Целоваться с дьяволом - Гончарова Ирина (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Жизнь в городе текла неторопливо, а если где и бурлила, то в основном в магазинах, пестрящих вывесками о рождественских распродажах. В первый день Пьер провез Светлану по всему Парижу. Краткое знакомство со столицей Франции подтвердило ее детские представления об этом чудесном городе. И Нотр-Дам де Пари, и Елисейские Поля, и многочисленные кафешки, и, конечно, Эйфелева башня — все это неизменно приводило Светлану в восторг. На второй день Пьер решил познакомить ее с французской кухней. Вот тут-то и оказалось, что русский желудок, привыкший к селедке с картошкой, напрочь отказывается воспринимать устрицы и спаржу. Светлану весь день выворачивало наизнанку, в довершение всех несчастий, у нее ужасно болели ноги, так как она решила выпендриться и надела сапоги на шпильке. Ходьба по булыжным мостовым старого города привела к тому, что Светлана без сил приехала в отель и сразу легла спать. Это было тридцать первое декабря, и в девять вечера Пьер должен был заехать за ней, чтобы отправиться в ресторан. Вечером Светлана со стоном натянула те же сапоги — только они подходили к ее вечернему платью. Вот тут-то и выяснилось, что весь центр перекрыт и до ресторана надо идти пешком. А это добрых три километра. Бедный Пьер не ожидал, что такая, с его точки зрения, небольшая прогулка окажется для Светланы невозможной. Короче, добравшись до места, Светлана уже не хотела никакого миллениума, у нее была одна мечта — разуться и вытянуть ноги. А когда им принесли запеченную рыбу, от воспоминаний об утренних устрицах у нее тут же перехватило горло. Пьер заменил заказ, но дурнота не отпускала, и они решили, что лучше обойтись фруктами. Ей так и не пришлось оценить тогда, какое нежное фуа-гра делают в Париже, зато она узнала на собственном опыте, что воруют в Париже не меньше, чем в родной столице. Открыв на выходе из ресторана сумку, она обнаружила, что кошелька и мобильного телефона там нет. Пьер попытался успокоить ее, сказав, что возместит потери, но настроение было окончательно испорчено. В самых расстроенных чувствах Светлана пошла с Пьером на площадь, где давалось световое представление. Там ее захватила толпа. Каскад огней перемежался красивой музыкой, вокруг бурлил водоворот веселящихся людей. Все что-то кричали, взрывались петарды, общее настроение вскоре передалось и Светлане, и она, забыв про больные ноги, веселилась вместе со всеми. Так они и бродили по ночным улицам праздничного Парижа. Еще через час ходьбы по булыжным мостовым они проголодались, но обнаружили, что, несмотря на Новый год, и даже на миллениум, педантичные французы закрывают свои кухни ровно в двенадцать. И прошло еще где-то полчаса, прежде чем они нашли какое-то ночное заведение, где их накормили. После ресторанчика Пьер предложил пойти к Эйфелевой башне, но Светлана к этому времени окончательно замерзла и очень устала. К своему визиту в Париж она сшила очень открытое платье с корсетом, которое теперь давило и мешало при ходьбе.
Пьер, расстроенный столь неудачно проведенным вечером, бросился искать машину. От своей они были очень далеко, но те редкие машины, которые проезжали мимо, ни в какую не хотели останавливаться. Дело в том, что во Франции отсутствует обычай тормозить частника, а такси останавливаются строго на парковке. Светлана сидела на этой парковке со стертыми в кровь ногами, замерзшая, смотрела, как вдалеке светит огнями Эйфелева башня, кругом веселятся французы, и думала: «Черт возьми, гори огнем этот Париж, хочу домой, где рестораны работают до утра, где тачку можно поймать в любом месте, где есть снег, наконец!»
А Пьер лихорадочно стаскивал с себя пальто и на ломаном русском пытался ее утешить. Когда, на их счастье, подъехал наконец таксист, Светлана решила, что на этом, пожалуй, и закончит свой вояж во Францию.
