Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила (книги онлайн полные версии бесплатно .txt, .fb2) 📗
Поэтому Айвар сразу написал Даниэлю, или, как он звал его на африканский манер, Данэ, с просьбой оформить для него частное приглашение и временно приютить у себя на Богатырском проспекте, где друг по сей день жил вместе с матерью. Отцом Даниэля был эфиопский хирург, а мать — коренная петербурженка, операционная медсестра. Их семьи всегда дружили, потом отец Даниэля уехал работать на родину, а мать отказалась следовать за ним, но с семьей Айвара осталась в добрых отношениях.
Товарищ очень обрадовался грядущему приезду Айвара. Бюрократические процедуры требовали определенных энергозатрат, но он согласился помочь другу и заодно сообщил, что есть отличный вариант с трудоустройством на первое время. И когда Айвар наконец прилетел в Петербург (Нерина не смогла его встретить из-за каких-то неотложных дел в институте), друг приехал за ним на собственной потертой, но остающейся предметом гордости иномарке. После африканских бурных объятий и обменов «пятерками» Даниэль взял свой обычный насмешливо-добродушный тон:
— Нет, ну тебя реально не узнать, Иви! Что ты на себя навешал-то? Ты где тут в таком виде собрался гулять?
— А ты не умничай, — в подобной манере отозвался Айвар, слегка пихнув приятеля в плечо. — Хочу это носить и буду, такой вот я дикарь, которому без стеклянных бус жизнь не мила. К тому же, уши я проколол еще в школе, если ты помнишь.
— Да уж, и влетело же тебе тогда, — подтвердил Даниэль и просиял совсем по-детски. — А на шее у тебя что?
— Это? Ну, называется красиво — абиссинская хагения, ритуальный цветок, который когда-то использовали для обрядов очищения души. На самом деле очищать он действительно умеет, только в другом смысле, а в Эфиопии часто едят зараженное какой-нибудь гадостью мясо. Но я, когда подался в Аддис, был молоденьким придурком и мало что знал, а в этом возрасте пацан, отбившийся от рук, будет экономить на еде, но накопит на тату-салон.
— Зачем?
— Чтобы пару дней ходить гордым, а потом опомниться: на кой она мне? Самому смешно вспомнить...
— Ясно, выпендриваться ты всегда умел, — заметил друг. — Но до чего же я тебя рад видеть! Тут ведь из наших больше никого и не осталось, все разъехались кто куда — одни вслед за родителями, которые решили карьеру на Западе продолжить, другие сами подались на учебу или на заработки. Но вот в Эфиопию только тебя забросило! Я, честно говоря, не надеялся, что ты оттуда живым вернешься. Жаль, что Найляшка из Москвы тоже уехала, тебя не дождалась...
— Это ты о ком?
— Что значит о ком? Ты чего, прикалываешься? Да о Налии Мэхдин, у которой родители из МИДа. Будто не помнишь? Она же всегда по тебе сохла, сколько мы были знакомы. И чем ты только ей приглянулся, не пойму! Сейчас-то, наверное, сама уже замужем за каким-нибудь послом или министром.
— Да ну тебя! Налия... Помню я ее, конечно, но смутно, как все прошлое, слишком уж много воды утекло. Я сам не знаю, что она во мне нашла, но сейчас я бы ей точно разонравился, так что дай ей бог счастья, — сказал Айвар, слегка нахмурившись. — Но вообще-то я сюда к девушке приехал, если ты еще не забыл, так что это все равно значения не имеет.
— Да поглядим еще, что там за девушка. Надеюсь, ты теперь надолго?
— Не знаю, Данэ, время покажет, а в Африке привыкаешь жить настоящим в самом паскудном смысле — в том, что будущее может и не наступить. Так что она, эта наша историческая родина, только в поэзии такая прекрасная и загадочная...
— Да забей ты на это навсегда, друг, — сказал Даниэль и ободряюще потрепал его по плечу. — Ты же счастливчик, другие там навсегда останутся, а ты вырвался. Так что давай, налаживай теперь жизнь. Поехали к нам, мать дома ждет — само собой, с хлебом-солью, в русских традициях!
