Мгновения жизни - Коббольд Марика (лучшие книги онлайн .txt) 📗
— Улыбнись.
— Зачем?
— Потому что мне так хочется. — Он отвернулся, но она успела заметить, как краска залила его загорелые щеки. — Потому что твоей улыбкой можно осветить целую комнату. — С этими словами он снова повернулся к ней лицом.
Грейс широко улыбнулась. Господь свидетель, он был неотесанным и стеснительным, но в этом была своя прелесть.
— Ты необыкновенная.
Я сплю, подумала Грейс.
— Эта девушка, Черри, она путешествует по Европе. Сейчас она в Греции. Представляешь, в самой Греции!
— Я там никогда не бывала, — отозвалась Грейс. — Миссис Шилд всегда очень хотела побывать на Родосе, но мой отец отказывался из-за хунты. В качестве компенсации он ставил пластинки с записями Теодоракиса, но в результате миссис Шилд только сильнее хотелось поехать туда. «Я не изменю своим принципам лишь потому, что моя жена хочет позагорать на солнце», — говорил он.
— Он был прав. — Джефферсон выпрямился и сел. — Я не мог поверить в это, когда Черри сказала, что едет туда. Полнейшая несознательность.
Грейс тоже поднялась.
— Джефферсон. — Она взяла шершавые и загрубевшие ладони юноши в свои. — Я купила мех… один раз. Я так и не носила его, хотя собиралась… если бы мне не помешали. В общем, — она опустила глаза, — я тоже… несознательная, если говорить твоими словами.
Джефферсон смотрел на нее, нахмурив лоб.
— Это совсем другое, — изрек он наконец, вырвав пучок травы. — Все в порядке, Грейс. — Он улыбался, и она чувствовала его теплое дыхание, к которому примешивался аромат мятной жевательной резинки. — И ты совсем другая. — Она не спросила, почему он так считает, и удовлетворенно вздохнув, снова растянулась на траве.
Некоторое время спустя она сфотографировала его: он дремал в тени, лежа на спине, подогнув колено и закинув руки за голову. Ему было девятнадцать, и он был красив совершенной красотой. Ей исполнилось восемнадцать, и, глядя на него, она тихонько плакала, ибо на собственном опыте узнала, что, когда навсегда теряешь такую вот красоту, становится очень больно и от этой боли не избавиться, она постоянно преследует тебя. Она опустилась на колени и коснулась губами мягкой впадины на шее юноши, убрав с его лица непослушную прядь волос.
— Приходите, волки и гигантские птицы, — прошептала она, — налетайте, бури и сердитые ветра. Я здесь, и вы не сможете причинить ему вреда. — По его спящему лицу пробегали тени от ветвей и листьев над головой. Она поднялась на ноги, сделала последний снимок и стала перематывать пленку.
Грейс и Джефферсон, смеясь, прыгали в широкую, медленно и величаво несущую свои воды реку, отделявшую городок от лесной чащи на другом берегу. Они были обнажены, как в первый день после сотворения их Господом. Грейс перевернулась под водой, сделала сильный гребок и вынырнула рядом с ним, отфыркиваясь и встряхивая головой, отчего брызги сверкающим каскадом полетели в разные стороны. Она снова нырнула, изящная и стремительная, как дельфин, и проплыла под ним, мимоходом проведя рукой по гладкой внутренней стороне его бедра. На этот раз они вынырнули одновременно, широко раскрыв глаза и тяжело дыша от нехватки воздуха. Не говоря ни слова, оба устремились к берегу. Он приподнял ее, и она ногами обхватила его вокруг талии и откинулась назад, закрыв глаза от слепящего солнечного света.
— А ведь Джефферсон всегда был таким хорошим мальчиком, — жаловалась Делла Паркер своей подруге Джен Миллер, стоя в очереди в торговом зале супермаркета. Делла была шокирована, рассержена, и ей было все равно, кто может услышать ее слова, включая тетю Кэтлин, которая покраснела до корней волос. — Просто невероятно, я глазам своим не поверила! Они занимались этим чуть ли не на собственном заднем дворе, среди бела дня, когда совсем рядом шли на экскурсию дети. Говорю тебе, это все девчонка. Мы все прекрасно знаем, на что способны эти европейцы.
Тетя Кэтлин отреагировала на эти слова, громко обратившись к своей приятельнице Сюзи.
— Просто душа радуется, когда видишь, как счастлив мальчик.
А ведь, казалось, его хандре и меланхолии не будет конца после отъезда этой Черри Джоунс.
