Жизнь за гранью (ЛП) - Малком Энн (библиотека книг TXT, FB2) 📗

Я кивнула.

— Я так и не думала. Мужчина, страдающий от посиневших яиц большую часть года, не продержался бы так долго, как ты со мной, — твердо сказала я.

Хансен слегка усмехнулся.

— Так почему не девушки из клуба? — спросила я, на самом деле не зная, хочу ли получить ответ.

Хансен посмотрел на меня.

— Потому что, если бы я хотел трахнуть сучку из клуба, то это была бы малышка с волосами эльфа, красивыми глазами и умным ротиком, и больше никто, — сказал он, наконец. — Подсознательно, часть меня, казалось, знала, что в какой-то момент я заявлю на тебя права. И сделав это, мне не хотелось, чтобы после ты имела дело с этими гадюками.

Я в шоке открыла рот.

— Ты прикалываешься надо мной? — нелюбезно потребовала я.

Он ухмыльнулся.

— Нет, детка. На других сучек в клубе, возможно, и было приятно смотреть, но они не были тобой. Я не трахнул тебя, потому что знал, что если попробую, то не смогу тебя отпустить, поймаю в ловушку этой жизни. Осознав, что ты влипла в нее навсегда, я понял, что мне нужно взять себя в руки… заявить на тебя права. Ночь в баре дала мне толчок, в котором я нуждался.

— Не возводи меня на пьедестал, — взмолилась я. — Будет больно, когда я сорвусь с него. Когда ты поймешь, что я не какой-то нежный цветочек, который по своей наивности забрел в притон байкеров, чтобы опорочить свою душу.

Я была далека от невинности, когда пришла в клуб. Я точно знала, во что ввязываюсь.

Его лицо стало суровым, но я продолжила:

— Моя жизнь — это не маргаритки и бабочки. Моя жизнь далека от невинной или хорошей. Моих родителей убили, когда мне было двенадцать. Я видела, как они умирали, видела, как они истекали кровью.

От моих слов его тело дернулось.

— Меня отправили жить к единственной живой родственнице, с которой мама даже не разговаривала. Она была злее половины бандитов района, в котором она жила, — честно призналась я. — Я перешла из дома, полного любви, в дом, пропитанный ненавистью. Горечью. Я жила и дышала этим в течение шести лет…

Я сделала паузу.

— Я не всегда была счастливым человеком. Смерть родителей, острая на язык бабушка — все это создало злого, проблемного подростка, который пытался найти любовь у разных парней. Некоторые были милыми, другие — нет…

Я замолчала и наблюдала, как челюсть Хансена напрягается в геометрической прогрессии.

Я не собиралась вдаваться в подробности о тех годах, когда считала, что секс приравнивается к любви. А также не собиралась рассказывать ему о том, как узнала об этом на собственном горьком опыте, после того, как один из парней, которые «любили» меня, нанес удар. Синяки на лице и пара сломанных ребер открыли мне правду.

— Я всегда что-то искала, искала семью, которую потеряла, — объяснила я, отвлекаясь мыслями от своих трудных подростковых лет. — Не найдя ее в кровной родне, я сбежала в восемнадцать, не имея ничего, кроме одежды, которая была на мне и нескольких сотен баксов, чтобы снять номер в грязном мотеле. В школе я страдала ерундой, не считая работы с компьютерами. Мне это нравилось, в компании техники я чувствовала себя хорошо. Но я не имела возможности пойти в том направлении и учиться, а раз другие выдающиеся навыки или квалификация у меня отсутствовали, я подалась в стриптиз.

Я старалась говорить беззаботно, не глядя на Хансена, боясь осуждения, которое могла увидеть в его глазах. Я бы с этим не справилась. Поэтому вместо того, чтобы смотреть на него, я начала водить пальцем по шраму у него на груди.

— Я не стыжусь этого, — заявила я. — Того, что раздевалась целый год. Я познакомилась с Арианной, заработала достаточно денег, чтобы позаботиться о себе и выжить. Каким-то образом за это время я поняла, что разница между хорошей и плохой жизнью заключается в отношении. Если бы я держалась за тот гнев, который испытывала на весь мир из-за дерьмовой карты, что мне выпала, это превратило бы меня в жесткого и озлобленного человека. Это превратило бы меня в мою бабушку.

