Палитра счастья (СИ) - Сергеева Оксана (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Она сняла босоножки и пошла босиком, зарываясь ступнями в тёплый песок. Встала перед бушующим океаном. Пенистые волны накатывали на берег, вылизывая его. Она подошла ближе. Ноги утопали в вязкой мокрой прохладе песка цвета слоновой кости. Бурлящая вода захлёстывала, приливая и вновь отливая. Ветер рвал на ней платье, растрепал волосы. Она помогла ему, вытащив китайскую шпильку и позволить волосам совсем растрепаться. Но словно в противовес, на душе становилось спокойнее. Она десять раз прокрутила в голове разговор с Селестой. Её фразы, наполненный двойным смыслом, никак не давали Эве покоя.
Что-то не давало ей покоя…
Даже интонация, с которой Сел говорила. Потом она поняла что волнует её. От этого осознания стало жарко.
Ревность. Именно ревность она ощутила.
Что-то в выражении… В нескольких предложения, сказанных, казалось, обычным тоном. Но пара ярких ноток не укрылись от Эвы. Парочка ярких штрихов. Они очень выделялись и их нельзя было не заметить. Она уловила это. Прочитала между строк.
И это колючее чувство… Будто Селеста знает про него больше чем она сама. Будто между ними есть что-то… Какая то особая близость… Понимание…
Эва не хотела этого. Даже этого. Не хотела делить его с кем-то. И не важно, что она была уверена в отсутствии между ними интимных отношений. При мысли об этом она готова была упасть в обморок или забиться в истерике. Точно бы перебила всю посуду в доме. И ей бы не ограничилась. В доме было полно панорамных окон и стеклянных стен. Она отвергала эту мысль, потому что даже мысли вытерпеть не могла.
У него не должно быть никакого понимания ни с кем кроме неё. Никакой душевной близости. Никакого особого отношения ни к одной из женщин. Кроме разве что матери.
Она разозлила себя. Своими мыслями она привела себя в совершенно другое состояние. Превратила из испуганной нежной лани в фурию.
Пора заканчивать прогулку. Уже совсем стемнело. Эва обернулась и бросила взгляд на дом. Только фонари горели на территории, света в окнах не увидела. По крайней мере, на той стороне дома, какая была представлена её взору. Она заметила, что фонари были расположены так, что свет их не бил в окна.
Нет, она не собиралась ругаться с ним. Совсем нет.
Вернувшись на пирс, Эва быстро сполоснула ноги в воде и надела босоножки.
— Нагулялась?
Она вздрогнула всем телом. Не думала, что он спит, но не ожидала, что он будет поджидать её тут в гостиной. Глаза ещё не привыкли к темноте комнаты.
— Да, — не знала нужен ли ему ответ, судя по интонации. Но подтвердила его слова.
Потянулась и отстегнула ремешки босоножек. Скинула их. Не очень приятно находиться в мокрой обуви.
— Прекрасно, — сказал он язвительно и встал с дивана.
Лучше бы он сидел. Поднявшись, он сразу перепрыгнул несколько стадий их разговора, выдал свою агрессию, принимая позицию доминирования и подавляя её.
— Почему..? — спросил. Остановился перед ней. В нескольких шагах.
Если он так разговаривал с подчинёнными, то она понимала, почему они то бледнели, то краснели. Сама чувствовала себя так же. Он сказал только слово, но от одного его тона начало потряхивать. Сразу вспомнился разговор в Нью-Йорке.
— Что почему? — сразу выбило из колеи. Его манера вести разговор… Выдаёт незаконченные предложения, а дальше сама догадайся, что именно он хотел узнать, ещё и оправдайся перед ним. Знакомо. Она не хотела реагировать, но не могла справиться с собой.
— Почему, чтобы вызвать у тебя хоть каплю смирения мне обязательно нужно наорать на тебя, Эва?
Ну, вот… Наконец он поднял тон. И очень поднял. Пусть уж сразу проорётся.
Она прошла мимо него. Ступни коснулись ковра: приятное тёплое ощущение после мокрых босоножек. Она села на подлокотник дивана и пошевелила ногами, скользя ногами по мягкому ворсу. А таком положении всё же лучше, чем стоять перед ним. А коленки и так подрагивают. Совершенно дурацкое состояние. И желудок свело в неприятном предчувствии.
— Я спросил тебя утром, собираешься ли ты сегодня куда-нибудь, — говорил он с нажимом. — Ты сказала, что нет! Ты сказала, чётко и ясно, что никуда сегодня не собираешься!
— У меня изменились планы. Мне понадобилось уехать.