Однако Грейс она заявила следующее:
— Разумеется, я не ожидала, что вы, молодежь, будете ангелами, но неужели так уж необходимо… э-э… заниматься этим на людях?
Грейс слишком гордилась своим счастьем, чтобы испытывать смущение, хотя ей было жаль, что она расстроила тетю Кэтлин. Ей хотелось спросить у нее, все ли ощущают себя святыми, занимаясь любовью, но она не знала, как лучше подойти к столь деликатной теме. Она очень мило принесла свои извинения, подарив Кэтлин чудесную фотографию дома, обрамленную свежесрезанными розами.
— Я знаю, что розы долго не простоят, — сказала она. Но тетя Кэтлин уже простила ее. Зато отношения Грейс с матерью Джефферсона оставляли желать лучшего. Она тоже во всем винила Грейс, эту англичанку с ее злосчастной матерью, и высказала Кэтлин свое недовольство.
— Но я оставлю свое мнение при себе, Кэтлин. Как правильно заметил Джим, чем больше шума ты поднимаешь, тем больше они склонны делать по-своему. Нет, Джим говорит, пусть они и дальше встречаются, но ведут себя прилично, и, разумеется, вскоре все успокоится. Она ведь уезжает в конце лета, не так ли?
Тетя Кэтлин подумала, что Джин Макгроу, несмотря на кажущуюся доброжелательность, была страшной женщиной. Она попыталась предостеречь племянницу, но любовь сделала девушку если не слепой, то глухой. Однако, похоже, спустя неделю миссис Макгроу тоже простила Грейс. Джефферсон устроил пикник, на котором они были только вдвоем. Он заявился к Грейс несколько смущенный, держа в руках походную сумку-холодильник и красно-синий пластиковый коврик. Еще он прихватил с собой пару банок кока-колы и шоколадные батончики, потому что помнил, как Грейс пожаловалась, что скучает по английским сладостям. В сумке лежали сэндвичи и булочки, которые его мать испекла специально для такого случая. Именно эти булочки и внушили Грейс мысль о том, что она прощена. В конце концов, не станете же вы печь булочки для человека, которого не любите? «Кого волнует, что думают об этом старики!», заявил Джефферсон. Вообще-то миссис Макгроу во всем винила «эти злополучные 1960-е годы» и с религиозным фанатизмом желала, чтобы то десятилетие было стерто из памяти людской, как будто его не было вовсе. Сама она, со своим полосатым фартуком и светлыми локонами, уложенными в строгую прическу, навсегда осталась в 1950-х.
Джефферсон и Грейс устроились у пруда на опушке леса. В воздухе висело жаркое марево, и стоячая вода была покрыта мягкой зеленой пеной, которую взбаламутили мелкие насекомые, скользившие по ее поверхности. В такую жару даже насекомые старались держаться поближе к дому.
Поев, они прилегли в тени, касаясь друг друга кончиками пальцев. Воздух пах чистотой и свежестью. Время от времени они обменивались ленивыми замечаниями о том, что жара слишком невыносимая, и ветерок, словно стремясь угодить им, приносил с собой прохладу. В эти мгновения жизнь казалась прекрасной и удивительной.
Но в этом, по мнению Грейс, и таилась опасность. Все хорошее обязательно заканчивается. Счастье существует для того, чтобы жила боль. Она схватила свой фотоаппарат и села.
Когда Финн был маленький, у него была коробочка с «сокровищами». На самом деле это была старая картонка из-под обуви, в которой лежали разные пуговицы, несколько осколков цветного стекла, отполированного морскими волнами, кусочек золотистого янтаря, внутри которого навечно застыло крошечное насекомое, засушенный морской конек, несколько камешков железистого колчедана, похожего по цвету на золото, и еще какие-то безделушки. Как правило, Финн демонстрировал свои сокровища тем, кто ему по-настоящему нравился, а когда ему становилось грустно, он раскрывал коробку и перебирал «сокровища». Грейс попробовала было обзавестись чем-то подобным, и, хотя после всех стараний ее коробочка выглядела намного красивее, внутри лежали точно такие же безделушки, — она не могла отделаться от мысли, что все это сплошные глупости. Спустя много лет, разбирая свои альбомы с фотографиями, где, подобно жукам в коллекции, были пришпилены фрагменты счастливой и беззаботной жизни, она вспомнила о коробочке с «сокровищами» Финна и подумала, что наконец и у нее появилась такая же.