Я вздрогнула от этой мысли.

— Так что я отпустила это. Все это. Накопила достаточно денег на покупку компьютера, начала поиск клиентов и стала зарабатывать достаточно, чтобы бросить стриптиз. — Я пожала плечами. — А остальное, как говорится, уже история.

Я прикусила губу.

— Потом я нашла клуб. Увидела, что он из себя представляет. Неблагополучную, шумную и грубую семью, к которой я могла бы принадлежать.

Я закончила свою короткую речь и, наконец-то, встретилась с ним взглядом. Его глаза ничего не выдали, но руки вокруг моего тела сжались.

— Вот почему мне нужно, чтобы ты меня увидел, — прошептала я. — Понял, что я — не совершенна. Я не являюсь воображаемой версией той девушки, которой ты меня считаешь. Той, кто заслуживает чего-то лучшего. Я была стриптизершей, клубной шлюхой, а теперь стала твоей старушкой. Это для меня лучше. Самое лучшее, — честно сказала я. — Кто я такая, через что прошла… я не настроена на традиционную жизнь. Ту, где от тебя ожидают, что ты впишешься в некую предопределенную форму. Где тебя заставляют не выходить за грань. Мне никогда не удавалось держаться в рамках дозволенного. Я хочу быть свободной, выйти за пределы, самой раскрасить свою жизнь.

Я поджала губы. Хотя я любила поболтать, — на самом деле, трепалась без умолку, — это было самое большее, чем я когда-либо с кем-то делилась.

Хансен долго изучал меня, затем перевернул на спину и обхватил мое лицо ладонями.

— Во-первых, ты больше никогда не назовешь себя клубной шлюхой. Никогда. Это не то, кем ты была. Не то, как я о тебе думаю. Ты была той, кто пробирался сквозь дерьмовую жизнь, пытаясь найти свой путь, — твердо сказал он. — Каждое слово, которое ты только что сказала, заставляет меня поверить, что ты даже более совершенна, чем я себе представлял. Ты совершенна за счет своих несовершенств, за счет той жизни, которую ты прожила. Ты сама пробивала себе дорогу и все же нашла способ стать той…

Он погладил мою челюсть.

— Той, у кого самая сладкая киска, которую я когда-либо пробовал, самое доброе сердце, которое я когда-либо знал. Ты побуждаешь меня быть решительным дать тебе все, что ты хочешь. Все, чего заслуживаешь.

Одинокая слеза выкатилась из уголка моего глаза.

Его губы приблизились к моим. Он нежно вытер слезу большим пальцем.

— И, детка, ты очень даже вписываешься в форму. В ту, о которой я даже не подозревал. Созданную для женщины, которую я хотел бы видеть на заднем сиденье моего байка, которая будет согревать мою постель и владеть моей душой, — прорычал он, завладевая моими губами, прежде чем я смогла совершить какую-нибудь глупость, например, сделать ему предложение руки и сердца.

Он поцеловал меня со свирепостью, исцелившей все нанесенные раны. Наполнившей меня до краев красотой его слов. Хансен провел руками по моим бедрам, поднимая мою ногу так, чтобы обернуть ее вокруг своей талии.

— Детка, ты когда-нибудь занималась сексом без защиты? — жестко спросил он, остановившись у моего входа.

Я покачала головой, не в силах говорить.

— Я тоже, никогда. Говорил себе, что единственной, кого я возьму без всяких преград между нами, станет женщина, которую я буду держать в своей постели вечно, — грубо прошептал он, погружаясь в меня на последнем слове.

Я вскрикнула, его слова, прекрасные, согревающие сердце, вместе с интенсивностью вторжения ошеломили меня.

Он брал меня жестко, но медленно, каждый удар был обещанием, клятвой. Его губы слегка коснулись моих, в то время как глаза, казалось, захватили мою душу и заклеймили ее своим притязанием.

— Я люблю тебя, — прошептала я, не в силах сдержаться. Этот прекрасный момент требовал признания, мне нужно было завершить его.

Хансен замер, нависая надо мной и едва касаясь моих губ.

— Детка, думаю, я полюбил тебя в первый момент, когда увидел. Но понял это тогда, когда ты назвала меня «милый» в четыре утра возле здания клуба, — сказал он, снова входя в меня.