Просроченное завтра (СИ) - Горышина Ольга (мир книг TXT) 📗
В ответ он хлопнул дверью. Замок не сработал. Дверь оставалась открытой, но бежать за ним не было сил. Алена рухнула поперек кровати и разрыдалась в голос. Где-то подле нее, но в параллельной реальности, надрывался телефон, но она не желала отвечать на звонок. Это звонил не тот человек, чей голос ей бы хотелось услышать. Тот не позвонит.
Глава 21 "Тяжелый выбор"
Алена хлопнула дверью такси и направилась в парадную, но на входе столкнулась с Лидкой: школьная подружка выгуливала двух детей, мал-мала меньше.
— Привет.
— Привет.
— Слышала, ты беременна?
— Да.
— Как там в Америке?
— Хорошо.
Лидка задавала вопросы. Алена не отвечала. Бросала лишь общие фразы и наконец сумела распрощаться с назойливой знакомой и войти в подъезд. От матери она уже знала, что все привезли, все установили и все работает. От мужа она успела узнать, что в ее бизнесе ничего не работает. Она орала на него, наплевав на таксиста:
— Ты что, не понимаешь, что нас оштрафуют за такое?! Вот куда ты полез?! Да мне плевать, что она там умирает. Я в токсикоз еще и училась. А вы с Юркой могли неделю потаскать коробки. У меня нет соответствующих документов. Это не выгулять собачку. Это детская рабсила!
— Прекрати орать на меня! — прорычал Дима в трубку. — Я вообще не обязан заниматься твоими коробками. Если ты не можешь обеспечить бесперебойную работу магазина на время отпуска, то не езжай в отпуск. Я зашиваюсь на работе, которая нас кормит и о существовании которой ты, кажется, забыла. Хайскуллеры не дети, и если они за двадцатку упакуют пару посылок, дядя Сэм не будет на тебя в обиде. А я буду, если вместо спасибо еще раз услышу подобное…
— Извини, — выдохнула Алена в трубку.
— Как ты? — спросил тут же Дима. — Все в порядке? Ты же так нервничаешь не из- за каких-то чертовых ошейников. Мать недовольна стиралкой или что?
— Ничего. Гормоны. Наверное… Знаешь, он толкаться начал сильно.
— Ну и зачем ты мне это сказала? Я и так уже, как в детстве, на календаре крестики ставлю до твоего возвращения, Снегурочка. Ты там хоть тепло одета? У вас летние заморозки передавали…
— Я не мерзну. Меня приодели. Ну, ладно, мы уже почти приехали. Пока.
Она не смогла сказать привычное: «Ай лав ю хани», потому что сейчас она его ненавидела. Всем сердцем — какого черта она притащила его тогда в номер! Сидел бы и крутил дальше свои кольца. А она бы нашла в Питере работу и… Когда Стас бы наконец понял, что любит ее, она была бы для него свободной.
— Чего у тебя глаза красные? — спросила мать с порога.
Так она и скажет, что ревела полдня.
— От табака, наверное. В городе ужасно накурено. Или у меня просто чувствительность сейчас повышенная. Я и решила вернуться на день раньше.
Она первым делом открыла ноутбук и проверила рабочий сайт. Нажимая на клавиши, она шевелила губами, произнося единственный английский глагол, который отвечал сейчас ее состоянию — to hate — она действительно ненавидела всех и вся. Своего мужа, свой бизнес, свою учебу и даже — своего ребенка. Она выглянула в окно кухни — из него виднелась река и кладбище за ней — вот бы пойти и утопиться. Жить дальше не было никаких сил.
Алена шарахнула крышкой ноутбука, не заботясь о целости экрана. Вскочила из-за стола и на вопрос матери, что случилось, ответила, что идет спать. Но ей просто хотелось побыстрее сорвать с себя одежду, к которой прикасался Стас. Она прошла голой в ванную и запихнула всю охапку в новую стиральную машину.
— Алена, ты чего в таком виде?
— В каком виде, мама? Я ложусь спать! У тебя кто-то в окна третьего этажа подглядывает? В Штатах я всегда голой по утрам хожу.
— Сейчас вечер…
— У меня утро!
