Безжалостный (ЛП) - МакИнтаер Шерил (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗

Усевшись на столешницу, я радостно наблюдала, как он отбивал две куриные грудки, пока они не стали плоскими и тонкими, как бумага, одновременно готовя тушеные овощи на плите. Он смешал овощи со специями с сыром Фета и завернул всё это в курицу. Я никогда прежде не видела, чтобы такое готовили, но сейчас, когда это запекается в духовке и невероятный аромат блюда заполняет воздух, мой желудок урчит в нетерпении.

Кто знал? Он мастер не только в постели, но и на кухне.

Он накрывает маленький столик на двоих, и я соскальзываю со столешницы, продолжая наблюдать за ним. Его тело такое крепкое, такое твёрдое, что с каждым движением его мышцы выделяются и перекатываются. Это потрясающе. Нет — это красиво. Думаю, что понимаю его одержимость наблюдать за красивыми вещами. Я могла бы смотреть на него всю ночь.

— В шкафу позади тебя винный стеллаж, — говорит он, нарушая тишину. — Не против выбрать бутылку?

Я поплотнее оборачиваю вокруг себя покрывало и открываю дверцу, осматривая его коллекцию. Я хорошо умею сочетать вино с едой. Мне пришлось быстро учиться в пабе. Как правило, курица хорошо сочетается с красным или белым, так что я знаю, что в любом случае не ошибусь. Обычно, всё зависит от предпочтений. Но так как в нашем блюде много овощей, я останавливаю свой выбор на белом полусладком.

Я передаю бутылку Дженсену, и он быстро изучает этикетку, после чего вкручивает штопор и достаёт пробку.

— Ты разбираешься в вине. Как долго ты работаешь в пабе?

Я устроилась туда примерно через неделю после того, как сбежала от своей старой жизни. Три месяца, одна неделя и четыре дня назад.

— Ух, несколько месяцев, я думаю, — сжимаю губы, нетерпеливо ожидая, когда вино успокоит мой участившейся пульс.

— А до этого? — он подталкивает к продолжению, наполняя бокал на половину и предлагая его мне.

Я делаю большой глоток, прежде чем ответить.

— Я писала колонку советов для подросткового журнала.

Он резко встречается со мной глазами, удивленный моим признанием.

— Я не подозревал, что у них такое есть в Огайо.

Делаю ещё один большой глоток.

— В Калифорнии, — поправляю я.

Его взгляд медленно путешествует по моему лицу, будто он что-то ищет. Я допиваю оставшееся вино.

— Так значит ты из Калифорнии?

Я прохожусь дрожащими пальцами по волосам, распрямляю завитки и играю с кончиками, занимая свои руки. Это приближается к черте, которую я не хочу пересекать.

— Если быть точнее, я из Мэна. Переехала в Калифорнию для учёбы в колледже. Осталась работать. Переехала сюда несколько месяцев назад, когда решила, что мне необходимы перемены, — честно, но не открыто. Я втягиваю воздух и продолжаю, уводя разговор от себя. — Фотография, ты зарабатываешь этим на жизнь?

Он прищуривают глаза, не упуская из вида смену темы. Стискиваю зубы, ожидая, что он вернёт меня к ней, но вместо этого, он снова наполняет мой бокал и садится.

— Фотография — это хобби, страсть и одержимость. Мне повезло иметь возможность зарабатывать на жизнь тем, что я люблю. Не говорю, что я — миллионер, но меня всё устраивает.

— Кто их покупает? Что-то вроде порно сайтов?

Он усмехается, явно оскорбленный, но я не уверена, чем именно. Я видела его снимки. Он делает фото обнаженных женщин, поглощенных страстью. Порнография.

— Я продаю эротическое искусство, а не порно.

— В чем разница? — спрашиваю я, потягивая свой напиток, чтобы удержаться от смеха на его раздраженное замечание. Должно быть, ему часто задают этот вопрос.

— Цель, — просто отвечает он.

Я опускаю бокал и складываю руки под подбородком.

— Разве твоя цель состоит не в том, чтобы сделать позирующих сексуально возбужденными?

Он смеётся, качая головой. У него удивительная улыбка, а смех ещё лучше.