Хорошо, что он не может толком разглядеть её. Она с трудом владела собой. Не хотела чтобы голос дрожал, поэтому говорила с паузами, чётко выговаривая слова. И наверное, хорошо, что и она не совсем различает его лицо. Включить свет ей не приходило в голову. Так намного лучше. Темнота скрадывает его свирепое выражение, придаёт мягкость чертам. Она и так прекрасно их помнит и лишнего напоминания ей не нужно.
— Неужели трудно было позвонить и сказать, что ты куда-то собираешься? Я послал бы Билли! Он бы тебя целый день катал по всему Майами! — продолжал он в том же тоне.
— Я… Я не хотела тревожить тебя… — она сказала правду. Не хотела тревожить его из-за такого пустяка. Он мог даже не узнать, что она куда-то уезжала. Он и не должен был знать об этом.
— Тревожить? — переспросил он. — Тревожить, Эва? — ещё раз издевательски. — А потом ты меня не потревожила?!
— Не кричи! — она не могла его выдержать. — Так вышло. И Симон не виноват. Не его вина в этой аварии, — будто приросла в месту, где сидела. Хотела нормально поговорить и всё сказать ему, но слова куда-то пропали. Она вообще с трудом находилась, что ответить.
— И что? Эва, мать твою! Ну, что ты творишь? Я могу купить тебе целый автосалон и водителей на каждый день недели! На все семь дней! Но ты носишься по городу с этим… — он замолчал. Прервался, чтобы не произносить вслух это неблаговидное слово. — …с Симоном!
— Я не хотела! Ну, я же не специально всё это устроила! — отчаянно выкрикнула она, чувствуя, что голос задрожал.
— Нет. Если бы ты устроила это специально, я бы сам тебя прибил, не дожидаясь, пока ты погибнешь в аварии или ещё куда-нибудь вляпаешься!
— Что ты такое говоришь… — выдохнула.
Попыталась взять себя в руки. Ведь она хотела сказать ему совсем не то. Совсем другое. И о другом думала на берегу. Но он взял всю партию на себя, и она могла лишь вставлять пару слов. И даже чувствовала, что и этого не нужно. Он всё решил. Просто высказывался. Ставил её в курс дела и не собирался внимать её оправданиям.
— А что мне сказать, чтобы до тебя дошло? — он немного отступил. Совсем немного, — Ты меня сегодня чуть до инфаркта не довела, Эва.
Почему-то стало приятно, хотя и ничего хорошего он не сказал. Но так огорчённо это прозвучало. Так искренне.
— Прости, пожалуйста. Я знаю, что ты волновался. И переживал… Я знаю… Я не хотела… Правда… — если бы он только смягчился. Но вся его поза выдавала недовольство и напряжение. Она побоялась двинуться с места. Не стала к нему подходить. Только следила за его малейшими движениями.
— Знаешь? — снова издевательски переспросил он. — А мне кажется, что ты ни черта не знаешь. Даже не догадываешься. Ты думаешь, я ради развлечения таскался с тобой в больницу и выслушивал весь этот бред?
— Я… Почему бред?
— Да потому что и половины не понимаю, что мне сказали! Но мне это нужно! Мне это, действительно, нужно! Потому что я не знаю, как реагировать на тебя! Ты то плачешь, то смеёшься… то орёшь, то из тебя и слова не вытянешь. А я просто не знаю, как на это реагировать! Иногда мне кажется, что ты специально выводишь меня из себя! Старательно идёшь к своей цели!
Она почувствовала свою вину, потому что во многом был прав.
— Да, я бываю неправа. Я признаю… И не оправдываю себя
— Ничего хорошего в этом нет. И никаких оправданий мне не нужно. Мне другое нужно, Эва. Другое, — последнее слово произнёс по складам.
Она молчала. С замиранием сердца следила за его движениями. Улавливала малейшие изменения интонации. Отслеживала, как меняется его настроение.
— Если ты ещё не поняла, то я могу тебе помочь. Могу объяснить, что такое семья, состоящая из двух человек. Пока из двух, хочу напомнить. Я понимаю, ты росла в неполноценной семье. Ты просто не знаешь, каково это… отношения между мужем и женой… мамой и папой. Я же, наоборот, рос в полной семье… рос в любви и счастье. И совсем не идиот, не хотеть того же для себя в своей собственной. Я совсем не идиот, Эва… И будучи единственным ребёнком достаточно эгоистичен, чтобы не позволить такого к себе отношения, какое позволяешь себе ты, — он уже не кричал, но говорил резко. Очень резко. Словно бил словами. Эффект ничуть не меньший, как если бы он орал на неё.
