не надо, — не хочу, чтобы у родителей возникли вопросы. А они обязательно возникнут. Цветы и сладости можно списать на доставку. Тихомиров не настаивает. По моей просьбе приглушает свет.
— Идем поговорим на кухне? — спрашивает он.
— Говори здесь, они не проснутся.
— Я хочу видеться со своей дочерью.
— Варя не твоя дочь, — эта фраза так часто всплывала в моей голове, когда я проецировала возможный разговор с Глебом, что сейчас я с легкостью ее произношу.
— Я знаю, что виноват перед ней и перед тобой. Дай мне шанс доказать, что я достоин быть рядом с вами…
Глава 24
Глеб
Смотрю на малышку, рассматриваю, как под микроскопом, каждую черточку. Не пытаюсь понять, моя она или нет, есть ли схожие черты лица, и так видно – Тихомирова. Моя дочка. Столько лет я запрещал себе даже думать об отцовстве, а тут вот она уже есть.
Сумбур в мыслях, в душе, но я пока не пойму, что чувствую, самые яркие на данный момент чувства – нежность к ребенку и страх не справиться с ситуацией, не оправдать надежд. Милада как пороховая бочка. В любой момент может вспыхнуть, фитиль уже подгорает.
Когда ехал к ним, установку себе четкую дал: ни при каких обстоятельствах не реагировать на провокации. Милада на раз может взорвать мой мозг, вынуть всю темноту наружу. Забрало от ревности сорвало, когда она о другом мужике заговорила. Красная пелена перед глазами от злости, а смотрю на упрямый взгляд, вздернутый подбородок, гордую осанку – и зацеловать хочется. Сильная умная девочка. Моей будет…
Мне хочется задержаться у них подольше, но каждым вздохом Милада мысленно гонит за дверь. Играл с Варей, а у самого руки дрожали, прикоснуться к ней было страшно. Через час где-то сердце перестало сбоить, когда она ко мне подходила и лезла на колени.
Пацан Ромашова рядом играет, а я словно не замечаю. Только из-за Милады подключаюсь, а то сделает вывод, что я против детей. Мужики в большинстве случаев только к году осознают, что стали отцами. Мы можем хвастать перед друзьями своими отпрысками, гордиться и понимать ответственность, но вот мамой стать не можем. Те сразу с головой уходят в ребенка, после рождения любят их больше всех на свете, до нас доходит долго, если не всучить нам новорожденного и не заставить о нем заботиться круглосуточно. Тогда этот процесс осознания происходит значительно быстрее.
Мы тоже разные. С Темкой я не сразу догнал, что в моей жизни произошли изменения. Много времени уделял работе. Потом втянулся и понял, что за сокровище мой сын. С Варей все намного стремительнее происходит. Я не знаю малышку, но я таю от нежности, глядя на нее. Тихомировская порода, но в ней угадываются тонкие черты любимой женщины. Как можно остаться к ней равнодушным? Мы сделали это чудо.
Любое предложение о помощи Милада отвергает. Я вижу, что ей тяжело. Хочется схватить и посадить на диван, запретив двигаться. Это было бы правильно, этого требуют мои инстинкты – защитить свою женщину, уберечь от боли.
В этот момент просыпается совесть в моей голове и напоминает, что самую большую боль ей причинил я. Неважно, что за этим стояло. Я осмысленно это сделал – заставил Миладу себя ненавидеть. Теперь любое проявление заботы воспринимается ею в штыки. Не знаю, как преодолеть эту преграду!
Приходится наблюдать за ней, сжав зубы. А нога у нее болит! Прыгает, а сама старается морщиться незаметно. Куда смотрят Ромашовы? Ей ногу беречь надо!