— Если они становятся горячими и взволнованными, в них больше силы, но нет, это не является моей целью. Я считаю женщин красивыми. Обнаженная женщина — прекрасна. Обнаженная женщина, раскованная, во время экстаза — это живописно. Это признательность за возбуждение, — он самодовольно улыбается и поднимает бокал, как будто только что доказал свою правоту.

— Но разве искусство не призвано возбуждать каким-то образом? — возражаю я. — Будет ли смысл, в противном случае? Кто захочет смотреть, если при этом ничего не будет чувствовать?

Грудь Дженсена поднимается и опадает с каждым быстрым вдохом, а пульс на шее отчетливо виден через кожу. Он долгое время ничего не говорит, и его обжигающий пристальный взгляд, направленный на меня, заставляет моё сердце биться в два раза быстрее.

Глава 17

Дженсен

Не единожды раз, за свои тридцать лет, я боялся женщины. Но единственная, кто когда-либо близко подбиралась ко мне, вселяя страх — моя мама, и она ушла, — упокой Господи её душу, — больше десяти лет назад.

Прямо сейчас во мне вызывает страх сексуальная, умная, смелая женщина, сидящая напротив меня. Если бы её внешность была единственным, что меня притягивает в ней, то в этот момент, она определенно заставила бы меня поменять своё мнение.

— Да, — наконец соглашаюсь я. — Искусство предназначено для того, чтобы возбуждать эмоции, ты права. Однако, я не считаю сексуальное возбуждение эмоцией. Похоть — это физическое явление. Инстинкт. Основной. Животный. Мои фотографии не предназначены для этой цели. Я хочу, чтобы другие смотрели на то, что я нахожу красивым, и у них перехватывало дыхание. Хочу, чтобы они ценили великолепие в этом мире — во всех формах.

Она прикусывает свой язык между зубами, обдумывая мои слова. Это чертовски сексуально, как ад.

— Это очень важно для тебя.

Я киваю, откидываясь на спинку стула.

— Так и есть.

— Почему?

Ну не это ли вопрос на миллион долларов? Обычно, я люблю всё хорошее. Почему? Не в этот раз. И у меня нет намерения отвечать — по крайней мере, не честно. Мои глаза болят, и я тру их костяшками пальцев.

— Скопофилия, — напоминаю я ей, указывая на грудь и прибегая к лёгкому ответу.

Мы оба замолкаем на мгновение и просто смотрим друг на друга. Она не купилась на мой ответ, я ясно вижу это у неё на лице, но она не решается об этом сказать. И так и должно быть. Я не хочу напоминать ей о том, как она осторожно отвела разговор от себя всего несколько минут назад. Или о том, как я позволил ей обойти эту тему. Каждому есть что скрывать. Она может хранить свои секреты — сейчас — пока не суёт нос в мои.

На плите жужжит таймер, и я использую это, как возможностью отвлечься.

Разложив курицу по тарелкам и наполнив наши бокалы, я занимаю своё место и сразу же приступаю к еде. Смотрю, как Холланд отрезает маленький кусочек и подносит вилку к своему рту. Её челюсть движется, пережевывая кусочек самым гипнотизирующим образом. Это первое место, к которому я планирую прикоснуться своими губами, когда мы здесь закончим. Я собираюсь проделать дорожку поцелуев вдоль её челюсти, вниз к горлу, и зарыться лицом в её груди. Я начинаю твердеть, представляя это.

— Это действительно вкусно, — говорит она, перебивая мои грешные мысли.

— Спасибо.

— Где ты научился готовить?— спрашивает она, рассеянно описывая пальцем круги по краю бокала.

Я вытираю рот и выпрямляюсь. Эта тема намного легче для меня. Готовка даже близко не сравнится с моей любовью к фотографии, но я этим наслаждаюсь.

— Моя мама. После того, как она и мой отец разошлись, когда мне было одиннадцать, она сделала своей целью научить меня готовить. Мой отец не мог приготовить еду даже для того, чтобы сохранить жизнь. Она хотела быть уверена, что я не буду существовать за счёт фаст-фудов, проводя у него летние каникулы.

Холланд прикрывает свою улыбку пальцами.