Молодость без страховки - Богданова Анна Владимировна (читать полную версию книги txt) 📗
– О! Это неудивительно! Мистер Баскервиль поражён вашей красотой! – искренне воскликнул Феофилакт.
– Да ну что вы! Господь с вами! Какая уж теперь красота! Ничего не осталось! – Аврора Владимировна вздохнула с печалью и поспешила продолжить повесть свою, поскольку комплименты последнее время не приносили ей радости – скорее конфузили, да и только. – Вскоре муж мой начал пить, а уж когда я своими глазами увидела, как он изменил мне, то развелась с ним, забрала дочь и ушла жить к матери. Терпение моё лопнуло! – с горечью воскликнула мадам Дроздомётова, а сэр Джон понимающе закивал головой.
– Мистер Баскервиль поражается, как можно изменить с кем-то такой очаровательной, умной женщине! – ввернул Щёткин.
– Спасибо, спасибо вам, дорогой, за поддержку, – кротко сказала Аврора Владимировна. – Трудное было время. Всё на меня сразу навалилось – и развод, и на работе, в гостинице, проблемы... Оклеветали меня, сэр Джон, ох как гнусно оклеветали! – и она с чувством незаслуженно поруганного собственного достоинства покачала головой. – Меня обвинили в воровстве. Но, в конце концов, правда восторжествовала – истинную виновницу нашли. Я же уволилась по собственному желанию и уже через день устроилась на новую работу в представительство одной из республик, некогда входящих в состав Закавказской Федерации. Мне помог туда устроиться Фазиль Маронов – знаменитый, талантливейший певец, который долгое время жил в гостинице на этаже, где я дежурила.
– Сэр Джон спрашивает, не тот ли это Маронов с чудным, просто потрясающим баритоном, что приезжал в 1977 году в Лондон с концертами?
– Да, да, наверное. Он был очень, очень знаменит в то время.
– Мистер Баскервиль говорит, что когда он пел после концерта в ресторане для кучки избранных людей, в числе которых сэру посчастливилось быть, то от силы голоса певца дрожали стёкла в окнах, хрустальные люстры на потолках и бокалы на столах! Вот что это был за голос!
– Да, да. Сдаётся мне, что мы говорим об одном и том же человеке, – подтвердила мадам Дроздомётова и закончила свой многочасовой рассказ тем, что в этом самом представительстве, куда ей любезно помог устроиться знаменитый Фазиль Маронов, в неё без памяти (и что самое удивительное – с первого взгляда) влюбился заместитель посла – некий Эмин Ибн Хосе Заде. И если для нашей героини любовь всей жизни заключалась в Вадьке Лопатине, то для зампреда Эмина Хосе не только любовь, но и вся жизнь, весь смысл существования стал содержаться в ней, двадцатипятилетней Авроре. – На этом, собственно, я и остановилась во втором томе своих мемуаров. В третьей книге читатели узнают о моей новой жизни: о новой работе, новой квартире, новых знакомствах и поклонниках. Впрочем, зачем я вам это рассказываю? – удивилась мадам Дроздомётова. – Напишу, и прочитаете, а то неинтересно будет!
– Вы потрясающая, просто потрясающая женщина! Неповторимая! Таких, как вы, больше нет! И судьба... Какая у вас интересная жизнь, говорит сэр Джон. Он изумлён, восхищён, поражён! Он очень хочет помочь вам, Аврора Владимировна!
– Я тронута, – растаяла мадам Дроздомётова, сердечно пожав руку мистеру Баскервилю. – Вот уговорите Ариночку поехать с вами в Лондон, и душа матери наконец-то обретёт покой!
– Это само собой разумеется, утверждает сэр Джон. Арину Юрьевну он непременно убедит отправиться с ним – для этого он останется здесь ещё на день. Но мистер Баскервиль желает помочь непосредственно ещё и вам.
– В чём же? – растерялась наша героиня, а Щёткин принялся переводить эмоциональную речь англичанина.
– Сэр Джон предлагает вам издать мемуары в Лондоне, естественно, переведя их на английский язык. Ваша история крайне заинтересовала его, и он понимает, что то, о чём вы рассказали сегодняшней ночью, лучше не слушать, а читать. Он просит дать ему ваш телефон. По приезде в Москву мы с вами свяжемся, оформим передачу текстов у нотариуса, а уж потом сэр Джон будет сам заниматься их продвижением у себя на родине под вашим чутким руководством посредством международной телефонной связи или электронной почты. У вас есть Интернет, Аврора Владимировна?
– Нет.
