Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Кажется, у меня взяло целую вечность прочитать и подписать все бумаги — быть может, именно они отпугивали других студентов, и после того, как я проделала эту гигантскую работу, я уже не могла позволить себе уйти, хотя желание сдавать кровь пропало на том злополучном вопросе.
Кресло оказалось довольно удобным, а игла вошла в вену почти незаметно. Я лежала и думала, что делаю глупость, и сдавая кровь, и опаздывая на занятие. Когда я поднялась, соседние кресла оказались уже занятыми. Медсестра спросила про слабость — я её не чувствовала, но она всё равно усадила меня в кресло водителя и протянула один из расставленных на торпеде стаканчиков. Я чуть не скривилась от мучительной сладости яблочного сока. После него даже песочное печенье показалось пресным, а бирюза небес ослепительной. Рука ныла совсем немного, но стала невыносимо тяжёлой, и пришлось поддерживать её за локоть, как при переломе.
Я опоздала всего на двадцать минут, и геройская наклейка на моей груди отменила все вопросы. Я пыталась вникнуть в суть происходящего, даже обсудила искусство c соседкой по-испански ради практики, но чувствовала себя словно после часа в сауне. Зачем я это сделала, вот кто мне объяснит. Словно действительно могла таким простым действием унять страх Аманды перед родами, или даже не ними, а перед встречей с матерью. Если она успокоится, мне станет намного легче, а сейчас надо прийти в себя, чтобы довести машину до дома.
Я допила имбирный чай, закусила сэндвичем и почувствовала себя намного лучше. Теперь бы успеть незаметно переодеться в футболку с длинным рукавом. Я давно сняла пластырь, но место прокола было слишком явственным, чтобы скрыть его.
— Тебе холодно? — спросила Аманда, когда поверх футболки я накинула ещё и кофту.
Меня действительно знобило. Я в сотый раз жалела, что сдала кровь и в который раз надеялась, что не зря.
— Заболела? — не унималась она.
Я покачала головой. За слабостью я не чувствовала горла и, окрылённая желанием сдать кровь, вообще забыла про него и в бумагах написала, что абсолютно здорова. Теперь я вдруг испугалась своей лжи, а потом успокоилась, ведь они всё равно берут кровь на анализ. Горло и правда не болело.
— Ну?
Я глянула на пол — в углу продолжало лежать свёрнутое одеяло и подушка. Эту ночь я провела на полу, чтобы не заразить Аманду, и думала, что утром не поднимусь, но наоборот чувствовала себя выспавшейся. Впервые за последние дни, и даже не слышала, как Аманда ходила в туалет.
— Я буду спать на полу. Не переживай.
— Если ты болеешь, то я могу сама туда лечь.
Я посмотрела на неё пронзительно. С чего вдруг?
— Со мной действительно всё хорошо. Просто я… Я сдала кровь. А так со мной всё хорошо.
— Зачем?
А что я могла сказать? Про этого папашку? Про своё желание, чтобы она наконец успокоилась? Нет, я просто пожала плечами.
— За компанию, — ответила я и уставилась на разложенные на столе акварельки.
Аманда уже поместила их в паспарту, которые служили самой открыткой. Внутри пером для каллиграфии она вывела стандартные слова поздравлений. Это было красиво, но внутренняя обида не давала мне покоя, и когда Аманда сообщила, что завтра вывесит их в интернет, я тут же заявила, что умнее было нарисовать розы и сердечки ко дню Святого Валентина. И, кажется, она восприняла это серьёзно.
— Вот только мать уедет.
Аманда произнесла это так устало, будто мать была рядом уже месяц. В мыслях, наверное, она не расставалась с ней с того злополучного «плюсика», понимая, что рано или поздно между ними состоится неприятный разговор. Я согнула руку в локте. Рука ныла невыносимо. Сразу подумалось о грядущем анализе Аманды. Почему не научатся брать кровь безболезненно? Почему вообще бывает так больно…
Глава шестьдесят третья "Родительская фантазия"
Аманда просила после уроков ехать сразу домой, чтобы ей не пришлось встречать мать одной, но я опоздала. Из-за крупной аварии перекрыли трассу, и я застряла между съездами почти на час. Боясь услышать по телефону обиженное шипение, я послала Аманде сообщение о том, что не успеваю приехать вовремя, про себя повторяя, что это форс-мажор, в котором нет моей вины. И всё равно я не решилась постучать, чтобы мне открыли, и дрожащей рукой вставила ключ в замочную скважину.