Алена забралась под одеяло, хотя и понимала, что не уснет: грудь ныла, живот тянуло, ноги стыли, сердце билось в грудную клетку затравленным зверьком… Ну что она ждала от этой ночи? Она хотела Стаса! И ничего больше… Если бы Руссков ограничился сексом и улыбкой, она бы проглотила обиду, и они бы разошлись по собственным жизням, может, чуть-чуть вздохнув по упущенным возможностям. Но сейчас, после его признания, когда все встало с ног на голову, разве сможет она спокойно запрыгнуть в колесо своей новой американской жизни? Стас прав — она не сможет подпустить к своему телу Диму, не сможет…
Не ехать, наплевать на чувство долга и стыда. Пусть даже от нее отвернется ее собственная семья, но зато будет Стас. Он наконец-то у нее будет. Со своим жутким бизнесом, неумением парковаться в центре города, с дурацкими подколами, даже с жуткими воспоминаниями про заколку — но зато будет кофе с пенкой, заваренный только для нее, и ночью Станислав Витальевич наконец перестанет накрываться с головой, а если и будет тянуть одеяло, то только ей на нос…
Алена потянулась за телефоном. И почти набрала номер, чтобы закричать: Я твоя! Нанимай адвоката. Освободи меня от Думова и от всего остального кошмара последних пяти лет. Но на последней цифре рука ее сорвалась, потому что Алена почувствовала толчок в бок. Она бросила телефон на пол — благо кровать была низкой — и сжала живот обеими руками:
— Стас лучше Димы. Ты даже не узнаешь, что он тебе не отец, — проговорила она почти в голос.
Потянулась за телефоном, но тут вошла мама.
— Ты звала? — спросила она.
— Я говорила с сыном. Мама, можно мне поспать?
Поговорить со Стасом удастся только вне дома. Она сейчас полежит, а вечером пойдет подышать свежим воздухом. Но вечером ее перехватил Дима:
— Пришел счет из университета. Ты уверена, что потянешь четыре курса?
Он сейчас переведет шестьдесят тысяч баксов за ее обучение, которые университет уже не вернет. Если говорить ему о том, что она не возвращается, то прямо сейчас.
— Чего молчишь? Думаешь? Тут можно через две недели оплатить…
— Давай через две недели! — ухватилась Алена за спасительную соломинку.
— Хорошо. Я лично считаю, что два курса тебе выше крыши во время беременности. Но ты делай, как знаешь. Я не буду тобой командовать. Твоя жизнь — твое решение.
— Я подумаю.
Да, ей о многом надо подумать — как сделать так, чтобы не обидеть Диму. Этот ребенок не был нужен ни в Америке, ни здесь — зачем она его сохранила, зачем? Столько ведь дел — учеба, бизнес… Любовь, в конце концов… Дима хороший, но ведь она его не полюбила, так и не полюбила, потому что не сумела или даже не пыталась освободить свое сердце от другого.
— Я ненавижу вас, Станислав Витальевич! — прорычала она в подушку уже под утро. — Зачем вы признались в любви, зачем…
Но за любовь борются, а не сидят у телефона и ждут: позвонит, не позвонит… Точно на ромашке гадает. Все просто. Нет ничего простого и не может быть. Он не понимает. Он еще и передумает брать ее с чужим ребенком, а она обрубит сгоряча все концы.
— Какие у тебя планы? — спросила мать на следующий день.
Не было у Алены никаких планов. Не было. Даже с Полиной не хотела встречаться. Или надо уехать в город — чтобы отвлечься.
— Я вернусь вечером. Или ночью. Возьму такси, — сообщила она, отправляясь в театр.
Мать ничего не сказала. Дочь выросла, замужем — что тут уже скажешь!
Алена сидела в темном зрительном зале и теребила длинную кофту, потому что хотела сжимать пальцы Стаса, как когда-то давно, в другой — такой простой — жизни. Нынешняя жизнь ужасна… После спектакля они отправились в клуб — и сердце снова сжала тоска: они были здесь с Димой, и в тот миг она считала его спасителем, сейчас же он был ее могильщиком.
Алена невпопад отвечала на вопросы Полины, краем уха слушала музыку. И постоянно поглаживала телефон, который одним звонком мог обрубить все связи с прошлым, но мог лишить и будущего. Кто этот Станислав Витальевич, она же его не знает… Она закрывала глаза и могла спокойно представить, что делает сейчас Дима, но Стаса, взбивающего в чашке пенку, больше не существовало — у него в новом офисе кофейный аппарат. Сколько у него сейчас денег — не поймешь. Костюмы он всегда покупал представительские в счет фирмы. Правда, совершенно не умел их носить, а сейчас научился. И деньги ок давал всегда, не считая. И плевать, что потом им нечем было оплатить товар… Нет, тут она врет. Он не раскидывался деньгами фирмы, он просто не считал личные деньги при ней.