– Ну и не страшно. Это дело поправимое, – успокоил её толмач. – Договорились?
– Насчёт Интернета?
– Нет, по поводу издания ваших книг в Англии?!
– Конечно! Но...
– Что «но»? – с опаской спросил Щёткин.
– Мне не верится, что они будут там напечатаны. Сами посудите: если моя жизнь не интересует соотечественников, то чем же она заинтересует англичан?
– Ещё как заинтересует! – вдохновенно прокричал Феофилакт. – Если за дело берётся мистер Баскервиль, то ваши книги не только привлекут к себе внимание англичан, но и гондурасцев с сингапурцами! – заявил он и разразился диким хохотом, видимо, от собственного остроумия.
Сэр Джон неожиданно вскочил со стула, затряс сначала правую руку нашей героини, потом левую, засим обе сразу, после чего, забыв обо всех приличиях, поднял писательшу за локотки и принялся с характерным для русского человека размахом и широтой натуры смачно целовать её в раскрасневшиеся, словно отполированные щёки, приговаривая:
– Сенькью! О! Сенькью!
Мистер Баскервиль ещё долго лобзал ланиты мадам Дроздомётовой, то шепча, а то и выкрикивая, судя по всему, слова благодарности, умиления и восторга в адрес новой своей знакомой. И неизвестно, сколько б это продолжалось, если бы в буфете неожиданно не раздался оглушительный грохот...
Взгляды бодрствующих моментально обратились к незаметной доселе спящей на самодельном ложе Бубышевой.
Начало светать, когда произошло неминуемое – то, что непременно должно было произойти. Стулья не выдержали тяжести и ёрзанья Вероники Александровны – разъехались в разные стороны, в результате чего покинутая в 1992 году любимым мужем Ларионом женщина грохнулась на пол, ударившись своим многострадальным, перенёсшим издевательство липосакцией животом.
– Что такое? И где это я? Где? – подняв голову, испуганно вопрошала она.
Наша героиня, чувствуя себя ответственной за жизнь неуклюжей приятельницы, поскольку именно она, Аврора Владимировна, пригласила её на премьеру, подскочила к Бубышевой первая и принялась, как на перроне, тянуть её за руки, дабы та обрела твёрдую основу под слоновьими ногами. Вслед за ней к Веронике Александровне подлетели сэр Джон, Арина, Щёткин и Остап Ливонович.
За окном брезжил рассвет. В проёме меж трёхэтажным кирпичным домом, где жила Арина, и кособокой чёрной избой далеко-далеко за городом тянулась узкая расслоившаяся надвое полоса нежно-розового цвета, словно кто-то намял в миске клубнику со сметаной, взял кисть и мазнул ею небрежно по небу...
...Дед Степан показался из-за стола, приглаживая свою всклокоченную, запутанную бороду, через минуту появилась и отёчная, заспанная физиономия поломойки-билетёрши. Вскочив на ноги, как по команде, они принялись стрелять глазами по грязным тарелкам, пустым гранёным стаканам и опорожнённым бутылкам в надежде опохмелиться.
– Ничего, – с огромным разочарованием тоскливо констатировала актриса-поломойка.
– Всё вылакали, гады! – с необузданной злостью на всех и вся прохрипел Степан.
– Пошли к бабке Рыбохвостихе, может, у неё есть, – молвила билетерша, слабо веря в собственное предположение. У вчерашнего Фамусова моментально загорелись глаза, он вскочил на ноги, подхватил подругу свою, и они, окрылённые зародившейся надеждой, вылетели из театра.
Бубышева ревела во весь голос. И не столько от боли, сколько от обиды на бывшего мужа:
– Ы-ы-ы! Хр-р, х-р! – заливалась она, приговаривая. – Вот объясните мне, люди добрые! Ну почему он от меня ушёл? Чем я ему плоха была? Ведь двадцать лет прожили душу в душу... А как он меня любил! Аврор! Ты знаешь, как он меня любил! Готовил сам! Даже огурцы с грибами консервировал! Да что там говорить! – трусы мои стирал! А-а-пчхи! Не вру! Помню, отдыхали мы с ним где-то в Подмосковье, так он нашёл берёзку одинокую в поле и ножичком перочинным вырезал на ней сердце, пронзённое стрелой, а под ним подписал: «Ларик плюс Верик равно любовь навсегда-а-а-а...» – и Бубышева безутешно заплакала. Наревевшись, она, утирая слёзы, задала то ли самой себе, то ли всем присутствующим свой обычный, ставший уже риторическим вопрос: – И что же всё-таки произошло в девяносто втором году?
