Небесные девушки - Глэмзер Бернард (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

— Ты с ума сошла? Вечернее платье, чтобы пойти съесть гамбургер?

— Именно так, — подтвердила Донна и обратилась к Альме: — У тебя есть вечернее платье?

— Ну конечно, — вскинула она голову.

— Ползи в него.

— Слушай, Донна, — начала я; она угрожающе повернулась ко мне и сказала:

— Если ты не перестанешь сердить меня, то я поколочу тебя, так вот. Нет правила против еды, не так ли? А если мы пойдем есть, мы должны соответственно одеться, не так ли? Так что поживей, беби, потому что я даю вам только пятнадцать минут, чтобы принять боевую окраску. Понятно?

Если бы кто-нибудь спросил мое мнение, я бы сказала, что это невозможно. Но провозглашаю во всеуслышание: девушка может успеть поверхностно вымыться, переодеться, напудриться, надеть серьги, все это проделать всего за шестнадцать минут, причем вместе с другими двумя девушками, которые все это время постоянно крутятся под ногами. Вам необходима определенная движущая сила, и в нашем случае такой движущей силой явилась Донна Стюарт, которая ежесекундно вопила на нас, потому что она подозревала, что упадет замертво от острого голода прежде, чем мы дойдем до лифта. Она упустила свое призвание, эта девица. Она должна была работать надсмотрщиком у фараонов, когда они строили пирамиды. Аннетт и Джурди сидели на моей кровати, наблюдая за нами. Они не произнесли ни слова. Они только смотрели. Осмелюсь сказать: это была самая дикая сценка, какую они когда-нибудь видели в своей жизни.

Я должна признать, мы выглядели весьма презентабельно. На мне — небольшой золотой костюм, купленный, у Лорда и Тейлора, и золотые башмачки. На Альме — что-то совершенно потрясающее из черного кружева с огромной красной розой на груди; своим великолепием она едва не ослепляла вас. А Донна была просто ходячей мечтой в непостижимом платье — я не могла сообразить, как это было все надето, ее платье было таким тонким — в мягком фантастическом цвете, который я могла описать как туманный испанский мох или старая паутина. Все в мире было сделано для ее фигуры, для ее зеленых глаз и ниспадающих красных волос.

— Донна! Откуда такое изумительное платье? — воскликнула я.

— Чиапарелли, — сказала она. — Экспромт. Что-то вроде этого.

— Для маленькой деревенской девочки из Нью-Гэмпшира ты явно знаешь, как себя вести, — заметила я. — Разве ты мне не говорила, что никогда не была в Нью-Йорке? Как ты умудряешься заказывать такие платья в лесной глуши? Через каталог Шира, Робека?

— Я нашла его у Файлина в Ба-а-астоне, — ответила она.-Ты слышала когда-нибудь о Ба-а-астоне? Кто видел мой кошелек? Где мой кошелек?

Он был на ее постели.

Она села и открыла его, и перевернула его так, что содержимое вывалилось, включая тридцать центов, несколько монет по десять центов, три монеты по двадцать пять центов, два бриллиантовых кольца и рулон банкнотов размером с кулак.

— Донна! Вот это деньги! — воскликнула я.

— Именно их я и искала, — сказала она. — Нам же нужно будет заплатить за ужин. Думаю, брать все не обязательно?

— Чтобы громко крикнуть, сколько у тебя в этом рулоне?

— Тысяча двести долларов, — сказала она.-Мой старик дал их мне утром как прощальный подарок. — Она вытащила одну стодолларовую бумажку и засунула ее в маленький серебряный вечерний кошелек, который держала в руках. — Этого должно хватить, не так ли?

— Я надеюсь, малыш, — сказала я. Я прикинула, что это будет веселая ночка и я не обойдусь одним чеком, так что я предусмотрительно положила семь долларов и пятидесятицентовую монету в кошелек. У Альмы, как я и подозревала, оказалась бумажка в один доллар, надежно приколотая большой безопасной булавкой где-то возле пупка. И я не думаю, что кто-нибудь из нас был скрягой. Я имею в виду то, что все мы получали свои сорок пять долларов в неделю минус пятнадцать за жилье и минус некоторые другие вычеты; и сколько же вы можете ассигновать на гамбургер в таких условиях? Сразу стало очевидным, что Донна относится к тем людям, которые не имеют ни малейшего представления о деньгах. Двадцатидолларовая бумажка, или пятидесятидолларовая, или стодолларовая для нее были едины: просто банкноты, просто деньги, просто то, что правительство печатает для того, чтобы ей не нужно было тащить сундук с монетами, когда она поедет в Бостон к Файлину.