Мать с дочкой пили чай, и миссис О’Коннер тут же поднялась, чтобы обнять меня. От неё веяло жасминовым ароматом и теплом, таким странным для формального приветствия. На Аманду я боялась взглянуть, и не удивилась, что она даже не поздоровалась, не говоря уже о том, чтобы заварить мне чай. Это сделала её мать, пока я молча ёрзала на стуле, пряча глаза от убийственного взгляда её дочери. Зачем так открыто дуться при матери? Да кто ж поймёт Аманду!
Почувствовав нашу напряжённость, миссис О’Коннер решила заполнить тишину рассказом про сбежавших лошадей. Она хотела приехать пораньше, но обстоятельства, как и у меня, оказались против неё. Только вместо разбитых машин, по трассе гуляли лошади. Они спустились с холмов на дорогу и в испуге носились взад-вперед между застывшими машинами. Полиция просто перекрыла движение, не зная, что делать с ошалевшими скакунами.
— Вот так, на Диком Западе и не найти ни одного ковбоя, — миссис О’Коннер попыталась шуткой разрядить обстановку, но Аманда не улыбнулась. Похоже, разговор, которому я должна была помешать, состоялся.
Понимая, что вечер будет не из приятных, я купила в кафетерии ланч, и сейчас не могла влить в себя даже чая, не то что съесть купленные миссис О’Коннер булочки. Устав сидеть истуканом, я вытащила из кармана телефон и показала им объявление про церковный концерт, которое нашла в кафетерии. Аманда сразу же насупилась.
— Музыка испанских миссионеров, — произнесла миссис О’Коннер медленно, явно над чем-то раздумывая. — Это должно быть очень интересно. Я хотела уехать в субботу вечером, но могу задержаться на полдня воскресенья.
Я прикрыла глаза, не вынеся испепеляющего взгляда Аманды. По глупости я только что продлила ей пытку материнским присутствием. Мои благие намерения давно уже укатали дорожку в места не очень приятные, и никаких сомнений не осталось, что после ухода миссис О’Коннер мне придётся сгореть от стыда и адских слов Аманды.
И вот, когда, напомнив нам, что завтра мы втроём идём в театр, миссис О’Коннер покинула нашу накалившуюся до предела обитель, в комнате повисла взрывоопасная тишина. Я затравленным зверем уставилась в недописанный портрет, который расхвалила мать Аманды, и боялась обернуться к оригиналу.
— Почему она мне ничего не сказала? — голос Аманды прозвучал сухо, но не зло, и, обернувшись, я нашла её сидящей на диване с ногами в своеобразной беременной позе лотоса. — Она и словом не обмолвилась о разговоре со Стивом. Трещала про скидки на детские шмотки и про то, как мечтает отвести меня завтра в магазин и купить всё необходимое для ребёнка, даже не намекнув, куда я должна буду отнести все её покупки, — и тут Аманда закричала, не в силах больше играть в хладнокровную натуру: — Она твоему отцу больше сказала, чем мне!
— Ну и ты ему больше сказала, чем своей матери! — зачем-то выдала я и отвернулась к злосчастному холсту.
— Я готова была сказать ей про эту чёртову двадцатку, если бы она хоть взглядом намекнула, что желает говорить. А она трепалась обо всём и ни о чём, прекрасно понимая, что я больше всего на свете хочу знать, что будет со мной после родов. Единственное, что она соблаговолила мне сказать, так это то, что встречается с утра с твоим отцом. Ты знала, что он приезжает?
Не знала, но могла бы догадаться, что оба родителя пожелают взглянуть, во что мы превратили за почти три года съёмную квартиру. Но только сейчас его совсем не хотелось видеть. Отец олицетворял собой мою несостоятельность как подруги. Я дала Аманде ложную надежду на то, что она сможет найти в доме моего отца временное пристанище, чтобы оба, она и ребенок, в прямом смысле слова встали на ноги, и не нашла в себе силы даже открыть рот при отце. А сейчас и подавно ни о чём его не попрошу. А вот молчание миссис О’Коннер для меня оставалось не меньшей загадкой, чем для самой Аманды. Загадкой! С учётом того, что она давно приняла за дочь все решения, смысл молчать?