Но следующий день встретил ее ярким солнцем. Пьер позвонил ей в отель где-то в час дня и робко предложил поехать к его маме. Светлана радостно согласилась, и они чудесно провели время. Матушка Пьера, маленькая женщина, похожая на нахохлившуюся птичку, совсем не говорила по-русски, но Светиных знаний вполне хватило для общения (спасибо мачехе и репетиторше Мадлен). За куском домашнего кекса Светлана узнала много интересного о семье Пьера. Ей показалось, что она понравилась его маме, да и сам Пьер уж очень откровенно смотрел на нее. Но и тогда она не смогла ответить на его чувство, она не любила его…
Всю следующую неделю они ходили по магазинам. Света накупила кучу всякой милой чепухи: мягкие тапочки с розовыми помпонами, свечки, красивую сумку Марине, духи Марии Алексеевне, футболку с Эйфелевой башней — сыну, а себе — красивое платье, безумно дорогое, но Пьер договорился о скидке, и ей это платье уступили за полцены. Через три дня они уже прощались в аэропорту. Глядя на нее, Пьер вытащил длинную, бархатную, серую коробочку. На атласной подкладке лежала золотая цепочка красивого плетения с кулоном в виде сердца из горного хрусталя. Светлана ахнула:
— Как красиво!
Польщенный, Пьер надел на нее эту цепочку и тихо прошептал:
— Шарман!
Светлана улыбнулась и поцеловала Пьера, тот долго не отпускал ее из своих объятий. Но пора было уходить. Светлана жалела Пьера, но пересилить себя не смогла. Так закончилась ее первая поездка в Париж… И сейчас, вспоминая ее, Светлана испытывала легкую грусть, словно потеряла что-то, но потом улыбнулась и решила не печалиться — ведь совсем скоро она снова увидит Париж и Пьера.
Она еще долго перебирала картины, решая, что именно ей хочется взять с собой в Париж, а что она оставит на выставку здесь. Наконец она решила отвлечься, протянула руку к пачке сигарет и задумчиво прикурила.
Все в моей жизни было подобно шкуре зебры, и этот благословенный период весьма печально закончился, а виновата в этом была я сама. Я нарушила единственное условие, соблюдение которого Андрей считал обязательным. Я соврала — глупо, по-детски, да еще подставила близкого и дорогого мне человека.
Дело было накануне выпускного, собралась наша тусовка с курсов — за несколько месяцев у нас сложилась веселая компания, и мы весело оттягивались по выходным где-нибудь на природе. Андрей никогда не препятствовал мне, так как понимал, что не может уделять мне много внимания. Ему постоянно надо было куда-то уезжать по своим делам, мне было скучно, и он был только рад, что я нашла себе друзей. Единственное, что его раздражало, это когда я возвращалась пьяная.
— Пойми, киска, — объяснял он мне, — хуже пьяной бабы только пьяный мужик. Это тебе понятно? К тому же ты не отвечаешь за свои действия, и может случиться беда!
— Я больше не буду, — обещала я, но потом такие разговоры повторялись снова.
Андрея я любила неистово. Когда он прикасался ко мне, все во мне вспыхивало и рвалось к нему навстречу. Он разбудил во мне чувственность. Теперь уже я сама проявляла инициативу и упивалась каждым моментом близости с ним. Андрей никогда не отказывал мне, и я привыкла, что он всегда со мной. Но Роман по-прежнему оставался для меня недосягаемой мечтой. Мне очень, очень хотелось быть с ним — эта навязчивая идея не оставляла меня ни на минуту. На какие только ухищрения я ни пускалась: подгадывала общее дежурство, одалживала ему свои краски, доставала дефицитные вещи. Но добилась я только дружбы. Как женщину Ромка меня не воспринимал, и это было тем более обидно, что я уже была женщиной и знала, что могу доставить любимому мужчине наслаждение. Он же упорно не желал этого замечать и постоянно — о ужас! — делился со мной своими амурными переживаниями.
— Светик! — говорил он. — Ну что мне делать, Аленка опять дуется, а я так хочу пойти с ней в кино?
И я, сцепив зубы, шла к Аленке и убеждала ее пойти посмотреть с ним французскую комедию, и таких, Ален, Маш, Кать у него было немерено. Злата дико ревновала Романа ко всем подряд, но вида не показывала.
— Пускай перебесится… — говорила она.
— Ром, а что для тебя идеальная женщина? — спросила я его как-то.
— Она должна быть сексуальной, — мгновенно ответил он и, подумав, добавил: — И нежной.