Альма спросила:

— Мы идем? Или мы не идем?

— Мы идем, — сказала Донна. — Аннетт, милая, окажи милость. Сложи эти вещи обратно в мою сумочку, хорошо?

Аннетт слезла с постели.

— Но ты же не можешь оставить все эти деньги разбросанными вокруг, Донна. Все эти кольца.

— О, не беспокойся, — сказала Донна.

— Я спрячу твою сумочку в шкафу, -сказала Аннетт.

Донна засмеялась:

— О'кей.

— Минуту, — сказала Альма. Она выбрала одно бриллиантовое кольцо, надела его на средний палец правой руки, критически осмотрела и обратилась к Дойне: — Ты не возражаешь? Я надену его сегодня?

— Конечно. Пожалуйста.

Мы вышли к лифтам, и несколько деревенщин с бигуди и в плащах, чтобы прикрыть их наготу, посмотрели на нас обалдевшими глазами. Бедные растрепы: студентки-стюардессы принимались за свою черную работу.

Сказать по правде, мы никак не дискредитировали школу по подготовке стюардесс. И то, чего раньше я специально не отметила, — мы занимали весьма значительное место в пространстве. Я носила трехдюймовые каблуки. Альма, у которой был примерно мой рост, пять футов семь дюймов, носила четырехдюймовые шпильки, и то же самое Донна. Добавьте четырехдюймовые каблуки девушке, рост которой почти пять футов девять дюймов без каблука, и вы получите что-то весьма заметное.

Бой-лифтер побледнел, увидев нас. На этот раз никаких улыбочек, о нет. Мы возвышались над ним на пятнадцать футов, и если бы он допустил малейшую провокацию по отношению к нам, мы могли сразу же вправить ему мозги. Мы больше не были комическими персонажами, которых держали от греха подальше на четырнадцатом этаже. Мы были леди. У нас было достоинство. Мне хватило нескольких секунд подумать об этом, пока лифт спускался. Было почти невероятно, что я приехала сюда из помойного ящика — когда? — всего несколько часов назад. Томпсон, помидор с Вашингтон-сквер. И вот я здесь, одетая как девушка, пахнущая как девушка, чувствующая как девушка, мечта, мечта, мечта, идущая съесть свой первый гамбургер в отеле «Шалеруа» в Майами-Бич. Это было великолепно. Мне казалось, что радуга заиграла вокруг моей души.

Лифт остановился, двери мягко открылись, мы шагнули вперед, и — эй, быстро! — произошло то удивительное, о чем пишут в рекламах. Это было наше общее переживание, разделенное между нами тремя: мы почувствовали, что воздух наэлектризовался, глаза повернулись, мы услышали жужжание от шепота комментариев. Все, кого я видела перед собой, были мужчины. Весть о том, что на четырнадцатом этаже находятся сорок отборных женщин, должна была распространиться, и вот мы здесь, три типичных экземпляра. Мне хотелось повернуться и убежать.

Затем тут же, откуда-то из этой пульсирующей атмосферы, материализовался мистер Максвелл Куртене: в черном пиджаке, черном жилете, полосатых брюках, с лицом Цезаря, с тонкими белыми руками. Он не был мужчиной, над которым можно посмеяться. Он был достаточно сильным, и вы должны были уважать его. Но он был ниже ростом, чем я предполагала, примерно пять футов шесть дюймов. Он смотрел на меня и улыбался. Он смотрел на Альму и улыбался. Потом он посмотрел на Донну, как если бы она пронзила ему сердце.

Несомненно, я должна была быть готовой к этому.

— Леди, — обратился он к нам, — что я могу сделать для вас? — Но сказал он это Донне, и я подозреваю, что, говоря это, он раскачивался на носочках, как будто пытался вглядеться прямо в ее глаза.

Она с придыханием произнесла:

— О, мистер Куртене, мы с четырнадцатого этажа, подготовительная школа…

— Вы не обязаны говорить мне об этом. Я вижу. Позвольте мне выразить, как я счастлив, что вы — здесь, с нами; это честь для нас, что мы имеем возможность участвовать… — Он был так возбужден, что хотел произнести свою речь с начала до конца.