— Кстати, я об этом и хотел сказать, — поспешно ответил Айвар. — Ты не думай, я на вашем иждивении жить не собираюсь. С работой только помоги, тогда я за себя смогу сам платить, а потом и родне надо будет прислать, в благодарность. Неудобно вас обременять, но на съем пока денег нет — я там, как ты догадываешься, немного за эти годы настриг.
— Да какое там обременять, и думать забудь! Наоборот, ты мне сейчас ой как пригодишься! Сейчас по дороге расскажу, какая тут у нас движуха.
Айвар больше десяти лет видел друга только на присланных по интернету фото и только теперь заметил, как тот изменился со школьных лет. У него, в отличие от акварельного, хоть и более темного Айвара, внешность имела крепкий оттенок южного мужского обаяния, написанного сочной масляной краской и такого опасного для женщин.
Оба парня унаследовали природную красоту эфиопов, но у каждого она была своей — у Даниэля брови были безмятежно плавными дугами, нос, щеки и подбородок имели уютную, сдобную округлость, а взгляд при глазах чуть навыкате был томным и расслабленным. У Айвара же брови пролегали резкими прямыми стрелами, нос имел почти римскую форму, скулы четко прорисовывались. И он всегда смотрел с легким прищуром, но ясно и внимательно.
И тот, и другой отличались высоким ростом, физической силой и статью, но если Айвар всегда был, по его выражению, «с формами» и нисколько этим не тяготился, то его друг тщательно следил за красотой пресса. Как и многие темнокожие молодые люди, Даниэль любил легкие цвета в одежде, подчеркивающие природный оттенок, и даже мелировал свои роскошные кудри. Так что Айвар без вопросов понял, что личная жизнь у друга все эти годы была весьма насыщенной.
Предложение по работе в самом деле было заманчивым. Пока они ехали на север города, Даниэль поведал, что клуб, в котором он сам сейчас работает арт-менеджером, ищет человека для рекламы и промоакций на мероприятиях. А поскольку заведение имело модную в Питере этническую направленность, Айвар со своей, как сказал Даниэль, экстравагантной внешностью мог стать просто находкой. К тому же, пока он не получит вид на жительство, здесь позволят работать внештатно.
— Но ты понимаешь, оплата будет зависеть от труда, так что придется попахать, — заметил Даниэль. — Это только звучит так: клуб, творчество, а на самом деле конвейер еще тот. Но знаешь, пока в молодости есть силы, их надо тратить. На старость-то все равно их отложить не сможем!
Айвар заверил:
— Что надо пахать, я и не сомневаюсь, иначе что мне тут делать? Не беженца же из себя изображать. Ты мне только скажи: каких-нибудь левых услуг в этом клубе не предусмотрено? Никто «уединиться» не захочет? А то я в Эфиопии этого уже наелся по горло.
— Да ладно? — тут Даниэль даже отвернулся от дороги и внимательно посмотрел на него. — Ты?.. Ну дела...
Однако он сразу тактично свернул неприятную тему и успокоил друга, что здесь ничего подобного не предвидится. Вскоре они приехали к Даниэлю домой, и его мать встретила Айвара с трогательной душевностью. Конечно, все это время он думал о Нерине и опасался, что в ее доме столь же теплого приема ему не окажут.
Когда они наконец встретились, девушка сказала ему, что все в порядке и вскоре родители непременно пригласят его в гости. Пока в свободное время (работа у Айвара была посменной), Нерина предложила ему осмотреть город и познакомиться с ее немногими товарищами.
Преобразившийся Петербург поразил Айвара после стольких лет отсутствия. Весь парадный фасад города, окрашенный в пастельные тона зданий, был испещрен отблесками витрин, но и серые рубленые черты окраин мерцали огнями торгово-развлекательных центров у метро. Айвар сразу обратил внимание на то, что почти на любой улице красовалась яркая будочка с помпезным кофейным меню, а в центре подобные заведения были на каждом шагу. Когда у него завелись собственные деньги, он уже мог приглашать Нерину провести время в какой-нибудь кофейне, но местные вычурные напитки, «с лепестками роз и лавандой», с рисунками на кофейной пенке и стаканчиками из печенья и вафель, его откровенно забавляли. Они не шли, на взгляд Айвара, ни в какое сравнение с крепчайшим эфиопским напитком с оттенком чистого, как природный алмаз, шоколада — он любил разводить его прямо в чашке вместо сахара.
